Ян Лысаковский - Партизаны
— Даже если будет об этом приказ?
— Я верю, что никто мне такого приказа не даст.
Крогулец внезапно встал, подошел к Ковалю. Метек, застигнутый врасплох, посмотрел вокруг себя. Он так заслушался, что не обратил внимания на сержанта.
— Отойди подальше, — сказал Крогулец, — и молчи. Понимаешь? Ты ничего не слыхал.
— Слушаюсь.
— Помни…
А беседа продолжалась еще долго. Сержант проводил гостя, когда уже начало темнеть. Коваль повторял про себя слова майора, пытался понять их смысл. Ходил по лагерю, всматривался в товарищей. Но ничего не понимал… Например, он, Коваль. Ему осталось одно: маузер, сжатый в руке. Стрелять до самого конца… Сенку — то же самое. Орлику еле удалось убежать из Мнихова. У Виса, Мрувки и еще у некоторых такая же судьба. А Юранд бежал из лагеря для военнопленных. Вицек убегал из дома буквально под пулями полицейских. Пожалуй, только Оркан, Лисек и Забора пришли в отряд по доброй воле. И что же выходит? Они должны спрятать винтовки? Трястись от страха при виде каждого незнакомого, убегать в кусты от каждого полицейского?
Рысю удалось сохранить отряд. Но решение было принято половинчатое: им было запрещено нападать на немцев и полицейских, проводить какие-либо операции; они могли только обороняться. А майор уходил, проклиная в душе свою поблажку по отношению к этому решительному поручнику и его энергичным, хотя и неприглядно выглядевшим в поношенной одежде солдатам. Намылит ему шею командование, думал он, это уж наверняка. Но майор слишком долго служил в армии, чтобы не знать, что уж если солдат готов к бою, то просто так винтовку не бросит.
Едва сержант успел вернуться в лагерь, как прибежал запыхавшийся связной.
— Меня прислал Виктор, — доложил он. — В деревню пришел человек. Говорит, что его преследуют гитлеровцы и он хотел бы примкнуть к нам.
— Он у Виктора?
— Не знаю. Но Виктор приказал сообщить вам.
— Сенк, возьми с собой двух человек и разберись на месте.
В лесу было уже темно. Только когда они вышли в поле, стало немного светлее. Здесь они ускорили шаг. В деревне связной скрытно подвел их к небольшому дому. Сенк пошел к дверям, кивнул Метеку, чтобы следовал за ним, а Орлику приказал прикрывать их со стороны дороги. При свете небольшой лампочки Сенк и Метек увидели двух мужчин, сидевших по обе стороны стола. Это были хозяин и его гость. При появлении партизан хозяин отодвинулся немного в сторону, незнакомец продолжал сидеть неподвижно, настороженно.
— Фамилия? — спросил Сенк.
— Збигнев Кашицкий. — Голос пришельца был ровный, сдержанный. Он сделал движение, словно хотел встать. — Вы партизаны?
— У вас есть какие-нибудь документы? — Сенк будто не слышал вопроса. Метек отошел к печке, откуда было лучше видно этого человека. Только теперь он заметил сидевшую здесь женщину.
— Конечно, есть.
— Откуда вы?
— Из Островца.
— Зачем вы сюда пришли? — спросил Сенк, как показалось Метеку, резко.
— Меня ищут жандармы.
— Почему?
— Может, лучше я это скажу наедине?
— Хорошо, — согласился капрал.
— Я рад, что встретил вас. Уже много дней скитаюсь по деревням.
— Давайте выйдем, пан Кашицкий, — предложил Сенк.
— Можно узнать куда?
— Вы хотели поговорить наедине. Нас можете не бояться.
— Я? — усмехнулся человек. — Своих я не боюсь.
Когда выходили из хаты, Сенк немного задержался. Метек заметил, что хозяин дома что-то прошептал ему на ухо, а капрал в ответ кивнул. Из темноты показался Орлик, все вместе пошли к калитке. За стодолой Кашицкий остановился.
— Вы меня извините, — сказал он, слегка запинаясь, — должен отойти в сторонку.
— Зачем?
— Ну… по нужде.
— Ладно, — весело сказал Сенк, — я вам составлю компанию.
Пристроились у стенки. Кашицкий долго возился, Сенк не торопил его, но напомнил:
— У нас нет времени.
— Уже иду.
Эта сцена вспомнилась Метеку со всей отчетливостью, когда вместе с Козаком они курили.
Через несколько часов так называемый Кашицкий, сопя и всхлипывая, копал продолговатую яму. Каждую минуту он останавливался, вытирал пот со лба и оглядывался на Метека и Козака.
— Копай, стерва, — говорил тогда лениво, без злости Козак.
— Послушайте, — вновь начинал тот, — у меня есть доллары.
— Подотри ими себе зад.
— Есть золото…
— Копай, сукин сын, — разозлился наконец Козак.
