Владислав Шурыгин - Русский капитан
…Букреев старался не смотреть на меня.
— И вот в той колдобине поставили. — Словно бы не замечая его подавленного состояния, деловито сказала женщина, подойдя к следующей залитой водой яме…
Через час группа вернулась к своим. В руках сапёры тащили четыре мины. За улицей до утра остались наблюдать пулемётчики.
В расположении роты состоялся короткий и жёсткий «разбор». «Механ» одной из «бэшек» контрактник Вовка Золотарёв бывший афганец, увидев сложенные на земле стальные «блины», без долгих объяснений двинул пудовым своим кулаком в лицо Букрееву. Тот как мешок отлетел к стене и съехал на землю. Из разбитого рта густо хлынула на подбородок чёрная в сумерках кровь.
— Ты что, сучий потрох делаешь? Да из-за тебя, сучёнок, наши кишки завтра со стен бы соскребали… — Он за грудки поднял Букреева с земли и размеряно, словно боксёрскую грушу, размолотил букреевское лицо, разбрызгивая во все стороны кровь. — Урод ленивый!..
— А ты чего глазками моргаешь? — Отшвырнув, обмякшего Букреева, он обернулся ко второму сапёру. — Тебе, что щуп в задницу надо воткнуть, что бы дошло, наконец, чем вы козлы играете?..
Сапёр, пригнувшись к земле, попытался было юркнуть между Золотарёвым и стеной, но на пол пути поймал глазом золотарёвский сапог и, рухнув на колени, скорчился от боли, заскулил. Но экзекуция на этом не закончилась. Через мгновение он был буквально вздёрнут за шиворот над землёй, и кулаки Золотарёва в два удара превратили его лицо в кровавую кашу.
На шум «разборки» из «бэхи» вылез наш старлей Иваньков с мутными от боли глазами. Шатаясь как пьяный, он подошёл к костру и зачерпнул кружкой чай из кипящего на углях котелка. Утром его сильно контузило. Чечен гранатомётчик как-то смог вычислить комнату, где ротный устроил свой «энпэ», и засадил туда гранату. Взрывом разорвало радиста «срочника» и размозжило голову лейтенанту артиллерийскому наводчику, приданному нам за день до этого от полкового дивизиона. Сам ротный чудом остался жив. Взрывной волной его вышвырнуло из комнаты, контузило и засыпало обломками стены.
Когда мы забежали в комнату, то сначала увидели лишь сучившего в агонии сапогами по полу лейтенанта артиллериста, чья сплюснутая до неузнаваемости голова страшно таращилась на нас чёрными дырами вырванных глаз. Потом в углу под разломанным столом у разбитой радиостанции нашли оплывавшее кровью туловище радиста. Ротного нигде не было и мы решили, что его вышвырнуло взрывом в окно и уже кинулись — было к лестнице, но тут кто-то услышал глухое мычание из под груды битого кирпича.
Когда мы раскопали старлея, стоять самостоятельно он не мог. Его то и дело рвало, из носа и ушей сочилась кровь. Конечно старлея надо было отправить в госпиталь, но он отказался эвакуироваться, пока не пришлют замену. В штабе с ним спорить не стали — после недели боёв из всех офицеров в роте кроме самого ротного оставался лишь лейтенант командир первого взвода — совсем ещё салага, и я — её старшина.
…Старлей молча наблюдал, как Золортарёв мордует сапёров. Он никак не вмешался в происходящее. И правильно! Пусть на своей шкуре узнают, что бывает за такие вещи. Это война, а не игра в песочнице. В другой раз будет наука…
Всё это время женщина молча стояла в стороне.
Я залез в десантное отделение «бэхи» и, вытащив из деревянного снарядного ящика под ногами пару картонных упаковок «сухпая», подошёл к ней.
— Спасибо тебе! Звать-то тебя как?
— …Нинель — Тихо и не сразу ответила женщина, как завороженная наблюдавшая за расправой над сапёрами. Наконец, она оторвалась от этого зрелища и повернулась ко мне:
— Но чаще Монеткой зовут. — Уже опять разухабисто, задиристо сказала она, широко улыбнувшись.
— Почему Монеткой? — Удивился я.
— Фамилия у меня такая. Монетка. А имя сложное — мало кто запоминает с первого раза.
— В общем, выручила ты нас, Монетка. Спасибо тебе. Вот, возьми. — Я протянул ей коробки с «сухпаем». — Всё чем можем! — и сразу почувствовал себя генералом из фильма «Горячий снег». — А после войны сочтёмся. К награде тебя представим. А пока своих накормишь. Муж, дети есть?
При этом вопросе лицо её дёрнулось, словно она услышала что-то страшное, пугающее. Я даже слегка растерялся. «Может быть, погибли?» — мелькнула догадка.
Но она быстро справилась с собой.
— Есть. Два сына. Один в армии. Сейчас служит где-то на Северном Флоте, второй школу заканчивает. А муж пять лет назад с молодухой в Находку сбежал.
