Гюнтер Бломертц - Откровения пилота люфтваффе. Немецкая эскадрилья на Западном фронте. 1939-1945
– Окружаем!
Приказ вывел меня из задумчивости. Мы летели на семи тысячах метров, а я еще не надел свою маску! Когда кислород проник в мои легкие, первая тонкая пелена слабости прошла. Взгляд и мысли снова прояснились.
Наша армада делала огромные круги над северным германским городком. С такого расстояния узнать его по руинам было невозможно.
Кружить значило ждать, ждать, когда к нам присоединятся другие эскадрильи, чтобы атаковать гигантские бомбардировщики.
Но ни своих, ни врагов не было видно. На горизонте поблескивало Северное море. Вдалеке все плыло в легком тумане. Мы продолжали кружить. Прошло сорок минут после нашего взлета, когда с юга к нам присоединилась вторая эскадрилья. Больше двухсот истребителей ждали теперь третью и четвертую. А потом и врага.
Приказы поступали постоянно – лететь новым курсом, изменить высоту и ждать. Вскоре топливо в дополнительных баках закончилось, и мы перешли на штатные. Кто-то потянул не тот рычаг и заскользил вниз с заглохшим мотором. Второй, видимо побежденный высотой, кружился позади всех и что-то бормотал.
– Около сотни «Боингов» к северу от нас! – сообщил командующий.
Наши взгляды решительно устремились к «Летающим крепостям». Сквозь прищуренные глаза они могли показаться серебристыми овцами, на которых, охраняя стадо, со всех сторон лаяли овчарки. Сияющие фюзеляжи, крылья и застекленные орудийные башни бомбардировщиков светились и искрились в лучах солнца. Сейчас они должны были нас увидеть.
– Ждать! – поступил приказ с наземной станции.
Мы включили свои прицелы, чтобы быть готовыми открыть огонь в любую секунду. Каждого из нас охватил азарт охоты, но нам по-прежнему приказывали ждать.
– Солдат полжизни только и делает, что ждет, – проворчал кто-то.
– Заткнись! – нервно огрызнулся другой пилот, а потом последовал поток проклятий.
Все мы были по горло сыты такими приказами, заставлявшими нас ждать, а бомбардировщики уже сбрасывали бомбы прямо перед нами. Третьей и четвертой эскадрилий нигде не было видно.
– Прошу разрешить атаковать двумя эскадрильями! – произнес командующий.
– Не разрешаю. Ждать! Налей еще чашечку кофе. – На пульте наземной станции забыли выключить передатчик.
– Смотри не подавись! – ехидно крикнул один из пилотов.
– Мы больше не можем ждать. Наши баки через полчаса станут пустыми.
– Я отдам вас под суд за неподчинение приказам! – сказал человек на наземной станции, который никогда не был истребителем.
– Поступай как знаешь! – злобно ответил наш командующий. – Пошли, ребята. Будем атаковать! Вторая эскадрилья прикрывает!
– Я тебя под суд отдам!.. – послышалась последняя гневная угроза с земли.
Но здесь, в воздухе, каждый занял свое место в линии атаки. Двести пар глаз смотрели в прицелы. Руки крепко вцепились в штурвалы и рычаги газа. Большие и указательные пальцы замерли на гашетках.
Я держался поблизости от Вернера и бросил на него мимолетный взгляд. Он в то же мгновение оглянулся, и наши глаза встретились. Лицо в очках, шлеме и маске выглядело испуганным. Тем временем четырехмоторные монстры стремительно росли по мере того, как мы к ним приближались.
– Третий справа! – сказал Вернер.
Я занял позицию в пятистах метрах позади него, чтобы атаковать вслед за ним без промедления.
– Achtung! «Спитфайры» и «Тандерболты» над нами!
Предупреждение пришло слишком поздно. Мы уже попали в область перекрестного огня бомбардировщиков, а они оставались практически недосягаемыми. Вернер держался впереди меня прямо под градом пуль, летевших из орудийных башен неприятеля. Вдруг он нырнул вперед и начал падать вертикально вниз.
Теперь бомбардировщики перевели огонь на меня. Я схватил штурвал обеими руками, и очереди сверкающего металла вырвались из моих орудий, отправив сотни пуль в летевшую передо мной огромную «крепость». Они пробили тонкий алюминий обшивки, за которой находилось девять человек. Они, так же как и я, верили, что выполняют свой долг. Девять! Блондины или брюнеты, с карими или голубыми глазами, с маленькими вздернутыми носами и большими ногами, с золотыми зубами, кольцами на пальцах и бумажниками, где хранились фотографии и письма от жен и детей. Несколько минут назад они открыли бомбовые люки самолета и убили огромное количество живых человеческих существ, которые знали горе и радости, так же как и сами летчики. А теперь с расстояния пятидесяти шагов стрелял я, попадая в головы, глаза, ноги, руки, зубы и фотографии!