Расстреляли его полчаса спустя. Метек поднял винтовку, старательно прицелился в голову. Человек съежился и беззвучно плакал, размазывая грязь по лицу. После выстрела он качнулся и упал. Козак покрутил головой.
— Ну у тебя и нервы.
— А у тебя что, пошаливают?
— Да, — признался парень. Несмотря на свой лихой псевдоним, в сущности, он не был смелым человеком. Сейчас он даже боялся смотреть на лежавшего. Дрожащими руками скрутил цигарку и закурил.
«Собаке собачья смерть» — вот и все, что было сказано в адрес Видершталя вместо надгробного слова.
Опознал его сам Рысь. Даже не стал слушать рапорт Сенка.
— Видершталь! — криво улыбнулся поручник. — Что за встреча!
— Моя фамилия Кашицкий. — Голос Видершталя дрогнул, и он попятился назад, но стоявший позади Коваль подтолкнул его вперед.
— Что это ты такой нервный? — спросил с иронией Рысь. — Обыскать его.
— Это какое-то недоразумение, — попытался выкрутиться Видершталь.
— Заткнись!
— Меня заставили…
— Ты эти сказочки дурочкам рассказывай, а не нам.
Его увели на допрос, а Сенк стал хвастать:
— Я его сразу раскусил. Ну и хозяин дома, конечно, предупредил: слишком, мол, любопытный, как-то странно обо всем спрашивал…
Наконец они окончательно покинули Малиновку и направились на северо-запад. День застал их недалеко от шоссе. Вперед выслали разведку, а остальные отдыхали в глубоком овраге. Чувствовали, что готовится какая-то операция.
Рысь сидел в стороне и изучал карту. Бойцы разговаривали шепотом, боясь отвлечь командира от его мыслей. Видно было, что он чего-то ждет… Каждую минуту поглядывал на часы, а потом на тропинку, по которой ушел Крогулец.
— Будет дело, — шепнул лежавший рядом с Метеком Литвин. Он пришел в отряд откуда-то из Люблинского воеводства, был там арестован полицейскими, но бежал. Здоровенный флегматичный парень, он никогда не спешил, даже когда далеко и метко бросал гранаты.
— Ты так думаешь? — спросил Метек, чтобы сказать что-то. Он сильно нервничал, так как не любил ожиданий.
— Погляди на поручника. Охотится на крупного зверя.
Наверное… Хотя черт его знает, что может оказаться в этой пустоши. Впрочем, все свое внимание Метек сосредоточил теперь на себе, чтобы не выдать своего волнения. Он всегда волновался до первого выстрела. Потом уже волноваться не было времени…
— Говорили, — шептал Литвин, — что Рысь поклялся перебить всех мниховских гестаповцев. За свою девушку. Говорят, была красивая…
— Да, — подтвердил Метек. Порой он сам вспоминал Ханку. И Висю…
— Ты знал ее?
— Конечно. Очень красивая девушка.
— Значит, есть за кого мстить, — подытожил Литвин.
Поручник мстит за Ханку. Литвин — за побои полицейских. Сенк — за семью. А за что мстит он, Коваль? За брата, подозреваемого в предательстве? Или за отца? Может, их уже нет на свете. А если уж мстить, то сколько жандармов надо уничтожить? У него на счету уже есть два предателя. Два предателя за семью — это мало или много? А если этого достаточно, то что дальше? Можно идти домой? Что-то здесь Литвин путает. Месть… Действительно, стрелял в Видершталя спокойно, словно раздавил червя. Это было возмездие за столько жертв… Но нужно ли убивать только в отместку за какую-либо жертву?
— Ты не прав, Литвин.
— В чем?
— Я не верю, что Рысь так клялся.
— Но ведь они убили его девушку.
— Они убили уже тысячи девушек. Выходит, мы должны воевать только из-за девушек?
— Я понимаю, — бормочет Литвин. — Понимаю. Я просто так сказал…
— Так не говори глупостей.
— Ну хорошо, хорошо, чего ты злишься?
Глаза слипаются, тишина леса навевает дремоту, солнце пробивается сквозь ветви деревьев и греет довольно сильно. Последний раз ели вчера вечером, но пока еще завтраком не пахнет. Поручник все время посматривает на часы. Капрал не дает спать, будит со злостью, больно тычет сапогом, грозно шепчет ругательства.
— Дом отдыха устроили, черт бы вас побрал…
Все с облегчением вздохнули, когда на лесной тропинке появились Крогулец и еще кто-то. Поручник бросился им навстречу. Отошел с ними в сторону и начал что-то обсуждать, склонившись над картой. А командиры отделений уже собрали людей, ждут приказа.
— Устраиваем засаду, — сказал Рысь, обращаясь к отряду. — Притаиться и ждать сигнала. И пусть только кто-нибудь испортит дело!
