Александр Одинцов - Огненная вьюга
Оценив обстановку, Васильев решил перехватить эту «грабь-команду», когда она будет возвращаться назад. Стремительный марш-бросок, и вот уже лыжники оседлали дорогу на выходе из Теплово. Разведчики, пробравшиеся в деревню, сообщили, что оккупанты уже вовсю развернулись в деревне — режут коров, свиней, бьют домашнюю птицу.
Короткий зимний день истекал, надвигались сумерки, а фашистские «заготовители» почему-то не особенно спешили в обратный путь.
— Товарищ командир! Неужели они останутся на ночь? — обратился к Васильеву сержант Воеводин.
— Не думаю. Они побоятся ночевать здесь, в отрыве от своих… Видимо, еще не закончили «свою работу»…
— А если останутся? — все допытывался сержант.
— Тогда мы их накроем в деревне и прищучим сонных и тепленьких…
Сказать-то так было легко, а выполнить намного сложнее. Одно дело перехватить обоз на дороге, где можно использовать и пулеметы, и автоматы, и гранаты. И совсем по-иному придется действовать в деревне, в которой нужно соблюдать крайнюю осторожность, чтобы во время схватки не пострадали женщины, дети, старики…
«Нет, придется запастись терпением и ждать, ждать, несмотря на мороз, хоть до утра», — решил Васильев.
И хотя основательно продрогших разведчиков эта перспектива явно не устраивала, никто не обронил и слова несогласия с решением командира. Воинская дисциплина соблюдалась в отряде неукоснительно.
А мороз пробирал до самых костей. Но ни побегать, ни поиграть было нельзя. Поэтому каждый боролся со стужей, как мог. Одни занимались «согревательной гимнастикой», усилием воли напрягая и расслабляя тело, другие исподтишка лежа тузили друг друга. При этом вполголоса крепкими словцами поносили оккупантов.
— Ну и нахалы же! Ну и хамы! — сокрушались зло разведчики. — Не только начисто обобрали колхозников, но и устроили пирушку. Пьют шнапс, закусывают в теплых избах, ведут себя как дома. А тут лежи полуголодный и мерзни в сугробах, пока они нажрутся.
— Не скоро мы их дождемся, — сказал усатый разведчик. — Говорят, у них в армии с харчами стало туго. Вот они и стараются заполнить свои желудки на неделю, как верблюды.
— Нечего ждать их на дороге, нужно засветло раздолбать их в деревне. Метель не унимается, да вечер вот-вот наступит. Так ведь можно и окоченеть, — со злостью высказался Сидоров.
— Раздолбать! Раздолбать! А ты, Сидоров, подумал о том, что в деревне кроме оккупантов находятся советские люди: дети, женщины и старики, которые могут невинно пострадать при твоей «долбежке»? — возразил рядовой Черноусов.
Трудно сказать, сколько бы продолжался этот разговор, если бы в него не вмешался сержант Воеводин:
— Уймись ты, ради бога, Сидоров. Подожди. Дай срок. Все будет как надо, начальству виднее, как поступать.
Не прошло и трех минут после слов Воеводина, как наблюдатель доложил:
— Товарищ старший лейтенант! По дороге из деревни Теплово на Васильевское-Соймоново движутся четверо саней противника.
— Приготовиться! — скомандовал Васильев. — Без моей команды огня не открывать.
Прошло несколько минут и на дороге показались «заготовители». По всему было видно, что все они находились навеселе. На разные лады орали песни, словно ехали с веселого пикника. Трое саней двигались одни за другими, четвертые несколько отстали.
Вот первые розвальни поравнялись с засадой. По резкой, как выстрел, команде старшего лейтенанта по гитлеровцам разом хлестнули автоматные очереди. Лошади, опрокидывая сани, ломая оглобли, шарахнулись в стороны, но тут же завязли в глубоком снегу и придорожных кустарниках. Все немцы, ехавшие в передних розвальнях, были сражены наповал.
Но только разведчики высыпали из укрытий, как с дальних саней прозвучала длинная автоматная очередь. Стрелявший был тут же сбит с ног ответным огнем, но понесли потери и разведчики. Сержант Воеводин погиб, а рядовой Сидоров получил ранение в ногу.
Но сокрушаться по этому поводу не позволяло время.
— Раненого на первые сани, убитого на вторые, всех немцев навалом — на остальные, — распорядился Васильев.