Стрелок в орудийной башне убит и, окровавленный, висит на ремнях. Его замолкший, безжизненный четырехствольный пулемет наклонился вниз. Больше в прицеле врагов не видно. Может, они все погибли… Все, кроме пилота, отчаянно державшего машину в воздухе.
Огромная металлическая коробка несет на высоте восемь тел! Я больше не хочу стрелять в мертвых и перестаю давить на гашетку. Мои орудия умолкают.
Что мне теперь делать?
Я беспомощно держусь позади бомбардировщика, но в орудийной башне что-то вдруг шевелится. Человек, которого я посчитал убитым, поднимает руку и смотрит на меня. Один из его товарищей пытается вытащить беднягу из путаницы ремней и тоже в ужасе смотрит на мою кабину. «Спокойно, спокойно, старина, – думаю я. – Вытаскивай своего друга. Ему не надо смотреть на мои грозные орудия. Я не буду стрелять в тебя».
Но сейчас один из них снова наводит на меня пулемет.
– Убери свои руки, идиот! – ору я.
Но парень впереди не может этого услышать, а я быстрее его. Нажимаю одним пальцем на гашетку, и орудийная башня бомбардировщика сотрясается. Куски металла летят в стороны, стучат по моей машине. Затем могучий пулемет отрывается и падает внутрь фюзеляжа.
Теперь сквозь пробоину в корпусе самолета я могу заглянуть в кабину пилота. Тот все еще сидит в своем бронированном кресле и не отдает приказ экипажу прыгать. Вне всяких сомнений, он думает о раненом. А я думаю о тысячах человеческих существ, лежащих среди горящих развалин наших городов, и знаю, что этот бомбардировщик снова вернется со своим смертоносным грузом.
Я сжимаю зубы и вонзаю стальные очереди в беззащитный летающий гроб до тех пор, пока его нос не ныряет вперед и не направляется к земле.
Должно быть, это длилось полминуты, но для меня прошла целая вечность, из которой теперь мне удалось вырваться. Бомбардировщики были уже далеко впереди, а истребители, свои и чужие, закладывали вокруг меня виражи и делали петли. Зеленые и красные следы трассирующих пуль, перекрестный огонь, пулеметные очереди. Тут и там горящие или дымящиеся самолеты выходили из боя, падая вниз. Каким-то чудом меня до сих пор не сбили. Но, посмотрев в сторону, я увидел объяснение этого чуда.
Вернер летел рядом со мной, он присматривал за мной.
– Давай атакуем еще один «Боинг», – предложил он.
Я увеличил скорость. На этот раз Вернер остался в километре сзади на второй позиции.
– Ахтунг! – крикнул он. – Лети прямо вперед! У тебя на хвосте томми. Он у меня на прицеле.
В такие моменты нужно иметь стальные нервы. Вражеский истребитель, который, скорее всего, не видел Вернера, летел между нами. Сидя у меня на хвосте, неприятель уже взял мой самолет на прицел, а я должен был спокойно оставаться у него на мушке, чтобы мой друг мог тщательно прицелиться!
Англичанин подлетал ко мне все ближе. Через несколько секунд он откроет огонь. «Ты больше не один из нас», – сказал Вернер. Эта мысль стремительно пронеслась у меня в голове. Если он дьявол, то позволит англичанину выстрелить в меня. «Ты больше не один из нас!»
Неприятель приблизился на четыреста метров. Вернер просил слишком много. Нет, он не мог быть дьяволом, но заклинивание орудия или нетвердая рука могли все погубить. Мои нервы были напряжены до предела. Разве они не разлетятся в клочья через несколько мгновений?
Я резко повернул штурвал, и в эту секунду англичанина настигла очередь Вернера.
Приземлившись и выбравшись из кабин, мы посмотрели друг на друга.
– Спасибо, – сказал Вернер.
– Поздравляю вас, господа! – крикнул издалека Хинтершаллерс. – Не мешал ли вам на взлете ветер?
Мы улыбнулись.
Глава 19
В последние дни ноября на вересковых пустошах на севере Германии лежал густой туман. А когда погода немного улучшалась, мы могли видеть в небе бесчисленные белые полосы – знаки господства в воздухе, оставленные постоянно пролетавшими эскадрильями союзников.
В диспетчерской комнате стояла тишина. Все ждали, когда заговорит генерал истребительной авиации, который сидел среди нас на деревянной скамье. Казалось, со времени своего последнего визита он сильно постарел, хотя ему было всего около тридцати. Как всегда, из-под усиков генерала торчала зажатая в зубах сигара. Мы любили его. Он был из наших! Выдвинулся из простых пилотов, получил высшую награду и стал самым молодым генералом люфтваффе. Его смелости, опыту и разумности не было пределов, но в высших командных кругах его советы выслушивали, а потом им не следовали. Выпускайте истребители, как можно больше истребителей, говорил он, но это никогда не делалось. И теперь, когда вражеские бомбардировщики тысячами спокойно летали над нашей страной и превращали города в развалины, генерала назначили ответственным за воздушную оборону рейха. Но теперь, конечно, от него требовали невозможного.
