Таддеуш Тулейя - Сумерки морских богов
16 декабря Лангсдорф передал по радио эту ложную информацию в РВМ и добавил, что по ночам англичане организуют тесную блокаду порта. Он объяснил, что попытка прорыва в море кажется ему совершенно безнадежной, и запросил инструкций. Должен ли он попытаться прорываться с боем в Буэнос-Арйес, выбрать интернирование в Уругвае или затопить свой корабль, несмотря на слишком малые глубины в устье Ла-Платы?
В тысячах Миль от Южной Америки встревоженный гросс-адмирал Редер обсудил эту проблему с Гитлером и адмиралом Отто Шнивиндом, начальником штаба ВМФ. После долгих споров Редер отправил радиограмму Лангсдорфу, советуя добиваться продления стоянки. Лангсдорфу в этом отказали. Прорыв в Буэнос-Айрес казался невозможным. Поэтому было решено затопить корабль. Германия не слишком полагалась на нейтралитет Уругвая, и Редер хотел исключить возможность попадания «Графа Шпее» в руки противника. Поэтому от интернирования в Уругвае с сожалением отказались.
Вечером того же дня Лангсдорф узнал, что в продлении стоянки ему отказали. Он заперся в своей каюте и написал письмо доктору Лангманну, в котором объяснял, что попытка выхода из Буэнос-Айреса подвергнет ненужной опасности жизнь более чем тысячи человек его экипажа. Так как Уругвай лишил его возможности использовать статьи Гаагской конвенции, у него не остается иного выбора, как свезти экипаж на берег и взорвать «Граф Шпее».
Дозволенные 72 часа истекали вечером 17 декабря. Во второй половине дня германский танкер «Такома», который стоял на якоре неподалеку, подошел к борту «карманного линкора» и снял всех женатых офицеров и матросов. Они забрали с собой весь багаж. Эта процедура завершилась к 18.00. Лангсдорф отправил посыльных на буксиры «Гиганте» и «Колосо», арендованные немцами. На борту «карманного линкора» остался только минимум экипажа, необходимый, чтобы управлять кораблем.
В 18.20 возбуждение на берегу достигло апогея. Тысячи зевак с биноклями и фотокамерами следили, как «Граф Шпее» медленно выбирает якорь. Лангсдорф с мостика скомандовал «малый вперед». Лишенный экипажа корабль подобно призраку скользнул с места стоянки. За ним следовали «Такома» и один из катеров «Графа Шпее». Печальная процессия двинулась вниз по фарватеру.
Уже был слышен смелый военный клич Харвуда: «Моя цель — уничтожение!» Его потрепанные крейсера, к которым присоединился «Камберленд», уже показались со стороны моря. Они жаждали крови «Графа Шпее». Однако когда Монтевидео остался далеко за кормой, Лангсдорф круто положил право руля и прошел еще 2,5 мили на запад. Это опровергает глупое обвинение, выдвинутое против него, будто он, чтобы хоть как-то отомстить, затопил свой корабль прямо на судоходном фарватере.
Когда «Граф Шпее» вышел за пределы трехмильной зоны, Лангсдорф остановил корабль. Спокойно он спустился с мостика и пошел в трюм проверить размещение подрывных зарядов в отсеках. В 20.30 главный заряд, боеголовка торпеды, подсоединенный к большой катушке электрического кабеля, был помещен на место. Кабель был проведен вверх по трапам на палубу корабля и спущен за леера. После этого Лангсдорф пересчитал своих людей, чтобы удостовериться, что никто не остался на обреченном корабле. Он пожал им всем руки и отправил с «Графа Шпее», сказав, что сам останется на корабле до конца. Но офицеры отказались покинуть свой корабль без капитана, Лангсдорф, подавив свои чувства, тоже перешел на борт «Колосо».
Кабель разматывался по мере того, как буксиры и катер начали отходить от затихшего корабля. В 20.44 Лангсдорф нажал кнопку. «Граф Шпее» содрогнулся, когда ужасный взрыв разорвал его корпус ниже ватерлинии, и море хлынуло в трюм бурлящими потоками. Потом прогремел второй взрыв. Огромные языки пламени поднялись к небу и закружились вокруг боевой рубки. Тучи густого дыма повалили из-под разорванной палубы. Серая краска бортов отслаивалась и горела, обнажая стальную обшивку. Корабль медленно опустился на дно. Так как под килем у него было всего 9 метров, то все надстройки остались над водой. Тучи пара повалили из люков, когда хлынувшая туда вода попала на раскаленные докрасна листы нижних палуб.
