Олег Метелин - Высоко над уровнем моря
Начинается бешенная стрельба. Бойцы первого отделения, шедшие перед нами, мгновенно расползаются по склону, посылая пули куда – то наверх. В такие моменты думать и осматриваться – последнее дело. Тут действуют инстинкты: врожденные и приобретенные уже здесь, на войне. Я начинаю садить из своего АКСа туда же, куда и все.
И, только расстреляв первый магазин, замечаю фигурки, перебегающие выше нас среди таких же валунов, за какими улеглись и мы.
Я меняю магазин, заодно покрывая матюгами нашу доблестную разведку, проморгавшую противника. Оцениваю ситуацию: наш взвод едва поднялся из щели с ручьем и занял валуны внизу склона. Второй и третий сгрудились в самой щели или еще не спустились с противоположного лба горы. Поэтому они сейчас перед противником как на ладони, и у них большие проблемы с укрытием от огня.
Облегчает ситуацию то, что «духи» нас тоже проморгали и не успели занять более выгодную позицию. Обратно на вершину, с которой они спустились, наверное, минут двадцать назад, им не подняться. Скопление камней, за которыми сейчас скрывается противник, последнее по дороге к вершине – дальше начинается голый склон. На нем мы перещелкаем моджахедов, как вшей на письменном столе. Поэтому, отчаянно стреляя в нашу сторону, они решают ту же задачу, что и мы: как с наименьшими потерями выпутаться из сложившейся ситуации.
Наш взвод лежит в практически мертвой зоне обстрела: пули летят выше головы. Не так высоко, как хотелось бы – высунься на полкорпуса и получишь в грудак свинцовую таблетку от всех болезней. Но все же это лучше, чем кувыркаться под огнем, как это делают ребята из двух других взводов.
Больше достается третьему: его отставшие бойцы не успели спуститься с противоположного склона и теперь, замеченные врагом, ищут укрытие. Спасает их от больших потерь только большое расстояние до противника, дающее приличное рассеивание пуль. Но «духи» лупят изо всех сил, и если даже десять кусочков свинца пролетит мимо, по закону вероятности одиннадцатая все равно найдет свою цель…
Наверняка перед нами Курбан со своей бандой. Бляха – муха, и как целую группу супостата разведка проморгала?! Чувствую, что после боя комбат посадит на попенгаген весь героический разведвзвод во главе с самим товарищем старшим лейтенантом – орденоносцем. Правильно: получил «Красную Звезду» – отрабатывай! Если, конечно, будет кого сажать…
Теперь вся надежда на наш взвод. У нас лучшая позиция, и мы должны прикрыть пацанов, пока они не придут в себя и не рассредоточатся.
И мы стараемся изо всех сил.
Снег подо мной уже почти превратился в грязь: я катаюсь от одного бока валуна к другому, высовывая автомат на вытянутых руках, который от отдачи так и норовит вырваться.
Грохот, визг пуль, рикошетящих от камней, глухое баханье подствольных гранатометов…
Снизу, через наши головы, заработал пулемет – значит, ребята из второго взвода начинают приходить в себя. Ему вторит ПКМ нашего отделения.
С ним за соседним валуном устроился мой корешок Грач. Его «машинка» работает практически без остановки, нашпиговывая свинцом склон над нами. Вот небольшая пауза: Грачев меняет ленту. При таком темпе стрельбы расход патронов у него – будь здоров. А его второй номер, сучара, на базе не хотел брать четвертую пулеметную ленту. Теперь она точно не лишняя…
В общую какофонию боя вплетается глухой удар. Это противотанковый гранатомет. Наш, «духовский»?! Разрыв наверху – наш!
В ответ грянуло в нашем тылу. В спину горячо толкнуло взрывной волной. По боку «моего» валуна шваркнуло кусками льда и камней. Что-то пробарабанило между лопаток. Вжимаю голову в плечи: не хватало еще получить мерзлой ледышкой по затылку – от нее в голове может получиться дыра не меньше, чем от осколка.
Катаюсь от одного бока камня к другому, изводя патроны. Все вокруг усыпано зеленоватыми точками отстрелянных гильз. Заканчивается третий магазин. Сколько мы будем заниматься этим онанизмом? Пока у «духов» или у нас не кончатся патроны?! Очередь, очередь, перекат, очередь.
По камню хлещет свинец. Звонкие удары. Визг рикошета, в носу щекочет каменная пыль и еще какая-то дрянь – окалина, что ли? Внутренности словно зависают в пустоте. Пережидаю, скорчившись за широкой спиной валуна.
Снова бьет наш РПГ. Кто это: Сашка Богуславский или пиленковский расчет? Какая, в общем, разница?!
Ду-ду-ду!!! Это Грач сменил ленту, и красноватые точки его трассеров снова понеслись к вершине. Днем они смотрятся не так красиво, как ночью. И на хрен он зарядил ими ленты – себя демаскировать?
