Вениамин Белобородов - Подвиг. 1941—1945
Евгения вместе с двумя другими опытными летчиками откомандировали в тыл, осваивать новые самолеты. Добираться они должны были сами. В одном месте еле вырвались из окружения. Однажды встретили беженцев. Позади горел их родной город. К летчикам подошла женщина.
— Плохо вы воюете. В самую глубину России врага пустили, — с горечью сказала она.
«Тяжелее дорог отступления был для нас упрек этой простой советской женщины, — писал позднее отцу Евгений. — Я рассчитаюсь за все с фашистами. Им и так уж от меня немало досталось. Буду бить до тех пор, пока они ползают по нашей земле. Все равно им конец один — смерть, рано или поздно».
До места назначения Евгений добрался лишь через полмесяца. Вскоре он писал жене:
«Вот уже двадцать дней, как я не слышу лая вражеских зениток. Скучаю по фронту. Получил сообщение о рождении сына. Страшно рад, что у тебя все хорошо. Какой он, мой пацаненок? Как выглядит? Кричит, наверное, как звать-то его? А то я тут заполнял личное дело, а имени сына не знаю».
В другом письме такие строки:
«Недавно летали за линию фронта. Ни одной мало-мальски сохранившейся деревни — все сожжено, все вытоптано, пущено по ветру. Ну, ничего, за все гады ответят сполна.
Мне пишут, что Женюрка уже щеголяет в штанишках. Просто не представляю себе своего мальчугана. Как бы я его хотел потискать. Напиши, лопочет он что-нибудь или еще нет?».
Через некоторое время он сообщил:
«На днях меня здесь не будет. Работа предстоит очень серьезная, летать придется в основном ночью. Хотели оставить инструктором, но разве я могу сейчас быть не на фронте».
Потом пошли письма с Ленинградского фронта. Воевать здесь было очень трудно. Едва наберешь высоту, как под крылом город, тут же и линия фронта.
Эскадрилья, где служил Евгений, состояла из ночников — бойцов высокого летного искусства. Вылетая в ночное небо Ленинграда, они не раз преграждали путь врагу.
Евгений писал:
«Идет освобождение города-героя от блокады. В сутки приходится иногда совершать по пять и более вылетов. Мы вступили сейчас в полосу ожесточенных сражений, которые решают судьбу нашей Родины. Стать рабом… Нет, лучше смерть в бою, чем это. Мы победим, но очень дорогой ценой.
Как там мой пацаненок? Жаль, что прошел уже почти год его жизни, а я его все еще не видел. Что же это за чертенок, которого я не знаю, но уже крепко люблю».
О своих боевых делах он писал мало, но однажды приложил к письму свою фотографию из фронтовой газеты.
Осенью пришла весточка о предстоящем отпуске. Все жили ожиданием встречи. В двух домах — родителей Евгения и родителей Татьяны белили, мыли окна, из скромного военного пайка экономили продукты.
Евгению послали письмо, где на отдельном листе была обведена рука его сына, а под ней Татьяна написала:
«Евгений Евгеньевич готовится здороваться со своим папой».
И вдруг письмо с незнакомым почерком на конверте.
«Татьяне Васильевне и Вашему маленькому сыну Евгению Евгеньевичу от всех летчиков нашей боевой части.
Тяжело писать это письмо, но мы, советские люди, должны пережить все испытания этой суровой войны. Сообщаем Вам с глубокой скорбью от всего летного состава о героической смерти Вашего мужа Евгения Ивановича, за которую мы в сто крат отомстим фашистским варварам. Ваш муж был лучшим в полку и любимым всеми летчиком. Он летал на всех типах истребителей. За пятнадцать месяцев службы в нашем полку старший лейтенант Чернецов принес немало пользы Родине. Он штурмовал вражеские танки и пехотные колонны, провел много боев, десяток фашистских стервятников вогнал в землю.
Погиб 26 сентября 1942 года в 13 часов 15 минут при выполнении боевого задания на перехвате разведчика противника в районе Волховстроя. Похоронен на кладбище деревни Плеханово Ленинградской области.
Для всей части его гибель — незабываемая потеря, которая не забудется никогда.
Наш Вам наказ: вырастите сына достойным отца».
Через несколько месяцев ушел на фронт восемнадцатилетний брат Евгения — Николай. Ушел, и тоже не вернулся домой. Погиб в сорок четвертом в Литве.
Уехала на фронт вместе с военным госпиталем Татьяна. День Победы застал ее в Заполярье. Весь персонал госпиталя собрался в палатах. Здесь вместе с ранеными и встретила великий праздник.
Прошли годы. Вырос малыш, которого так хотел увидеть отец. Мечта мальчишки летать сбылась — в Кургане он закончил аэроклуб ДОСААФ, а недавно получил диплом авиаконструктора.
