Захарий Захариев - Верность
Этого Горан никак не ожидал. Неужели правда?! И, встретив добрый, понимающий взгляд Биримирова, он понял, что ему доверяют, доверяют не на словах, а на деле.
Биримиров с улыбкой положил ему руку на плечо и притянул к себе.
— Пойдем!..
Они направились к летчикам.
17
— Вы знаете Софию? — нарушил наконец молчание майор Подушкин, когда машина проезжала через центр столицы.
— Да. Я сам из Софии… На улице Витошка мой дом, — ответил Владимиров. — Могу я узнать, куда вы меня везете?
— В штаб военно-воздушных сил.
— Прямо туда? Будете меня допрашивать?
— А вы желаете этого?
— Нет, но… вас не интересует, как себя чувствуют немцы?
— Мы знаем, как они себя чувствуют. — Майор Подушкин замолчал и только сильнее прижал к коленям толстый портфель. Час назад на аэродроме Ефимов передал ему пакет, найденный в самолете Владимирова.
— Вы полагаете, что речь идет о чем-то серьезном? — спросил тогда Подушкин.
— А разве стали бы они иначе специально посылать самолет?
После этого майор Подушкин закрыл портфель, раздувшийся от пакета, и доложил:
— У меня есть приказ забрать и фельдфебеля Владимирова.
— Я уже сообщил ему об этом, — сказал подполковник Ефимов. — Он был так поражен. Никак не хотел расставаться со своим самолетом.
— Значит, он знал, что должен был доставить, — заметил майор Подушкин. Автомобиль с Владимировым уже ожидал его.
На улице Царь Асен, 64 машина остановилась. Майор Подушкин повернулся к Владимирову и вежливо произнес:
— Приехали. Можете идти в штаб.
— Один? — удивился Владимиров.
— А почему бы и нет? В таком патриоте, как вы, мы нисколько не сомневаемся.
В это же время черный «мерседес» генерала Нанчева остановился у его дома. Шофер предупредительно вышел из машины, чтобы открыть генералу дверцу, но тот опередил его. Сильно захлопнув дверцу, он, не отдав никаких распоряжений, скрылся во дворе.
Сбросив накидку, он тяжело плюхнулся в кресло. Закурил сигарету. Генерал явно был встревожен. События следовали одно за другим, неясные и неожиданные.
И именно тогда, когда ему казалось, что он начинает их понимать, вдруг оказывалось, что они не такие, какими он видел их, и это еще больше вызывало в нем тревогу. Он был уверен, что, после того как многие офицеры из «Звена» заняли ответственные посты в военном министерстве и в армии, сила на их стороне. Но с каждым днем он убеждался в том, что положение выглядит совсем иначе, что они изолированы от солдатской массы, что влияние коммунистов велико. И еще генерал чувствовал, что не только он один испытывает тревогу. Несколько дней назад один из его заместителей устроился военным атташе при посольстве в одной соседней стране. К другому заместителю однажды ночью постучали в дверь дома несколько вооруженных людей — они пришли свести с ним счеты за убийство министра из кабинета Стамболийского. Только прибежавший на помощь с двумя солдатами дежурный офицер по штабу, которому генерал С. успел вовремя позвонить, спас его от справедливого и законного возмездия. Однако сразу же после этой ночи генерал слег и через несколько дней умер.
Генерал Нанчев не понимал, что происходит вокруг него. Его удивлял полковник Биримиров. Он и моложе, и жизненного опыта у него меньше, а вот ориентируется во всем легко.
Теперь еще этот случай с Владимировым.
Генерал Нанчев устал, очень устал. У него не было сил остановиться и за что-то ухватиться, чтобы не увязнуть в трясине, которую он чувствовал у себя под ногами. И зачем только он связался с этим полковником Николом? Его пугали коммунистами, пугали тем, что у него отнимут фабрику. И он действительно этого боялся.
Раздавив в пепельнице недокуренную сигарету, он встал и подошел к окну. Ну что ж! Сейчас он занимает ответственный пост, ему оказывают доверие. Значит, можно найти выход из положения.
И опять это чувство безнадежности. И почему он не какой-нибудь обыкновенный человек, как тысячи других? Они воспринимают новую власть как свою. Высоких постов они не занимают, но готовы отстаивать эту власть. Нанчев ненавидел их и завидовал им в то же время. Вот и этот Златанов. Не успел Нанчев подумать, что уничтожил, растоптал его, как он стал летчиком у русских и теперь будет возвращен в болгарскую авиацию…
Генерал отвернулся от окна, взял брошенную им накидку, отнес ее в переднюю и повесил. Вернувшись в гостиную, внимательно осмотрел стены, пол, ковер, потом прошел на кухню, открыл буфет и на ощупь что-то проверил: все было на месте.