Днем?!… Я и не заметил, что за нашей спиной неудержимо встает солнце. Снег сверкает под его лучами. И небо – голубое – голубое…
Ага! Солнце слепит «духам» глаза – вот почему они так неточно стреляют! Перекат, очередь, перекат…
Снизу, мимо нас, летит свинец второго и третьего взводов. Его я чувствую спиной. Мало будет приятного, если какой – нибудь чудак на букву «эм» возьмет прицел чуть ниже. Неудачно мы начали эту драку, неудачно… Чего ждет ротный? Меняю магазин.
Откуда-то справа взлетают ракеты. Красная и зеленая. Это же наш сигнал усилить огонь! Черт возьми, я совсем забыл про нашу разведку! Они же должны быть в тылу у «духов»! Вот чего ждал ротный…
Неумолчный грохот заглушает визг пуль над головой. Перекат, очередь короткая, перекат, очередь длинная, перекат, две короткие…
За своим увлекательным занятием едва не пропускаю хлопки гранат, рвущихся на позициях врага. Их много, этих гранат…
Стрельба потихоньку стихает. И мы перебежками, где на карачках, где в ракообразной позе; где, как и полагается людям, на своих двоих, рвемся к вершине, выставив впереди шеи и автоматы.
На склоне валяются трупы. Десятка полтора в изорванных гранатами пакистанках и наших армейских бушлатах. Окровавленные клочья. В свое время я достаточно насмотрелся на такие картины, поэтому стараюсь не запечатлевать в сознании детали.
Подбираю АКМ нашего, не лицензионного производства. Подсумок, фляга… Другой убитый лежит, уткнувшись лицом в колени первого. Словно прощения просит. А у этого – американская винтовка М-16. Стрелял я из такой. Ничего ствол, кучность неплохая. Но наш «калашников» надежнее.
Среди убитых «духов» Курбана нет. Скорее всего, мы наткнулись на его разведдозор. Интересно, что будем делать дальше? Нашу войну Курбан за десять километров услышал. Да и его разведчики, прежде чем лечь под нашими пулями и гранатами, наверняка сообщили главарю о встрече с «шурави».
В доказательство этого находим прошитую очередью эфэргешную радиостанцию армейского образца. Наш радист горестно морщится: такой трофей испортили…
Ротный негромко что-то передает на базу. Рядом с ним стоит трое командиров взводов. Чуть поодаль от них – старлей Макарин, разведчик. Наши лейтенанты его в упор не замечают. И он, хотя именно его бойцы завалили гранатами «духов», тоже героем себя не чувствует: если провалится операция, все свалят на него. Еще бы: проморгал арьергард противника!
Да и единственный убитый в этом бою – у разведчиков.
У нас – трое раненых. Один тяжело. Убитых нет, что даже удивительно при такой интенсивности боя. Я смотрю на часы: вся заваруха длилась семь минут, а кажется, что пролетела вечность. Относительность времени больше всего постигается в бою. Семь минут. Наверное, «духи» просто не успели по нам пристреляться.
Провалили операцию – не провалили… В данный момент на это мне наплевать. Я уселся на свою «эрдэху», которую еще летом выменял на три литра шаропа у стоящих по соседству десантников, перемотал портянки. И стал, посвистывая, набивать патронами пустые автоматные магазины: мое дело – солдатское, за остальное пусть офицеры думают. Им за это деньги платят и на базе разрешают водку пить.
Больше всего на свете мне не хочется тащить на себе трофейное оружие. Хотя по сроку службы я могу отбояриться, перевалив эту почетную ношу на молодых, но в этот раз, видимо, не удастся.
Переход нас ожидает впереди еще большой, и как бы не пришлось переть на горбу еще и младший призыв. «Черпаки» – одно название: попали в Афган по весне, этой зимой в горы не выходили, тем более не воевали. Эти зимние боевые для них – первые, и еще не знаешь, как они себя поведут в дальнейшем.
– «Эм – шестнадцать»? – ко мне подходит командир третьего взвода Митин, – Дай посмотреть – ни разу не видел…
Он еще много чего не видел, этот лейтенант. Пришел к нам два месяца назад: говорили, писал несколько раз рапорта – повоевать хотелось. Под занавес войны его рапорт удовлетворили.
Сегодня у него первый более или менее серьезный бой. Лейтенант еще не остыл от впечатлений: руки, подкидывающие винтовку, чуть подрагивают. Сам же лейтенант исполнен важности – как же, воевал! Чудило, ты еще не знаешь, что самое кислое нас ждет впереди. Кишками чувствую. А пока смотри винтарь, мне не жалко. Если даже захочешь сам тащить этот привет от дяди Сэма – плакать не буду.
