Яков Михайлик - Соколиная семья
Мы вышли из землянки. Морозный воздух ударил в лицо. Погода заметно улучшилась. Сквозь разрывы облаков пробивались солнечные лучи.
Техник-лейтенант Дмитрий Никифорович Дрыга, исполнявший обязанности инженера эскадрильи, уже распорядился, чтобы наши самолеты были готовы. Техники запустили моторы, опробовали их на всех режимах и теперь стояли в ожидании командиров экипажей.
Надев парашюты, мы сели в кабины.
— Готов? — спросил меня Балюк по радио. — Да.
После взлета мы вышли за облака, висевшие низкой и тонкой пеленой над аэродромом. На юг окна в облачности увеличивались, а в районе разведки их почти не было. Мы легли на заданный курс и пошли на юго-запад с намерением пересечь линию фронта. Затем взяли курс на юг, а когда заданный район остался слева по ходу и сзади, мы развернулись к Яблоневой балке со стороны противника.
Над балкой сделали несколько заходов в разных направлениях и на разных высотах, пока не обнаружили немецкие танки, автомашины с боеприпасами и артиллерию. На бреющем полете вышли из-под обстрела и, набрав высоту около 2500 метров, пошли в направлении на свой аэродром.
Недалеко от линии фронта увидели встречный истребитель. Чей самолет, разобрать было невозможно. Но если идет на территорию противника, значит, чужой. Я подвернул свой самолет, как учил Бенделиани, и пошел навстречу, в лобовую атаку. Противник, видимо, предполагал, что это два мессера идут на охоту (еще издали он начал покачивать крыльями: свой, мол, свой).
Расстояние сокращалось быстро. Но на встречном курсе не так просто разобрать тип самолета. А когда осталось несколько сот метров, стало ясно, что встретился враг. Разойдясь левым бортом с мессером, я положил самолет в глубокий вираж. Противник тоже оказался не из простаков и, не обращая внимания на Балюка, принял бой, повторив мой маневр.
Несколько глубоких виражей ни к чему не привели. Каждый из нас выжимал из своего самолета все, на что он способен. Кто кого – так решался вопрос.
Не добившись победы на виражах, я решаю втянуть противника на вертикали. Это дало мне возможность зайти мессу в хвост. Оставалось только взять упреждение. И вдруг противник сорвался в штопор. Умышленно, чтобы избежать расстрела, или ошибся? Однако немецкий летчик быстро вывернул свой самолет, и мы пошли друг другу навстречу в перевернутом положении, то есть вверх колесами.
В такой ситуации мне еще не приходилось встречаться с противником. Летя вниз головой, очень трудно вести прицельный огонь. Сколько мы ни повторяли атак, результатов никаких. Я взмок от напряжения. Во рту пересохло. Ну и положеньице, черт возьми!
Но вот, кажется, последняя атака. Я только-только начал переваливать самолет из верхнего положения, как в перекрестье прицела показался мессершмитт. Какой момент! Бью из пушки и пулемета. Длинная очередь попала в цель. Вздрогнул и мой самолет. Я потянул ручку управления на себя и, пикируя, увидел струю черного дыма, стелившуюся за Ме-109. Через несколько секунд немецкий истребитель взорвался.
Наступила тишина. Еще не верилось, что бой окончен. Но об этом напомнил Иван Балюк:
— Молодец, Яша! На шестнадцатой лобовой с перевернутого положения рассчитался с фрицем. Молодец!
Я настолько вымотался, что в ответ ничего не мог сказать. Двадцать три минуты огромного напряжения. Вспомнив, что в кармане комбинезона был кусок сахара, я достал его и, немного откусив, почувствовал облегчение. Затем пристроился к ведущему и скупо сказал:
— Опытный шакал. Столько времени пришлось на него потратить…
— Да, видимо, ас, — подтвердил Балюк.
Это был единственный случай в моей практике за время войны. Такого боя мне больше не приходилось вести.
Уже на аэродроме я увидел, что на моем яке нет нижнего капота. Он был сорван очередью мессершмитта в момент последней лобовой атаки.
Техник звена Алексей Погодин и механик самолета Юрий Терентьев в один голос заявили:
— Не беспокойтесь, товарищ командир, машина будет отремонтирована вовремя.
Заранее поблагодарив своих старательных помощников, я пошел к командиру эскадрильи, чтобы вместе с ним доложить на КП о выполнении боевого задания. На командном пункте были Мельников, Бенделиани, Верещагин, Норец и Ганзеев. Балюк рассказал обо всем, заслуживающем внимания командования, затем добавил:
— Между прочим, Михайлик провел любопытный бой – шестнадцать лобовых атак, в том числе и в необычном положении, вверх колесами дрался с мессершмиттом.
— Ай да Яков! — воскликнул горячий кавказец. — Молодчина!
— Трудно пришлось? — спросил помощник начальника штаба, отодвигая блокнот, в котором он только что сделал записи со слов командира эскадрильи.
— Обрисуй вкратце, — попросил замполит. Пришлось воспроизвести картину воздушного поединка с вражеским истребителем.
— Вот что, Михайлик, — выслушав мой рассказ, посоветовал командир полка, надо об этом побеседовать с молодежью.
— Обязательно, — подхватил капитан Норец. — И не откладывая в долгий ящик. Новая эскадрилья Ривкина (с конца ноября полк стал трехэскадрильным) сегодня же соберется в полном составе. Там нужно выступить в первую очередь.
— Хорошо, — согласился Мельников, — дело решенное.
Раздалась резкая телефонная трель. Подполковник Верещагин поднял трубку и тотчас же передал ее командиру полка, предупредив, что на проводе полковник Утин.
— Кобылецкого? — переспросил Мельников. — А как же! Знаю, воевали вместе… Должность? Моим помощником по воздушно-стрелковой службе пойдет? Тогда я немедленно вылетаю за ним… До свидания.
По тому, как с самого начала разговора о Кобылецком оживился Чичико Кайсарович Бенделиани, по его восклицанию: Вано будет с нами?! — я понял, сколь был расположен майор к незнакомому мне человеку, сколь обрадовался тому, что этот человек прибудет в наш полк.
Командир полка приказал инженеру Коберу подготовить самолет По-2 и вскоре улетел за капитаном Кобылецким, несмотря на довольно скверную погоду. Значит, ему тоже хотелось побыстрее встретиться со своим будущим помощником, которого, как я понял, он не видел с начала августа.
Я попросил Бенделиани рассказать о капитане Кобылецком, чтобы иметь хотя бы мало-мальское представление о нем. И вот что я узнал об Иване Ивановиче так звали Кобылецкого.
В 1938 году он окончил летную школу и в числе других советских авиаторов-добровольцев был направлен в Китай, революционная армия и трудящиеся массы которого вели в ту пору борьбу с японским милитаризмом. Именно там молодой интернационалист получил боевое крещение и соколиную закалку под руководством опытных командиров, прошедших войну в республиканской Испании, в том числе и Т. Т. Хрюкина, который командовал здесь, под Сталинградом, 8-й воздушной армией.
Начало Великой Отечественной войны И. И. Кобылецкий встретил на юго-западе страны. За сравнительно короткое время он совершил несколько десятков боевых вылетов. Только на киевском направлении и непосредственно в районе украинской столицы смелый, находчивый летчик 50 раз водил свою крылатую машину на разведку войск. противника.
И воздушных боях – а они были в ту пору весьма ожесточенными – Кобылецкий сбил 2 фашистских самолета лично и 17 совместно со своими однополчанами. За мужество и отвагу он был награжден орденом Ленина и двумя орденами Красной Звезды.
С Юго-Западного фронта И. И. Кобылецкий направляется в Сталинград. Здесь старший лейтенант, не жалея своих сил и самой жизни, самоотверженно дрался с гитлеровскими истребителями и бомбардировщиками и снискал славу незаурядного воздушного бойца. Особенно памятно для него четыреста первое боевое задание. Вот что об этом написал мне из Киева Герой Советского Союза подполковник в отставке Иван Иванович Кобылецкий в 1969 году (письмо привожу в сокращенном виде):
17 августа 1942 года в 3 часа 15 минут утра мы получили боевое задание сопровождать группу илов для нанесения бомбоштурмового удара по переправе, восстановленной противником предыдущей ночью в районе Калача. В случае появления вражеских истребителей мне и моему ведомому было приказано принять бой на себя.
Сначала появились восемь Ме-109. Мы вступили с ними в бой. Потом подошла еще четверка гитлеровских истребителей. В результате схватки я сбил два вражеских самолета. Тем временем фашисты подожгли машину моего ведомого (не однажды отбивал я атаки мессершмиттов, заходивших в хвост его яка, а на этот раз не успел – слишком неравны были силы). Когда летчик выпрыгнул с парашютом, истребители противника попытались расстрелять его в воздухе, но я не допустил их к нему. Замечу кстати, что впоследствии мы встретились с ведомым в 360-м эвакогоспитале.
Примкнуть к основной группе наших самолетов мне не удалось. Оставшись один, я продолжал вести ожесточенный бой. Убедившись в том, что я не только успешно обороняюсь, но и нападаю, немецкие летчики решили свести со мной счеты. К тому времени штурмовики успешно выполнили боевое задание. Это главное, во имя чего одному пришлось драться против целой эскадрильи.
