Николай Семёнов - Это было на рассвете
Ответ последовал немедленно:
— Нахожусь в ресторане, мучаюсь с окосевшими.
У комбата даже сердце екнуло. Подумал: «Неужели наши автоматчики перепились в ресторане?» Платицын и не мыслил, что допустил непорядочность сам Телегин. В это время в микрофоне послышалось беспорядочное дудение в трубу. «Надо еще раз уточнить, а потом следовать туда самому», — решил комбат.
— «Легендарный-2», доложи толком, что за дудение у тебя и кто — окосевшие? — еще раз запросил он Телегина.
— Тут фрицевское казино. Много пьяных фашистов, даже не могут выговорить «Хайль Гитлер!» — последовал ответ.
Наконец-то Платицын облегченно вздохнул.
Начало смеркаться. Лейтенант Лавренов приказал автоматчику Юсупову Муллагалею Тунбагалиевичу (смелого и шустрого автоматчика любовно величали в части «Михаилом Гавриловичем») охранять духовые инструменты и гитлеровцев, выволоченных из подвала ресторана. А сам со взводом собрался вылавливать других уцелевших фашистов.
— Вон, смотри, похоже, кухня мчится с ужином к нам. Встречай ее с музыкой, а то может проскочить вперед, — уже на бегу в шутку бросил Лавренов.
В сумерках со стороны Новгорода приближалась какая-то машина с прицепом.
«Командир якши пошутил — встречай кухня на музыка. Будет много почет повару. И кто будет играть? Я больше понимаю шашлык. А в подвал сколько баран, ай-ай! Но как же остановить кухню? Если самому выйти на дорогу, то могут убежать фрицы. Идти вместе с ними, — заберут или пробьют пулями блестящие никелированные трубы», — подумал Юсупов.
— Ай! Раз командир приказал, мой юрта на краю, ешь последняя шашлык, только не подавись, — вслух пробормотал он и строго приказал пленным, показывая на лежавшие трубы:
— Айда ду-ду песня «гоп со смаком»!
Гитлеровцы не понимали, что от них требуется, тупо смотрели на автоматчика. Юсупов изменил приказ:
— Айда ду-ду «Катюша», тогда никс пу-пу.
Попытался сам спеть куплет, На этот раз один из немцев догадался, что русский автоматчик приказывает играть «Катюшу», тогда расстреливать не будет. Пленные быстро напялили на шею трубы и заиграли. Оказалось, что они были из музыкальной команды и знали мотив «Катюши».
Почти совсем стемнело. Белоснежная территория поселка от разрывов и обильно пролитой крови стала черно-багряной. Юсупов вывел оркестрантов на дорогу вовремя: из-за строения показалась ожидаемая им кухня. Но что такое? Возле него остановился танк комбрига Шнейдера с прицепленной к нему трофейной немецкой зенитно-автоматической тушкой «Эрликон». Пленные музыканты, увидав танк, налегли на свои трубы, что есть духу.
Юсупов, получивший позже нагоняй от начальства, старался никому не рассказывать о своей ошибке. Но шила в мешке не утаишь.
Поздно вечером бригада сделала остановку в нескольких километрах от города. Надо было уточнить обстановку, пополниться боеприпасами, горючим и подтянуть тылы. В направлении Сутоки — Богданово была выслана подвижная разведывательная группа под командованием начальника разведки бригады капитана С. М. Урсова.
Пробираясь по лесам и болотам, разведчики по глубокому снегу в морозную ночь прошли десять с лишним километров и на рассвете осторожно подошли к Сутокам.
— А ну, останови машину! — махнув рукой механику-водителю, спокойно проговорил Урсов и спрыгнул с борта легкого танка. Тут же к нему подбежали командир роты автоматчиков Гребцов, взводные Крылов, Когут, Железнов и Манчинов, командир роты противотанковых ружей Иванченко с командиром взвода Ильиным.
Наш разведчик был молод. Чем сложнее обстановка, тем интереснее было ему. Он становился еще спокойнее, как казалось его товарищам. В такое время у Урсова появляется особый азарт к разведке. Он медленно сдвинул на затылок танкошлем, поправил на замасленной шинели поясной ремень. Потом развернул на лобовой броне танка карту, сначала внимательно посмотрел на нее, затем — на местность в бинокль.
— Вот те на, не только наличие противника, но и признаков жизни в Сутоках не обнаруживается. Это меня интригует по уши, — еле слышным голосом проговорил Урсов и задумался. Он видел, что берега протекающей поперек деревни реки Веронды крутые. Кое-где над рекой поднимался редкий туман.
— Значит, она местами не замерзает, а дно илистое. Сомневаюсь я, что фашисты ушли так далеко. Вон какие свежие следы, — пнул ногой комок снега. — Не может быть того, что они не постараются встретить нас. Поэтому непременно враг может зацепиться за водный рубеж, — продолжая наблюдать в бинокль, вслух размышлял разведчик. Медлить было нельзя с решением. Если там противника нет, то он сможет подойти в любую минуту.