— Все живы — здоровы? — на всякий случай переспросил я.
— Слава богу! — Выдохнула она. — Ну, я пошла. Я завтра вас найду…
…Я ещё слегка удивился этим её словам. «Завтра вас найду» — зачем?
Ночью по нам неожиданно отработали чеченские миномётчики. Три мины разорвались прямо в нашем дворе. Пять человек из роты было ранено. Одна мина попала точно в движок командирской «бэхи» и ротный Иваньков, отлёживавшийся в её десантном отделении, получил вторую контузию. «Беха» сгорела. Только по счастливой случайности никто не погиб.
На следующий день вечером Монетка опять появилась на нашей позиции. Как она нас нашла — не понятно. Ведь за сутки мы прошли почти два квартала. Причём не по прямой, а загибая фронт в сторону Сунжи, нацеливаясь на один из мостов через неё.
Я был в полуразбитом кирпичном гараже на совещании, когда она пришла. В пролом стены было видно, как она подошла к костру, где по обыкновению разогревались банки из «сухпая». Солдаты узнали её и усадили на ящик из под патронов, дали кружку с чаем.
К этому моменту нашего старлея уже эвакуировали, и его заменил капитан Снегов — замкомбата второго батальона. Снегов мне не нравился. Сивый, худой, вьедливый. Одно слово — сухарь! Ему в комендатуре служить — самое место или немцев в фильмах про войну играть. Но меня не спросили. Назначили Снегова и всё! Служи и подчиняйся.
— Это что за баба? — Строго бросил Снегов, увидев сидящую у костра среди солдат незнакомую женщину.
— Всё нормально, товарищ капитан! — взялся объяснять комвзвода Надеждин — Наша женщина. Она нас вчера спасла…
— Как спасла? — переспросил Снегов.
— Да вот Юрий Антоныч расскажет — Спихнул на меня объяснение с новым ротным Надеждин.
Я уничтожающе взглянул на Надеждина. Идиот — идиотом! Скоро год как в офицерах, а так ничему и не научился…
Но слово было уже сказано и пришлось вкратце пересказать вчерашнюю историю.
— …Ну, хорошо! А что ей теперь надо? — голос Снегова чуть помягчал, но командирская задиристость в нем не пропала. — Или вы решили её к себе в штатные спасительницы нанять? — уже с ехидцей спросил он.
Я про себя чертыхнулся. Ну, Надеждин, ну, чудило! Неужели непонятно, что в глазах Снегова история со вчерашними минами это не подвиг, а полное раздолбайство сапёров и халатность нас, командиров…
— Никак нет. — Растерянно отозвался взводный. — Не решили… Ну, может быть, опять какую-то информацию добыла.
В это время Монетка заметила нас и, встав от костра, направилась в нашу строну. Она подошла к нам и, сразу выделив Снегова из группы, обратилась к нему.
— Здравия желаю, товарищ майор!
— Капитан… — хмуро поправил Снегов.
— Ой, ну извините. Ошиблась. Но видать не долго майора вам осталось ждать. У меня рука лёгкая. Если оговорилась — то точно так скоро и будет… — знакомой скороговоркой затараторила она.
— Спасибо. — Оборвал её монолог Снегов. — Вы что-то хотели?
Монетка словно не заметила хмурости капитана.
— Я тут с вашими солдатиками посидела. Такие пацаны у вас боевые! Настоящие джигиты! Куда там чеченцам!
— Хорошие бойцы. — Кивнул капитан. — Так что вас… — Снегов сделал вопросительную паузу
— …Нинель Григорьевна. — Представилась Монетка.
— …Нинель Григорьевна. Что к нам привело?
— Узнала я кое-что опять. Может вам пригодится.
— Хорошо, пройдёмте с нами. — Снегов повернулся и зашагал к гаражу, где разместилось управление роты.
— …Ночью чечены Андреевский мост взорвут. — Монетка сидела на ящике из под гранатомётных выстрелов. Горела стеариновая свеча и лицо Монетки как в театре теней то вдруг раскрывалось на свету, то съёживалось до блеска глаз. — Они с темнотой отведут своих людей на ту строну Сунжи и взорвут мост. Если поспешите, то сможете его целым взять.
— Откуда у вас такая информация? — Лицо Снегова стало непроницаемым.
— У меня соседка чеченка. У неё сын у Басаева в отряде. На ночь он домой приходил. Я слышала, как они говорили. У нас после обстрела трещина в стене. Слышно хорошо. Он сказал родителям, что бы уходили с его отрядом. Что к пяти утра на этом берегу чеченов не останется.
— Вы знаете чеченский?
— Я с шести лет в Грозном живу. Хорошо знаю и их язык, и их натуру. — В голосе Монетки вдруг зазвучала жестокость, и глаза её полыхнули ненавистью. — Волки — одно им слово…