Весь экипаж прилип к надстройкам буксиров, мрачно глядя на предсмертные судороги своего корабля. Лангсдорф стоял, взяв под козырек, и слезы текли у него по щекам, когда он наблюдал за агонией. Потом он развернул свой маленький флот и повел его в Буэнос-Айрес, который находился в 100 милях выше по Ла-Плате. Он надеялся, что аргентинское правительство примет его экипаж, как спасшихся с потопленного корабля. Когда он сошел на берег, то заявил встретившим его чиновникам и репортерам: «Я удовлетворен тем, что спас своих людей».
Однако аргентинское правительство отказалось считать экипаж «Граф Шпее» потерпевшими кораблекрушение и быстро интернировало его, выставив счет германскому правительству.
19 декабря Лангсдорф написал письмо барону Эдмунду фон Терманну, германскому послу в Аргентине.
«Ваше превосходительство
После долгих колебаний я принял роковое решение затопить линкор „Адмирал Граф Шпее“ для того, чтобы помешать ему попасть в руки врага. Я по-прежнему убежден, что в сложившихся обстоятельствах это было единственное оставшееся решение, после того как я привел свой корабль в ловушку в Монтевидео. При оставшемся запасе снарядов любая попытка прорваться с боем обратно в открытое море на большие глубины была обречена на провал. И только на глубокой воде я мог затопить корабль, израсходовав оставшиеся снаряды…
Вместо того чтобы поставить свой корабль под опасность попасть в руки врага после отважной битвы, я решил не сражаться, а уничтожить оборудование и после этого затопить корабль. Мне было ясно, что такое решение намеренно или ненамеренно может быть ложно истолковано людьми, не знакомыми с моими мотивами, которые были оставлены полностью или частично на мое личное усмотрение. Поэтому я с самого начала решил лично нести ответственность за принятое решение. Для капитана, знакомого с понятиями чести, вне всякого сомнения совершенно очевидно, что его личная судьба не может быть отделена от судьбы корабля.
Я откладывал свое окончательное решение настолько, насколько это было необходимо, так как я все еще отвечал за вопросы обеспечения безопасности экипажа, отданного под мое командование. После сегодняшнего решения аргентинского правительства я уже ничего не могу сделать для своего экипажа. Точно так же я не способен принять участие в той борьбе, которую сегодня ведет моя страна. Я могу только доказать своей собственной смертью, что солдаты Третьего Рейха готовы умереть во имя чести своего флага.
Я один несу ответственность за затопление линкора „Адмирал Граф Шпее“. Я счастлив отдать свою жизнь, чтобы смыть даже тень подозрения с его флага. Я встречаю свою судьбу с твердой верой в дело и будущее нации и моего фюрера.
Я пишу это письмо Вашему превосходительству в вечерней тишине, твердо все взвесив, для того чтобы вы смогли проинформировать мое командование и пресечь в случае необходимости любые слухи.
(подписано)
Лангсдорф Капитан 1 ранга Командир потопленного линкора „Адмирал граф Шпее“»Этой ночью Лангсдорф собрал всех своих офицеров в морском арсенале, где им были выделены комнаты. Попрощавшись с каждым из офицеров лично, он тепло пожал всем руки и сказал несколько слов. Потом он произнес общее: «Auf Wiedersehen».
В холодной тишине своей комнаты Лангсдорф достал свой табельный пистолет, приставил ко лбу и спустил курок. Вестовой нашел его тело на следующее утро.
Дух Бальдра вернулся на сгоревший корпус «Хрингхорни».
Глава 5
Морской странник
«Человек, который спокойно путешествует по суше, понятия не имеет, как я, измученный, провел зиму в изгнании в покрытом льдами холодном море, отрезанный от сородичей, со всех сторон обросший сосульками.
Нещадно хлестал град. Я не слышал ничего, кроме грохота морского прибоя».
Саксон-ГрамматикПожары «Адмирала графа Шпее» пожрали корабль задолго до того, как Лангсдорф совершил самоубийство. Стальные листы корабельной обшивки гнулись от страшного жара, труба рухнула, подняв огромный фонтан брызг. Только огромная носовая надстройка стояла, рассыпая искры, словно дымящиеся развалины невиданной цитадели. Надстройки корабля остались над водой до тех пор, пока рабочие не разрезали их на металл. Позднее в том месте, где остался ржаветь корпус «карманного линкора», был установлен буй. Его зеленый огонь указывал проходящим мимо судам, где покоится поверженный гигант.
Адольф Гитлер, который разыгрывал морские битвы модельками кораблей на письменном столе, хотел узнать, почему Лангсдорф не уничтожил «Эксетер» и зачем он пошел в Монтевидео после того как бой завершился. Гросс-адмирал Редер терпеливо пытался объяснить позицию покойного офицера, но оловянные глаза Гитлера подсказали ему, что он занимается совершенно бесполезным делом. Да, тактика Лангсдорфа в бою у Ла-Платы вызывала много вопросов. Однако как только выпал снег первой военной зимы, память об отважном моряке потускнела и вскоре полностью забылась.