Он снова сунул руку в буфет и нажал на одну из кнопок сигнализации. Все было смонтировано по указанию полковника Никола.
Потом сел и выждал некоторое время. Встревожившись, он поднялся, нажал на вторую кнопку и снова стал ждать.
Дверь из гостиной осторожно приоткрылась, и в кухню вошел гладко выбритый, одетый в штатское полковник Никол.
— Вы опять задержались, — холодно произнес генерал.
— А вы опять перепутали кнопки. С Владимировым уже виделись?
— Нет. Его самолет привел Златанов.
— Златанов? Этот паршивый офицерский кандидат, который так ловко меня обманул? Но его же уволили?
— Теперь он летчик у русских. Обстановка осложняется, дорогой Никол…
— Осложняется, потому что вы не знаете русских.
— Вы-то, бесспорно, их знаете. Знаете, что они за птицы, не раз обжигались.
— Мы с вами делаем одно дело. К чему эта ваша желчность? Лучше используйте умело отношение к вам коммунистов и русских, будьте внимательны и любезны с ними, и успех придет.
«Успех!.. Делаем одно дело!.. Вы обделываете свои дела. А я никак не найду своего места!» — внутренне запротестовал генерал, а вслух произнес:
— Не я, а вы не знаете русских людей. Политика, дипломатия, ласковые слова… Но все это разбивается о педантичное несение службы их офицерами и солдатами. В окопах не могли с ними справиться, так думаете сейчас получится?
— Не слишком ли рано начинаете отчаиваться, генерал?
— Нет. Просто я не согласен с вами. У меня есть авиация, мы еще не использовали всех ее возможностей…
— И возможностей вашего поста… Не известно, сколько еще вы будете занимать его.
— А вот мое гостеприимство имеет пределы.
Никол готов был вскипеть, но его положение требовало максимум терпения и хладнокровия. Он отошел к окну, глубоко вздохнул и немного успокоился. Последнее время он верно оценивал события. Коммунисты все больше упрочивали свою власть и в любой день могли накрыть Никола в его берлоге. Но еще не все потеряно, нужно только держать в руках этого новоиспеченного генерала.
— Повторяю, генерал. Рано отчаиваетесь. Или вы еще не свыклись с генеральскими погонами?
— Поберегите нервы, полковник Никол. Они вам еще пригодятся. Разве вы не видите? Ваши войска отступают. И нужно быть большим фантазером, чтобы ожидать какого-то чуда.
— Вы не знаете немцев, господин генерал. Нам важно, чтобы в войсках сохранился дух непримиримости, ненависти к коммунизму. Это еще пригодится…
— Я сожалею, что приютил у себя шпиона и профессионального убийцу…
— Вот видите, получить погоны — это еще далеко не все, что нужно. Выдержки и силы духа вам явно недостает!.. Но оставим любезности. Я послан сюда не для того, чтобы сидеть в этой норе, как крыса. Нужна ваша авиация. Моя работа начинается только теперь. Я ожидал, что вы заговорите о Владимирове. Почему вы молчите? Мне необходимы документы и шифр. Понимаете? И как можно скорее! — Никол подошел вплотную к генералу. Потеряв над собой контроль, он закричал еще сильнее, так что голос его сорвался на истерический фальцет. — Как можно скорее, вам понятно?!
— Не кричите, господин Никол, нас могут услышать. Самолет Владимирова у нас, Владимиров скоро его получит, и мы передадим вам эти чудотворные документы.
Никол немного успокоился. Сел и попросил сигарету.
— Пока я вам рекомендую перекусить что есть. Я сейчас схожу в ресторан.
— Принесите что-нибудь выпить. Луканка [4] и брынза мне противопоказаны, доведут до язвы.
— Луканка деликатес, не жалейте себя.
Зазвонил телефон. Оба бросились в гостиную.
— Да? Кто? Владимиров? Вы откуда говорите?.. Да? Чудесно! Сейчас нет… Повторяю, сейчас нет! До свиданья! — Генерал положил трубку, повернулся к Николу: — Русские освободили Владимирова. Завтра мы встретимся с ним.
— О, по такому случаю две бутылки, генерал. Скоро я отплачу вам с лихвой.
Генерал Нанчев вышел из дому, как всегда, ровно в семь. И, как всегда, посмотрел вдоль улицы сначала влево, потом вправо. Когда один из соседей спросил его однажды, зачем он это делает, генерал ответил: «Привычка. Летчик должен быть осмотрительным».
Он не заметил ничего подозрительного и в приподнятом настроении торопливо зашагал. Вечер выдался холодный. При уличном освещении деревья с уже пожелтевшими листьями выглядели как театральные декорации. Здесь движение было оживленнее, хотя по Софии ходили только служебные и военные автомашины.
