Владимир Порутчиков - Брестский квартет
— Помогите, кто-нибудь, помогите!.. — крикнул было Брестский и не узнал собственного голоса. Вместо крика изо рта вырвался лишь сдавленный хрип. Да и помощь была уже не нужна. — Падлы, падлы, падлы! — Дима в бессильной ярости рванул ворот шинели. — А где Крутицын? Они ведь забрали его! Господи, как же теперь?.. Надо немедленно догнать, пока не ушли далеко! Быстрее наверх!
Еще до конца не осознавая, что делает, Дима выбрался из окопа и почти сразу нашел оставленные немцами следы — они здорово натоптали вокруг, когда выбирались сами и тащили из окопа свою добычу. В каком-то запале бросился следом, даже не подумав о том, что из оружия у него остался лишь запрятанный за голенище и опять-таки трофейный нож, и что он будет делать, если удастся догнать немцев, и что в конце концов его могут заметить и принять за перебежчика свои же дозорные. Не известно, чем бы закончилась Димина авантюра в самом начале, как вдруг где-то впереди, метрах в ста, не больше, с шипением взвилась в небо красная ракета и на ход сообщения, по которому он шел с товарищами несколько минут назад, на прилегающие позиции полка обрушились минометы. Мины с пронзительным визгом проносились над Брестским, оставляя за собой сине-белые хвосты. «Прикрывают, своих прикрывают…» — понял он, замирая и вжимаясь в землю при каждом близком разрыве, но упорно продолжая ползти вперед, пока наконец не оказался в относительной безопасности. Земля содрогалась теперь где-то далеко за спиной.
Вот и нейтральная полоса. Брестский полз мимо оледенелых, почти занесенных снегом трупов, стараясь не думать, что в любой момент может оказаться на их месте, как в ноябре 1941 года, когда немцы в нескольких местах прорвали оборону полка и им на встречу были брошены все оставшиеся в распоряжении Андреева резервы, включая поваров и коневодов. Особенно отличился скрытно зашедший и ударивший немцев в тыл полковой разведвзвод. Половина взвода осталась тогда навсегда лежать на том подмосковном разъезде. Несколько раз сходились с немцами в рукопашную, и, если бы не Сергей Евграфович, не полз бы сейчас живой и невредимый Брестский навстречу неизвестности. Крутицын за тот бой получил звание старшины, а Чибисова представили к ордену Красной Звезды, который ему до сих пор почему-то не вручили.
У одного из убитых карман заметно оттопыривался, и Дима, недолго думая, запустил туда руку. Овальный металлический предмет обжег пальцы. Лимонка! Что-ж, и это неплохо.
Двигаясь по следу, оставленному на снегу немцами, Брестский благополучно миновал и минное поле, и колючую, увешанную консервными банками проволоку. Порой ему казалось, что он видит впереди себя какое-то движение, хотя, возможно, это был лишь самообман уставших от летящего снега и недосыпа глаз. Или все-таки нет?..
Впереди действительно были люди. Две почти неразличимые на фоне снега фигуры и третья темная промеж ними… «Крутицын!» — догадался Дима. Еще один разведчик полз чуть впереди, двое других прикрывали группу сзади. «Надо бы поаккуратней, а то еще засекут», — сразу же насторожился Брестский.
Тем временем немцы достигли линии своих окопов. До него долетели их веселые возгласы, смех. Вжавшись в снег, Дима наблюдал за тем, как разведчики передают встречающим Крутицына, как сами один за другим быстро перемахивают через бруствер и скрываются в окопе.
«Ну и что дальше?» — вдруг произнес в Диминой голове чей-то насмешливый голос. Произнес так четко и отрезвляюще, что Брестскому показалось, что ему прошептали это на ухо. Он даже испуганно оглянулся — не стоит ли кто. «И действительно, что же дальше? Прыгнешь с лимонкой в окоп и крикнешь: возвращайте, мол, гады, назад товарища Крутицына? Если они, конечно, тебя еще подпустят, а не расстреляют из пулемета на подходе. На что ты рассчитываешь, паря?» Стиснув зубы, Дима ткнулся лицом в снег и некоторое время лежал неподвижно.
На что он рассчитывал? Один и без оружия, лежа в нескольких десятках метров от вражеской траншеи. Но и назад хода тоже не было. Что он скажет своим товарищам?
Попробуй-ка теперь объясни: почему, оставшись в живых, не попытался бороться, привлечь внимание. Не поступил, как должен был поступить на его месте настоящий, как любил повторять на политзанятиях полковой комиссар, советский солдат. «Эх, лучше бы меня зарезали!..» Но оставаться здесь тоже было нельзя, и в конце концов Дима решил просто ползти вперед, а там, как говорится, будет видно. Метрах в пятидесяти от немецкой траншеи, вовремя заметив, что ползет он прямо на чернеющую над бруствером голову дозорного, Дима решил взять левее к лесу, что почти вплотную примыкал к занятой немцами деревеньке.
Оказавшись в лесу, Дима вдруг окончательно осознал, что совершил глупость. Как и где искать Крутицына? Ходить по домам и спрашивать? Бред какой-то! В бессильной ярости Дима повалился в сугроб и стал бить кулаками в снег, пока вконец не выбился из сил. «Быть может, просто уснуть, замерзнуть?.. — мелькнула вдруг шальная мысль. — Ни тебе ни войны, ни собачьей, никому ненужной жизни. У Крутицына — жена, вон какая умница! Ему есть ради чего жить. А у меня теперь ни кола и ни двора».
