Борис Бурлак - Левый фланг
— Дорога усиленно обстреливается.
— Вы думаете, что побоится? — осторожно, как заговорщик, спросил Мамедов, словно кто-то мог услышать.
— Здесь давно пристрелен каждый метр. Зачем же рисковать?
— Тогда бы позвонил. Почему не звонит?
— Испытывает нас временем.
— Нехорошо все это, товарищ полковник. Я буду звонить.
Но тут из блиндажа вышла Рая Донец.
— Вас к телефону, товарищ одиннадцатый!
— Иду, — Строев нехотя встал. Командир полка уступил дорогу, плотно прижавшись к стенке хода сообщения.
На переднем крае, что отодвинулся теперь еще на целый километр от полкового наблюдательного пункта, ружейная перестрелка то стихала, то разгоралась: обе стороны с повышенной подозрительностью следили друг за другом, и каждый выстрел вызывал шумную перепалку автоматчиков, пока противники не убеждались, что тревога напрасная. Время от времени завязывалась и орудийная перестрелка, однако Лебедев отвечал вяло: берег снаряды для штурма города.
Строев вернулся из штабной землянки. Бахыш обратил внимание, как резко надломилась у него рассеченная бровь после разговора с комдивом. Строев опять хотел присесть в нише на ступеньку, но там, у стереотрубы, сладко задремал Борис Лебедев в томительном ожидании новых приказаний артиллеристам.
— Не надо, не буди, — сказал он Бахышу.
И Бахыш понял, что генерал отложил заключительную атаку города до наступления темноты.
А Строев, кажется, залюбовался тем, как безмятежно спит Борис, устало привалившись к стенке ниши: пилотка сбилась, густая прядка выцветших волос закрыла темный от загара лоб, на пухлых мальчишеских губах теплилась блаженная улыбка. Начальник артиллерии полка, быть может, видел сейчас во сне свою прекрасную Недельку, о которой теперь знает чуть ли не вся дивизия: где-где, а на фронте любовь никак не утаишь. И Строев, глядя на капитана, на его детски острый, с рыжей щетинкой подбородок, повеселел. Бойченко ни разу еще так грубо не разговаривал с ним, но в конце концов согласился, во избежание лишних потерь, сделать передышку до исхода светового дня. Строев, зная характер комдива, отвечал сдержанно, с достоинством. Генералу Бойченко всегда нужно дать остыть. Ох, уж это самолюбие — одна из самых живучих людских слабостей вообще, которая здесь, на переднем крае, оплачивается всего дороже — солдатской кровью. Но и остыв, Бойченко пригрозил: «Если ночью не освободите город, то пеняйте с Мамедовым на самих себя». Строев промолчал, довольный уступкой. Он давно привык быть громоотводом во время этих генеральских гроз.
Лебедев очнулся и, увидев перед собой заместителя комдива, быстро встал, одернул гимнастерку, оттянул на бок кобуру, привычным движением руки поправил сбившуюся пилотку.
— Какие будут указания, товарищ полковник?
— Ну, раз ты проснулся, то В о е н н ы й с о в е т в полном сборе!
Мамедов и Борис открыли свои планшеты с картами, достали цветные карандаши.
В сумерки Строев ушел в батальон Дубровина, взяв с собой, по настоянию Бахыша, проводника из дивизионных саперов, младшего сержанта Медникова, который знал тут все ходы и выходы.
— Только уговор, товарищ полковник, — сказал Медников.
— Какой?
— Слушаться меня. Здесь всяких мин полным-полно, а среди них я — полный хозяин.
— Ясно, обещаю, — серьезно согласился Строев. Ему понравился этот немолодой, знающий себе цену русский солдат с пышными усами (наверное, ровесник).
— Пойдем гуськом, я первый, вы за мной. Ни пяди в сторону, смотрите. С меня будет спрос, так что вы, товарищ полковник, не сердитесь, ради бога.
И младший сержант Медников повел его через бывшую нейтральную зону. Он шел, замечая каждый малый бугорок, на этом наспех, с огрехами, но глубоко распаханном артиллеристами черном поле. Между воронками он приостанавливался, приседал на корточки, будто посмотреть на шильца всходов, и, оглядев вокруг землю на несколько шагов вперед, задумчиво распрямлялся. Иван Григорьевич с любопытством наблюдал за колдовством сапера.
— А где ваш миноискатель? — спросил он.
— У д и л и щ е я не беру, — сказал Медников. — Тут вся земля усеяна осколками, так что одна морока с нашими у д и л и щ а м и.
«Верно», — подумал Строев и поинтересовался:
— Вы крестьянин?
— Колхозник. А что? Почему догадались?
— Умеете присматриваться к земле.
— Небось, научишься за войну, если ты даже потомственный слесарь или, скажем, токарь. Немец с е е т, а мы, саперы, только успевай убирать готовенький у р о ж а й.
Противник в сумерки совсем притих, и Строев с таким проводником благополучно добрался до передовой. Близ немецких траншей, занятых сегодня дубровинским батальоном, Медников остановился, ладонью вытер пот с лица.
— Говорят, жизнь прожить — не поле перейти, но пока минное поле перейдешь, сто раз отмеришь в уме всю жизнь — от начала до конца.
— Верно. Ну, теперь я один доберусь до комбата.
— Нет, дивизионный инженер приказали, чтоб не отставать от вас, товарищ полковник, ни на шаг. Куда вы — туда и я.
— Ладно, если такое дело.
Командир батальона находился в очень просторной, хорошо оборудованной землянке, из которой ее бывшие хозяева едва унесли ноги, бросив все свое имущество. В углу на столике открытый патефон с пластинкой на диске: немцы и здесь, в Югославии, отступали под русскую «Катюшу».
— Жаль, что мы не могли проводить их реактивными «катюшами», а то бы фрицы не оглянулись до самого Сараева, — говорил улыбчивый комбат, показывая Строеву подземный Д в о р е ц к у л ь т у р ы.
— В девятнадцать ноль-ноль продолжим, — сказал Строев. — За тобой уступом слева пойдет второй батальон. Надо только дать возможность партизанам первыми войти в город.
— Они уже на юго-западной окраине.
— Знаю. Но тебе полегче, у тебя каждый второй боец умеет обращаться с минами.
— Я послал к партизанам своих ребят. Нашлись добровольцы.
— Верно поступил. Молодчина, Андрей, — похвалил его Строев, довольный тем, что капитан видит купа дальше своего батальона. «Вырос, вырос, — думал он слушая комбата, который налегая на стол широченной грудью, склонился над рабочей картой и докладывал, где и что есть у противника. — Такой мужик потянет, пожалуй, и целый полк. А, кажется, совсем недавно был одним из тех скороспелых младших лейтенантов, которых иные ревнивые к выдвиженцам бывалые солдаты зовут не иначе, как В а н ь к а - в з в о д н ы й».
Артподготовки на сей раз не было, был просто огневой налет. Однако немцы, теснимые с трех сторон, поспешно оставили берег реки Ибар и втянулись в город. На их плечах ворвались на юго-восточную окраину штурмовые группы дубровинского батальона. Строев подумал про себя о том, что не только Бахыш Мамедов, а и он сам несколько преувеличивал трудности форсирования не бог весть какой речки. Но все же именно к ночи изменилась обстановка, и время сработало в пользу наступающих. Справа вышел к городу полк майора Киреева. Теперь завязались уличные бои.
— Может, побудете здесь, товарищ полковник? — сказал Дубровин, когда они собрались покинуть этот благоустроенный блиндаж. — В самом деле, товарищ полковник? Городок мы скоро полностью освободим, вы уж не беспокойтесь.
— А что мне тут делать? Слушать патефон? Хитер ты, Андрей! Не желаешь ни с кем поделиться славой!
Комбат деликатно промолчал: «воля ваша, вы — начальство». Зато младший сержант Медников безо всяких церемоний напомнил Строеву:
— Только не забывайте наш уговор.
— Хорошо, пойду за вами след в след.
На том берегу Строев немного поотстал, наблюдая, как выгружались с плотов легкие пушки, и, чтобы поскорее догнать командира батальона, решил было срезать угол. Но не сделал и нескольких шагов, как Медников точно упал с обрыва:
— Стой! Вы куда?..
— Да ты что, сержант, все покрикиваешь? — Строев даже рассердился на своего т е л о х р а н и т е л я.
— Вот она, вьюшка-то! — Медников посторонился. — Я же говорил вам, что здесь этих мин, как грибов после суточного дождичка.
И Строев, вздрогнув, увидел в полутьме противотанковую мину: она, действительно, как богатырский гриб после дождя, выпирала из-под земли наружу, и вокруг нее была целая семейка других мин, поменьше.
— Да-а… Спасибо тебе, дружище, — Строев взял сильную, натруженную руку Медникова, с чувством пожал ее. — Как твое имя-отчество?
— Максим Петрович я. А ваше?
— Давай знакомиться, — улыбнулся Строев. — Меня зовут Иван Григорьевич. Виноват я перед тобой, исправлюсь!
— Береженого и бог бережет, — просто, по-крестьянски сказал Медников и повел его наверх, где их ждал, волнуясь, комбат Дубровин.
В полночь стало известно, что партизаны овладели всей юго-западной окраиной города и стремятся перерезать железную дорогу Кралево — Чачак, последнюю ниточку, связывающую немцев с внешним миром. Полки дивизии Бойченко удвоили нажим на противника. Бахыш, Лебедев, Рая Донец и еще трое автоматчиков шли вслед за пехотой, но не могли догнать капитана Дубровина, который вместе с полковником Строевым переходил из одного дома в другой, как только Медников подавал сигнал, что мин нет. Стрельба велась из окон в окна, каждый занятый немцами дом обходили со двора, забрасывали гранатами, а в пролетах улиц — ни души, и непонятно, почему такие бои называются уличными.