— Падаль-то эта на что нам? — удивился замкомвзвода. — Покидать их к чертям собачьим под снег и дело с концом…
— Выполняйте приказание, — хмуро сказал командир взвода, казнящий себя в душе за потерю бойца, которой можно было избежать, если бы в первую очередь им самим была проявлена бо́льшая осмотрительность при захвате вражеского обоза. Не следовало сразу выскакивать на дорогу, не убедившись в полном уничтожении врага. Не следует допускать и второй оплошности — оставлять на месте схватки убитых оккупантов. Иначе, найдя их трупы, фашисты обрушат кару на невинных местных жителей. Лучше забрать убитых с собой и запрятать их где-нибудь подальше от деревни. Метель через считанные минуты загладит все следы, и пусть тогда те, кто посылал сюда мародеров, ломают головы над их исчезновением. Расчет оказался правильным. Из допросов позже захваченных пленных стало известно, что начальнику продовольственной команды капитану Фрику так и не удалось установить, где и при каких обстоятельствах пропала группа солдат, орудовавшая в Теплово. Было установлено, что она «успешно закончила работу» по заготовке мяса и картофеля в деревне, в 17 часов выехала на Васильевское-Соймоново и как в воду канула. Бесследно исчезли и солдаты, и кони, и сани с продовольствием.
Правильным оказалось и решение Васильева не заходить в деревню с обозом, хотя его так и подмывало сделать это, чтобы вернуть жителям хотя бы часть награбленного немцами продовольствия. Все впоследствии допрошенные гитлеровцами колхозники, даже самые старые, хворые, робкие и дети, так убежденно и искренне говорили, что они никого не видели и ничего не слышали, что те не могли не поверить их показаниям.
Было далеко за полночь, когда Васильев со своими разведчиками прибыл на стоянку лагеря. Командир и комиссар отдыхали у жаркого из сухих еловых бревен костра. Васильев подчеркнуто официально доложил:
— Товарищ капитан! Боевое задание выполнено… Уничтожено семь гитлеровцев. Старший команды тяжелораненый фельдфебель взят в плен. Захвачено несколько центнеров награбленного немцами мяса, восемь мешков картофеля. Наши потери — убит сержант Воеводин и легко ранен рядовой Сидоров.
Шевченко, огорченный потерей бойца, сдержанно поблагодарил Васильева и сказал:
— Продовольствие нам, конечно, нужно не меньше, чем боеприпасы. Но цена-то за него оказалась слишком высокой.
Старший лейтенант потупил голову. Что правда то правда.
— И вот еще что, — продолжил Шевченко. — Меня угнетает мысль, что мы в данном случае уподобляемся мародерам. Немцы награбили у колхозников, а мы забрали награбленное себе. Что ты думаешь по этому поводу, комиссар?
— Да, как говорится, есть вопрос, — ответил Огнивцев. — И вопрос серьезный. Надо будет это дело поправить… А то совсем нехорошо получается…
— Товарищ командир, товарищ комиссар! На этот счет вы не сомневайтесь, — поднял голову Васильев. — Вопрос об отбитом у фашистов продовольствии мы с населением согласовали.
— Как согласовали?
— Сразу, как оно было захвачено, послали в села двух лыжников. Они рассказали верным людям о случившемся и спросили, как быть. Ну, а те в один голос: «Обойдемся. Увозите все, как есть. А то придут немцы, обнаружат забитый скот, догадаются, в чем дело. Кровью зальют деревню. Со временем мы объясним односельчанам, что к чему… Так что — не переживайте зря. Пусть это будет наша помощь Красной Армии…»
Шевченко радостно хлопнул ладонью по колену:
— Хай буде так! Спасибо ж людям нашим за понимание момента, спасибо и тебе, Петр Васильевич, за правильные действия. А теперь пленного давай сюда.
Васильев отошел от костра и тотчас вернулся. Вслед за ним два бойца подвели, придерживая под руки, раненого фельдфебеля, укутанного в черную бахромчатую шаль.
— Вот он, паскуда, — представил пленного Васильев. — Перестарался насчет шнапса, еще толком не очухался. Да и ранение в грудь, видать, серьезное.
— Перевязали? — спросил Шевченко.
— Так точно!
Первым через переводчика задал вопрос комиссар:
— По чьему приказу грабили население? Или, может, действовали по собственной инициативе?
— Мы не грабили, — ответил фельдфебель. — Мы выполняли приказ командования о реквизиции… излишков продовольствия.
— Вот как, — протянул Огнивцев. — Излишки, значит, изымаете?
— Так точно!
— Ну, ну, — проговорил комиссар. — Я еще раз спрашиваю — по чьему приказу вы грабили?
— Все делается по приказу фюрера. Он отдал приказ о реквизиции у населения теплых вещей и продовольствия…
— Так… Понятно-о, — с досадой нетерпеливо перебил фельдфебеля капитан Шевченко. — Старая знакомая песня. За все в ответе ваш фюрер. Нет уж, за разбой будет отвечать каждый.