В Юрюзанском народном музее хранится фотография его отца, та самая, из фронтовой газеты.
Подрастают новые поколения. Каждый год приходят в музей юные посетители, и директор музея Л. Н. Сурин рассказывает им о их земляках, защитивших Родину.
Л. Козлов
ПОД СТАРОЙ РУССОЙ
Ясным летним вечером 21 июня 1941 года я уехал на реку Миасс, чтобы отдать несколько часов рыбацкой зорьке, а следующий день — воскресному отдыху в лесу и у воды.
Работал я в то время заместителем начальника транспортного управления треста «Челябуголь». Копейские транспортники трудились с полным напряжением сил. Мы не только занимались текущими перевозками, но и развивали свое предприятие. Строили паровозное депо, монтировали разнообразное оборудование, создавали ремонтную базу.
Коллектив у нас был дружный, сплоченный. Душой его были передовики производства, стахановцы. Своими успехами в труде, высокой сознательностью были известны машинист паровоза К. П. Сергеев, составители поездов В. А. Дергунов, Ф. Н. Панов, Г. Д. Ашмарин, помощник машиниста паровоза В. Ф. Медведев, весовой мастер И. А. Хорешко, бригадир пути В. П. Богданов, токарь депо И. Г. Овечкин. Все эти товарищи в первые дни войны ушли на фронт и погибли, защищая Родину.
Приехав в тот субботний вечер на берег Миасса, я, как, наверное, и большинство советских людей, никак не думал о том, что до войны оставалось лишь несколько часов. Я и весь следующий день не знал, что война уже идет, что пылают наши города и села, а бойцы и командиры Красной Армии, не жалея крови и самой жизни, героически отбивают натиск врага. Узнал об этом только вечером 22 июня, вернувшись в Копейск.
Утром 23 июня пригласили в горком партии. Меня, политрука запаса, направили на политическую работу в Действующую армию. Вместе со мной были и мои друзья политруки запаса Иван Иванович Лоськов — заместитель редактора газеты «Копейский рабочий», Александр Афанасьевич Васильев — заместитель начальника городского узла связи.
25 июня вызвали в Челябинский обком партии. Бюро обкома утвердило решение Копейского горкома — и еще через день мы, 100 политработников запаса — первые посланцы Южного Урала фронту, одетые в военную форму, сидели в зале обкома и с волнением в сердце слушали выступление руководителей областной партийной организации, представителей главного политического управления РККА. Они рассказывали о сложившейся обстановке, говорили о том большом доверии, которое оказано нам.
И вот уже вокзал станции Челябинск. Краткий митинг. Представители трудящихся города дают нам наказ быстрее разгромить ненавистного врага. Прощаюсь с женой. Она спокойна — не плакала, но на ее лице грусть и тоска. На сколько времени разлука?
Проводы. Музыка.
Поезд идет на запад.
30 июля 1941 годаНаконец-то с «сидением» в резерве покончено. Люди воюют, а мы почти месяц занимаемся учебной подготовкой: «зубрим» уставы, преодолеваем препятствия и стреляем по мишеням. И всего в каком-нибудь десятке километров от боевых позиций.
Правда, мы иногда выполняем отдельные поручения командования, но в серьезных переплетах еще не были. Между тем обстановка на фронте трудная. Враг шагает по Украине, идут тяжелые бои в районе Смоленска. Пылают села Псковщины и Новгородчины. Группа фашистских армий «Север» стремится окружить Ленинград. Усиливается натиск на южное крыло Северо-Западного фронта. Однако сильнейшим контрударом 11-ая армия в средине июля отбросила врага в районе города Сольцы на запад. Я видел на дорогах брошенную и разбитую вражескую технику, трупы гитлеровских вояк, нашедших «жизненное пространство» в России.
Нас вызвали в политическое управление фронта и сообщили о назначении:
— Командируетесь в распоряжение политотдела 11-й армии.
Возвращаюсь в свой шалаш (мы стояли в лесу).
— Ну, куда тебя? — бросается с расспросами мой земляк Иван Иванович Лоськов.
— В 11-ую армию.
Лоськов грустнеет: он по-прежнему остается в резерве.
— Значит, расстаемся, Лука? — говорит он.
Шли по Ильменю на маленьком пароходике, борта которого обложены мешками с песком. С западного берега тянулись огненные трассы, изредка впереди и позади суденышка вихрились разрывы снарядов. Но пароходик спокойно печатал свои шаги в юго-восточном направлении. Им командовал пожилой капитан в форме лейтенанта: видно, звание ему только что присвоили. Когда вошли в устье реки Полисть, он снял фуражку и совсем «по-граждански» сказал:
