Захарий Захариев - Верность
Обзор книги Захарий Захариев - Верность
Захарий Захариев
Верность
Повесть о летчике
1
Его разбудил яркий сноп света, ударивший в окно. Он открыл глаза. От окна до противоположной стены, где висел календарь с надорванным листком, тепло и мягко скользили в полумраке отблески вспыхнувшего зарева. Вот они неровно осветили френч на спинке стула, потом скользнули по календарю. Горан увидел, как свет выхватил из мрака «16 апреля», напоминая ему о времени, в котором он жил.
Ему двадцать пять лет; четверть века своей жизни на земле он встречает в мире, охваченном тревогой. Идет война — она несет разрушение и смерть. Кому нужна эта война?.. Ему, молодому, полному сил? Его старой матери? Крестьянам, которые работают на земле, ухаживают за ней, как за малым ребенком?
Война идет страшная — не на жизнь, а на смерть. Кому-то она нужна. Но его, Горана, место не с теми, кто ее затеял. Что принесет ему тысяча девятьсот сорок четвертый год, ему и его родине?
Его взгляд остановился на погонах френча, висящего на спинке стула, и Горан насмешливо улыбнулся. «Кандидат в офицеры, погоны ждут звездочек… Как все нелепо, — подумал Горан. — И этот френч, и эти погоны, и место вокруг, и господа офицеры, говорящие о долге, о верности царю и родине, о великой объединенной Болгарии, о «новом порядке» в Европе!»
Для Горана «новый порядок» в Европе не был отвлеченным понятием, он знал, что за ним скрываются реки крови, смерть и разрушения. Разумеется, он понимал, что и среди офицеров есть много его единомышленников. Он интуитивно угадывал настроение авиатехников и солдат своего полка, но в то же время знал: фашисты расставляют ловушки, у них всюду уши и глаза.
«Вот Тончев, — продолжал раздумывать Горан. — Отличный техник. Хорошо знает свое дело. Как будто бы честный человек, понимает, что происходит кругом. Но попробуй вызвать его на откровенность. Он прикидывается наивным или вовсе молчит. А фельдфебель Владимиров? Они давно летают в паре, часто бывают вместе. С подчиненными Владимиров ведет себя запанибрата, пользуется репутацией демократа. Перед офицерами заискивает, подхалимничает, а при случае говорит о них такое… Он находчив, остроумен. У него пытливый, хитроватый взгляд». Горан до сих пор не мог решить, что это за человек. Он чувствовал, что Владимиров увертлив и способен на подлость, и держал его на расстоянии. Горан чувствовал себя здесь одиноким и держался настороженно.
Сбросив простыню, Горан вскочил на пол, широко распахнул окно. День обещал быть хорошим. Утренняя гимнастика на какое-то время отвлекла его от раздумий. По дороге в столовую он снова вернулся к своим мыслям.
На деревьях набухли почки. Они бесшумно лопались, из них пробивались клейкие зеленые клювики. Зеленела трава. Поздняя весна неожиданно громко заявила о себе в это утро.
Полку, в распоряжении которого находился Горан, было поручено оборонять Софию от англо-американской авиации. Каждую минуту ожидали сигнала тревоги, по которому Горан должен был вести свой «Мессершмитт-109» против «Лайтнингов» и «мустангов». «Рыбацкая лодка против корабля! Это бессмысленно», — подумал Горан.
Но не это тревожило его сейчас. Надо было решить — воевать против американцев или нет. Приказ командования ему говорил — да. Разум — подумай. Воевать с союзниками Красной Армии, громившей фашизм? В то же время он понимал: они сбрасывают бомбы на беззащитный город, где нет военных объектов, где в первую очередь гибнут дети, женщины и старики. Кому они мстят?
Хладнокровие, с которым они это делали, потрясало Горана. Защитить обреченный город подсказывало Горану сердце.
Он быстро позавтракал и отправился к своему самолету. На мостике, переброшенном через небольшую речушку, его догнали летчики.
— Боевая тревога! Американские самолеты, Горан! — крикнул кто-то, обгоняя его.
«Что ведет этих людей в бой? — подумал Горан. — Остановить их, пока не поздно. Но как можно остановить тех, кто идет защищать беззащитных?!» И он, охваченный настроением предстоящего боя, поспешил к своему самолету. Вот он уже на высоте пять тысяч метров. Под крылом самолета дымится окутанная туманами гора Мургаш.
Большая группа бомбардировщиков Б-29 в сопровождении «Лайтнингов» приближалась к Софии. Они должны были вот-вот появиться. С земли передали: вражеские самолеты уже над городом Перником. И вот Горан увидел стройные ряды зловещей армады. Сердце у него заныло. «Бессмысленно…» — подумал он. Перед ними была сила огромная и неумолимо жестокая. Вот американские истребители кинулись как хищники на самолеты, ведомые болгарскими летчиками. Небо рассекли всплески огня. Горан едва успел пригнуться к сиденью и нажать на гашетку. Вспышки разрывов возникали совсем рядом, казалось, самолет был охвачен пламенем, но каким-то чудом его машина оставалась невредимой. С флангов взметнулось пламя, оставляя черные шлейфы дыма. Самолеты Симеонова и Николова, подбитые одновременно, падали на землю.
Он увидел Софию, ее дома, парки. Нажал на гашетку, но американский истребитель ловко ушел из-под обстрела. Для «Лайтнингов» его самолет был слишком легкой добычей, и они кружились над ним, будто играя в кошки-мышки. Резко уйдя в сторону, Горан пропустил их вперед и дал очередь, не рассчитывая в этой обстановке на удачу. Он не сразу заметил, как один из «Лайтнингов» оказался его мишенью. Охваченный пламенем, американский самолет падал на землю.
«Этого они мне не простят», — подумал Горан. Он летел над северными склонами Витоши, покрытой плотными облаками. Маневрируя, он уходил под их покровом. Прошел облачный заслон, «Лайтнингов» уже не было, не видно было и бомбардировщиков. Перед ним расстилалась София, объятая дымом и пламенем. Он почувствовал непреодолимую боль в сердце, словно видел не горящий город, а живое существо, страдающее в огне. Он должен был вернуться на аэродром — бензин и боеприпасы на исходе. Над Владайским ущельем показались американские бомбардировщики. Они сделали свое черное дело и теперь возвращались обратно. Горану было ясно, что так могли поступить только варвары, а не враги фашизма. Он почувствовал, как на него нахлынула волна ненависти. Горан развернул свой самолет и стремительно пошел на них. Он ничего не видел, кроме горящей Софии и этих чудовищ, сбросивших свой смертоносный груз.
Самолет вздрагивал, Горан выжимал из него все, что мог. Шел на сближение с врагом, презирая опасность. Огненные трассы прошивали небо, со всех сторон к нему стремилась смерть. Горан до боли в пальцах нажал на гашетку, оказавшись совсем близко к бомбардировщику, на фоне которого его самолет казался до смешного ничтожным. Он услышал оглушающий треск и… раскрыл парашют. Земля оказалась совсем рядом. Горан упал на вспаханное поле и не сразу заметил, что около него оказались двое крестьян из соседнего села Горна-Баня.
— Ранило тебя, парень? — спросил один, постарше.
Горан не понял слов. Крестьяне переглянулись, недоуменно пожали плечами. Вопрос повторил второй крестьянин, помоложе:
— Ранен, что ли, спрашиваем тебя?
Горан медленно поднял голову. Он догадался, о чем его спрашивают.
— Нет, не ранен.
— Помоги! — попросил пожилой молодого, желая поставить Горана на ноги, чтобы удостовериться, в самом ли деле тот цел и невредим.
— София горит. — Горан посмотрел в сторону города. Долину застилало дымом.
— Болтали, что немец будет оборонять Софию… — с раздражением заметил старший. — Да где там…
— У меня в Софии живут родственники…
— Н-да…
По черному вспаханному полю, то показываясь, то скрываясь за холмом, скакала белая лошадь. Остановив коня перед Гораном, ездок лихо спрыгнул на землю, его острые коленки вылезали из ветхих штанов.
— Пожалуйста, господин офицер! — он указал на коня.
Горан сложил парашют.
— А кто вернет мне коня? — спросил ездок.
— Найдешь его на аэродроме. Спросишь там Горана Златанова.
Крестьянин призадумался. Потом неожиданно и сам вслед за Гораном вскочил на коня, обхватил его руками.
— Так лучше. Я видал картину — ополченцы на Шипке так ездили.
Командир полка стоял перед штабом, держа в руках фуражку. Его сутуловатая фигура, будто вбитая в землю, застыла в тревожном ожидании. В этом бою его полк понес большие потери, хотя точно подсчитать их еще не успели. Ему хотелось надеяться, что многие летчики приземлились на другие аэродромы или совершили вынужденную посадку. Немецкие самолеты тоже поднимались по воздушной тревоге, но они не ввязывались в бой, не пришли на помощь болгарским летчикам.
Полковник в гневе и обиде кусал губы. Он заметил двух всадников и ждал их приближения. «С какой вестью?..» — раздумывал полковник.
Горан осторожно, словно что-то живое, положил на землю парашют и направился к полковнику.