— Гребнев, скрытно расположи своих гвардейцев левее и правее моста. Саперам — Обследовать состояние перекинутого через Веронду моста, наличие мин и грузоподъемность. Тут что-то неладно. Чую нутром: фашисты могут нам напакостить, — посмотрев довольно строго на командира роты автоматчиков, приказал Урсов.
Барич, Маркин и Соловьев поползли. Подходя к находящейся метрах в сорока от моста избе, один из саперов, увидев поспешно выскакивающих оттуда солдат противника, неожиданно закричал:
— Немцы!
Лихорадочно затрещали автоматы наших и немецких солдат.
Лейтенант Крылов в это время устанавливал в полуразрушенном дзоте пулемет. Услышав пальбу, он стремглав побежал к избе, откуда били автоматы.
— Оставьте «языка-а-а»! Позарез нужен, понятно?! Наши-то все целы? — кричал на бегу Крылов.
— Из наших погиб один да еще троих саперов срезали гады автоматной очередью, — показал командир отделения Иосиф Яблонский в сторону моста.
Вокруг избы распластались на снегу восемнадцать убитых гитлеровцев.
— А ты почему на снегу сидишь, «Михаил Гаврилович»? Ранило, что ли? — напустился комвзвода на сержанта Юсупова.
— Выясняет личность! — бросил один из автоматчиков.
— Товарищ командир, я на немца сидеть! Он убил нашего Кольку Слапогузова. Говорит: «Швайн!», а я ему говорю: «Ты сам шайтан». Долго не дает ловить своя горла. Хулиганит нету спасу, плюет мой лицо и кусается, — дрожа от ненависти, выпучив черные глаза, пробормотал сержант, вцепившийся словно орел когтями в немецкого офицера.
— Факт! Будешь огрызаться и ты, если сядут на тебя, затолкают голову в снег и станут хватать за яблочко. Забери его! Учиним допрос! — зло бросил лейтенант и спихнул Юсупова с немца.
Поодаль, выставив стеклянные глаза на облачное небо, на спине лежал смертельно раненный автоматчик ефрейтор Николай Александрович Слапогузов. Парню из Новосибирска не было еще и девятнадцати. В комсомол приняли перед самым штурмом Новгорода.
— Шибко хочется жить, — произнес он, еле шевеля губами. — Напишите, напишите… — послышалось еще через несколько минут.
— Кому, Коля? — нагнувшись, спросил Крылов. — Девушке твоей?
— Нетука…
— А кому, сынок? Маме? Ты еще поправишься, напишешь сам, — успокаивая, проговорил пожилой сибиряк Яблонский.
Слапогузов беззвучно пошевелил губами. Потом он левой перевязанной рукой, раненной накануне, провел по пушистому подбородку (он еще не брился), хотел вытереть покатившиеся слезинки. Но не смог: рука упала на окровавленный снег.
— Прощай, Николай! Вчера от огня твоего автомата полегли десятки фашистов и столько же — сегодня. Мы отомстим за тебя, — твердо произнес лейтенант Крылов.
Николай Слапогузов первым загородил путь выбегавшим из избы фашистам. Последним с пистолетом в руках выскакивал офицер.
— Колька! — крикнул строчивший из автомата Юсупов. Но офицер уже выстрелил по Слапогузову. Не успев вставить новый магазин, сержант прикладом выбил пистолет из рук офицера и, бросившись, подмял его под себя.
Находящийся на правом фланге Урсов, услышав автоматную трескотню, приказал роте немедленно занять оборону. Сам побежал к мосту, откуда «заговорили» автоматы. Поскольку достаточными данными о противнике не располагал, он сразу приступил к допросу пленного. В этом у него была своя манера. К знатокам немецкого языка он не принадлежал, но вопросы задавал всегда остро и довольно разумно.
Вот перед нашим разведчиком в заброшенной холодной крестьянской избе стоит тощий низкорослый офицер, разглаживая горло. Отросшая борода и его рыжие волосы истрепаны, а лицо исцарапанное — Юсупов постарался разукрасить его. Возраст трудно определить. Что только не натянул он на себя (и шерстяной клетчатый платок, и нашу телогрейку) под зеленый лапсердак. Крылов мимикой показал ему: чего, мол, чухаешься, как поросенок — перед тобой русский офицер. Фашист, поняв, перестал скоблить себя.
— Садитесь, горе-завоеватель. Мне необходимо разговаривать с вами, — спокойно сказал Урсов пленному на немецком языке.
— Уберите вашего горлодера! — присаживаясь на скамейку, произнес он и показал на стоящего у двери Юсупова.