По Диминым ощущениям, с тех пор как он оказался в лесу, прошло чуть больше часа. Несколько раз он вставал и прыгал, чтобы согреться, и наблюдал, наблюдал за околицей, сам еще не зная зачем. Отсюда деревня казалась вымершей. Ни огонька, ни звука. Даже не верилось, что сейчас в этих черных, словно насупленных под тяжелыми белыми шапками, избах сидят немцы. За избами тянулся длинный покосившийся плетень, отгораживающий занесенные снегом огороды от леса.
Вдруг от крайнего дома отделилась чья-то тень, за ней — еще. Дима едва различал их сквозь снежную вуаль. Два человека: один впереди, другой на некотором расстоянии сзади, подошли к плетню и остановились. Что-то подсказывало Брестскому, что ждал он не зря…
6
Очнулся Крутицын с уже связанными за спиной руками и кляпом во рту. Два бугая-немца легко, как пушинку, тащили Сергея Евграфовича по снежной целине. Впереди маячила спина еще одного. Двое других, как он понял чуть позже, прикрывали группу сзади. Передвигались достаточно быстро, в основном ползком. Лишь раз остановились перевести дух да пустить красную ракету, после которой над головой с воем понеслись мины, ставя огненный заслон возможной погоне, и снова вперед, к своим. Крутицын не считал себя обязанным помогать своим похитителям, поэтому полностью обмякнув, безвольно волочил ногами по земле. В конце концов немцы даже всполошились. Один из тащивших вдруг спросил встревоженно: — Пауль, ты часом не переборщил с ударом? Что-то он какой-то дохлый у нас с тобой. А то, может быть, зря тащим? Дай-ка проверю… Крутицына тут же положили на снег, перевернули лицом вверх. Немец склонился над пленным, пощупал пульс: — Да нет, вроде, жив. А ну-ка… Поручика несколько раз хлопнули по щекам и ему пришлось открыть глаза.
— Жив, — удовлетворенно сказал тот, кто хлопал, и Крутицына снова подхватили под мышки и поволокли дальше. «Вот ведь нелепость — разведчики взяли разведчика. Никогда не думал, что сам когда-нибудь стану „языком“. Четко сработали германцы. Надо признать, четко. Ребят только жалко. Посыльного, Брестского… Лежат сейчас с перерезанными горлами на дне окопа и исходят кровью. Эх, Дима, Дима, и зачем ты тогда отправился со мной?.. Судьба, одно слово».
«Внимание!» — вдруг громко прошептал один из замыкающих, и вся группа мгновенно залегла, вслушиваясь в ночь. Пленного, особо не церемонясь, швырнули лицом в снег, и Крутицын чуть было не задохнулся от неожиданности. Закашлялся, дернулся и тут же получил чувствительный тычок под ребра. Его снова окунули лицом в снег: — Лежат. Ти-хо, — на ломанном русском прошипели над ухом. Некоторое время пленный слышал только биение собственного сердца.
— Показалось, — сказал наконец замыкающий, и группа, облегченно вздохнув, продолжила свой путь.
Минут через десять немцы были уже около своих окопов. Разведчиков ждали. Послышались веселые возгласы встречающих.
— Принимайте, подарок! — крикнул им Пауль. Крутицына тут же подхватили, стащили вниз (при этом он больно стукнулся скулой о чью-то ременную бляху), помогли встать на ноги. Вокруг него толпились гогочущие солдаты. Они трогали его, хлопали по плечам: — Ну что, Иван, в штаны-то не наделал? Го-го-го! Хо-хо-хо!.. Русс капут! Пока вдруг кто-то из разведчиков не сказал: — Ну все, хватит. В штаб его: там уже ждут…
Только перед самым домом, где, судя по уткнувшейся в сугроб легковой машине и возвышающемуся рядом фургону передвижной радиостанции, располагался штаб, Крутицыну вытащили изо рта кляп. Сергей Евграфович смог наконец сплюнуть густую, перемешанную с кровью слюну и немного отдышаться.
За столом в показавшейся восхитительно жаркой с мороза комнате сидел капитан. Верхняя часть лица его была срезана тенью. И хотя в комнате были еще люди, Крутицын отметил их чисто механически, мельком. Что-то быстро печатал на машинке молодой прыщавый офицерик, а двое других стояли подле разостланной на грубом деревянном столе карты. Ох и дорого бы заплатил сейчас Сергей Евграфович, чтобы глянуть на нее! Лицо же сидящего за столом капитана мгновенно растревожило сознание поручика. Щурясь от света и боли в несколько туманной голове, Крутицын совершенно неприличным образом (хотя уместно ли говорить о приличиях в положении пленного) уставился на офицера, тщетно пытаясь вспомнить, где и когда мог видеть этого человека. Но последний сам пришел ему на помощь. Глянув на вошедших, он вдруг резко, с криком: «Ба! Не может быть! Сережа?!», вскочил и бросился к пленному. С грохотом полетел на пол опрокинутый стул, у присутствующих удивленно вытянулись лица. Но офицер, не обращая внимания на произведенный эффект, уже тряс смятенного поручика за плечи и восхищенно повторял:
