Михаил Прудников - Особое задание
То и дело подъезжали грузовики, крытые брезентом.
Охранники проверяли у шоферов документы и распахивали высокие ворота. Останавливались грузовики у платформы с подъемным краном, стрела которого виднелась поверх забора.
Алексей не мог простить себе, что узнал о строительстве склада так поздно. Если бы расчистка пустыря еще велась, то можно было бы незаметно пронести на его территорию противотанковые мины и зарыть их где-нибудь в центре. Хоть одна, может быть, взорвалась бы, и склад взлетел бы на воздух. Великолепная операция, почти не связанная с каким-либо риском! Теперь пронести что-нибудь в строго охраняемый склад было невозможно.
Ночами Алексей не мог уснуть, обдумывая всевозможные варианты диверсии.
И вот, как-то "прогуливаясь" неподалеку от склада, Алексей увидел санитарную машину с красным крестом на дверце. Она пронеслась мимо, по дороге к воротам.
Сквозь ветровое стекло мелькнуло знакомое лицо с нахмуренными мохнатыми бровями. Лещевский!
С тех пор как Алексей вышел из госпиталя, он с хирургом не встречался. Спросил как-то Аню, где живет Лещевский, но адрес и ей был неизвестен. Пришлось прибегнуть к помощи Шерстнева. Тот через полицию быстро выяснил, что Лещевский живет почти в центре города на бывшей Красногвардейской улице.
Боясь не застать Лещевского дома днем, Алексей отправился к нему вечером после комендантского часа.
В кармане у Алексея лежал пропуск негласного сотрудника полиции, добытый Шерстневым.
Лещевский открыл дверь только после того, как Алексеи сказал, что он из госпиталя и ему срочно нужен врач.
Адам Григорьевич встретил его в большой комнате, заставленной шкафами с книгами. Потрескивала большая, выложенная изразцами голландская печь, у дверцы валялись мокрые от снега поленья. Лепные карнизы потолка терялись во мраке.
При виде Алексея брови Лещевского полезли вверх, на лоб набежали морщины.
— Попов? — вскрикнул он.
В следующую секунду он уже тряс руку Алексея, расспрашивал о раненой ступне, тут же приказал снять валенок и внимательно осмотрел ногу.
— Теперь я вам могу признаться, — сказал он, — я полагал, что в конце концов вам грозит ампутация.
Да, собственно, надо было сразу отнять ступню, но стало жалко, здоровый, молодой мужчина. Решил рискнуть. Ну, как себя чувствуете?
Этот человек, казавшийся Алексею в госпитале сдержанным и холодноватым, сейчас был искренне рад своему гостю. Лещевский поставил на стол початую бутылку шнапса, рюмки, тарелки, коробку консервов…
Свою рюмку хирург выпил залпом.
— Раньше, до войны, я избегал пить крепкие напитки, — сказал он, положив себе в тарелку немного содержимого консервной банки. — Боялся, будут дрожать руки.
— А теперь не боитесь? — спросил Алексей.
— Нет.
Лещевский был возбужден от спиртного или от встречи с Алексеем неясно. Хирург то вставал и подбрасывал в печь дрова, то снова садился за стол и подливал себе шнапса, то принимался расхаживать по комнате. И курил. Большие, сильные пальцы его то и дело шарили по карманам в поисках спичек. Алексею не верилось, что этот неврастеник и тот массивный, хладнокровный человек, который сутками не отходил от операционного стола, — одно и то же лицо. И невольно приходила мысль: Лещевский частенько прикладывался по вечерам к рюмке. Топит в вине внутреннюю неугасимую боль души.
А хирург тем временем рассказывал о неудачной операции перед войной, за которую его отдали под суд.
Вот почему его не пустили на фронт, как он ни просился.
— А семья? — спросил Алексей. — У вас есть семья?
— Есть. Жена и ребенок. Их я успел отправить к родителям в Куйбышев. А сам, дожидаясь все-таки повестки из военкомата, застрял здесь.
Лещевский присел у печки, достал совком уголек, прикурил погасшую сигарету.
— Помните, как меня вызвали немцы и предложили, вернее, приказали работать в их госпитале, в глубине души я знал: у меня только один выход согласиться. Но все думаю, наши-то с меня спросят, когда вернутся… Врагам служу. Но ведь вы мне посоветовали идти в этот госпиталь. Да и нашу больницу не бросил — стараюсь помочь своим.
— Мне-то вы помогли, спасибо вам. Знаю, на какой риск шли. Если б тогда нас поймали с документами того, умершего… вам бы несдобровать.
Алексей видел: человек мучается и сейчас пытается разобраться в том, что с ним произошло.
Некоторое время они молчали.
— Да, я хорошо помню наш разговор, — нарушил затянувшуюся паузу Алексей, — я действительно посоветовал вам пойти работать в немецкий госпиталь.
Алексей раздавил в пепельнице сигарету.
— Вы слышали о расклеенных листовках, о взрыве на станции Бережная? — спросил он, посмотрев на Лещевского.
— Да.
— Так вот, фронт не только под Москвой. Он и здесь. Вы могли бы помогать нашим и дальше. Особенно теперь, когда работаете в немецком учреждении.
Лещевский опустил голову, вертя в руках пустую рюмку.
— Чем? — спросил он еле слышно.
Алексей положил свою руку на кисть хирурга.
— На днях я видел, как вы на санитарной машине въезжали в склад на Мотовилихе. Так вот, слушайте меня внимательно.
Лещевский уже не один раз по срочным вызовам бывал на складе. Видимо, немцы торопились со строительством — травм и аварий было довольно много.
Алексей предложил Лещевскому такой план действий. Перед очередной поездкой Лещевский постарается дать знать Шерстневу, чтобы тот был начеку. И когда хирург будет садиться в санитарную машину, "полицейский" попросит у врача прикурить и незаметно передаст мину с часовым механизмом, которую врач спрячет в чемоданчик с инструментами.
(Этот план Алексей предварительно разработал вместе с Корнем, а мину Шерстневу доставили партизаны.)
На Мотовилихе Лещевский остановит свою машину рядом с грузовиком, пошлет шофера (а это русский военнопленный, которому Лещевский делал в свое время операцию) разыскать пациента, а сам тем временем постарается сунуть магнитную мину в ящик со снарядами.
Лещевский не без колебаний согласился реализовать этот план.
Повеселев, он сказал Алексею:
— Не умею говорить о своих чувствах. Но спасибо, что поддержали дух. Все, что надо, сделаю.
Случай вскорости представился…
Когда через два дня после встречи с Алексеем Адам Григорьевич выехал на санитарной машине к артиллерийскому складу, то чувствовал он себя скверно. Ему казалось, что все: и шофер, и часовой на контрольно пропускном пункте, и полицейские — подозрительно косятся на его чемоданчик. Больших усилий Лещевскому стоило держаться спокойно. Он начал было шутить с шофером, но потом, решив, что излишняя общительность тоже может вызвать подозрение, замолчал.
Когда санитарная машина подъехала к воротам склада, Лещевский с ужасом увидел, что грузовиков со снарядами около склада не было. И мысль, что все может сорваться, на время заглушила беспокойство и страх.
Однако врач все-таки решил не отступать от задуманного плана. Он приказал шоферу остановить машину метрах в десяти от ворот склада и попросил его разыскать раненого фельдфебеля и узнать, может ли пострадавший сам выйти к машине или она должна въехать в ворота. Шофер ушел. Лешевский спрятал чемоданчик под сиденье, вышел из машины, походил вокруг, как бы разминаясь, подошел к пожилому полицейскому с карабином, попросил прикурить. Сновавшие вокруг солдаты и охрана не обращали на человека в белом халате особого внимания. Некоторые знали его в лицо и здоровались. Шофера не было.
Лещевский вернулся к своей машине, и вдруг до слуха его донесся рев мотора. Он оглянулся: по дороге тяжело брали подъем два серо-зеленых крытых грузовика.
"Снаряды! — пронеслось в голове Лещевского. — Сейчас не упустить момент".
Хирург, стараясь унять дрожь в руках, достал чемоданчик.
"Только бы не вернулся шофер, только бы не вернулся шофер", — повторял он про себя.
Через несколько минут грузовики подъехали к складу и поравнялись с санитарной машиной, чихая густым черно-сизым дымом. Автомобиль Лещевского стоял справа на обочине, и теперь огромные грузовики закрывали его и от будки часового и от бараков, в которых жили охрана и солдаты, обслуживающие склад.
Лещевский осторожно переложил мину из чемодана в карман халата. Шофер первого грузовика, хлопнув дверцей, побежал к будке. Шофер второго грузовика остался в кабине. Лещевский обошел этот грузовик и, держась одной рукой за борт, встал на запасной баллон. Оглянулся. Все было безлюдно. Сзади темной лентой через поле вилась пустынная дорога в город. Лещевский осторожно отогнул брезент грузовика. Сквозь неплотно пригнанные доски ящиков поблескивали снаряды. Лещевский проворно сунул мину в один из ящиков, снова, осторожно озираясь, застегнул брезент и спрыгнул на асфальт — и как раз вовремя. Вернулся шофер первого грузовика, и машины тронулись.
