Валерий Цапков - Шоколадная медаль
… Что делают с песчинкой в часах? Вытряхивают…
— Покажи фото.
Олегов сунул руку во внутренний карман, вытащил фотографии и бросил их на стол. Серж взял их, стал рассматривать, искоса поглядывая на Олегова, который курил глубокими затяжками, сидя на каком-то ящике и привалившись спиной к соломенной циновке на стене.
— А это что? — недоуменно спросил Серж.
— Что? — Олегов глянул через стол. В руках индуса была фотография с президентским глобусом.
— А, это! Это у нас во дворце, в канцелярии Бабрака. Дай сюда, это я случайно достал.
— Но ты сказал, что было три фотографии? — обеспокоено спросил Серж.
— Да чего ты разволновался? — зло спросил Олегов и добавил, — Что, только сейчас дошло, что жареным запахло?
Олегова действительно бесило то, что всю эту историю индус выслушал с безразличным выражением лица, как будто его это совершенно не касается, и только сейчас он проявил какие-никакие эмоции. Все фотографии у Олегова лежали в одном кармане и он нечаянно вместо своей фотографии у стены рядом с бензовозом достал снимок с глобусом.
— Так где третий снимок? — спросил настойчиво индус, в глазах у него появилась тревога.
Третий снимок лежал в кармане, но Олегов, чтобы как-то досадить этому невозмутимому земляку йогов, злорадно сказал:
— В полку остался. На нем ты, я и твой кореш из банды.
— Он не из банды, он караваны охраняет, — с достоинством ответил Серж, не желая давать в обиду родича, который в один день дал дохода на четверть миллиона.
— Подожди в машине.
— А ты смоешься?! Нет, я останусь здесь! — наотрез отказался Олегов.
— Не бойся, я дукан не брошу.
— Ладно…
Олегов взял из ящика у ног бутылку «Кока-колы» и вышел в пыльное пекло залитого солнцем перекрестка. Прислонившись плечом к капоту машины, чувствуя сквозь ткань, как раскалилось железо, он неторопливо попивал коричневую жидкость.
— Командор, бакшиш есть? — он обернулся на робкий голос за спиной. Это был маленький хрупкий мальчик, из-за робости подходивший обычно последним. Не проживет долго, думал про него почему-то Олегов.
— На, — он протянул ему значок, на котором была изображена эмблема предстоящего фестиваля молодежи и студентов Москва-86.
Мальчик взял значок, повертел его в руках и с печальной улыбкой протянул обратно. Олегова и раньше удивляло, что афганские мальчики с каким-то безразличием относятся к советским значкам с идейно выраженной символикой.
— На, — Олегов протянул ему пустую бутылку. Больше дать было нечего, ни денег, ни сувениров в карманах не было. Мальчишка, получив бутылку, тут же расцвел, стрельнул глазами по сторонам и таинственно прошептал:
— Командор, майор из санитарной машины сдал масла на четырнадцать тысяч…
— Врешь, я же рядом стоял!
— Ты на дорогу смотрел…
Олегов озадаченно почесал потный затылок, думая, что прозевал сделку, или бача это выдумал, чтобы поднять в его глазах свою ценность.
Подъехал на велосипеде Серж, и пацаненка как ветром сдуло.
— Что он тебе говорил? — подозрительно спросил индус.
— Бакшиш просил…Так что делать будем?
— Тебе надо поговорить с дядей Максудом. Без машины можешь прийти сюда? Завтра?
— Какой такой Максуд? Не темни.
— Он мой хозяин.
— Э, так ты, оказывается, мелкая сошка здесь? — усмехнулся Олегов.
— Так ты сможешь прийти завтра? — пропустил усмешку мимо ушей Серж.
— Только не сюда. Меня здесь многие знают.
— Конечно. Где встретимся?
— Я приеду на такси, встретимся на черном базаре.
— Где?! — опешил Серж.
— Не волнуйся, я не самоубийца, я буду не в военной форме. Около десяти утра возле торговца попугаями. Знаешь, где это?
— Найду, — кивнул головой индус.
Остальные события этого неудачного дня воспринимались Олеговым, как фон второстепенной значимости для его напряженных мыслей: что и как делать завтра. Безучастно слушал он вечером разбор несения службы в комендатуре, на котором его похвалили за задержание и упрекнули, что мало записей о проверках машин.
— Миша, после ужина сходи за меня на совещание, — попросил его Гена Моисеев, командир роты. Он и раньше не любил ходить на совещания, а сейчас после возвращения из инфекционного госпиталя, где он лечился от брюшного тифа, и подавно. Олегову не хотелось идти, но упрямиться не входило в его планы, надо было еще договориться с Моисеевым насчет завтрашнего дня.
На ужин к овсяному гарниру давали, по выражению младших офицеров, «сорокакрылого птеродактеля», то есть курицу, у которой на одну ногу приходилось не меньше восьми крыльев. Таково было соотношение крыльев и ног, когда мясо доходило, наконец, до офицерского зала. Олегов без аппетита жевал куриный хрящ, равнодушно глядя, как солдат в белом халате нарочито замедленно накладывал кашу с ошметками мяса в тарелки подходившим офицерам. Его медлительность объяснялась тем, что ему не хотелось разносить офицерам тарелки по столам. Он предпочитал чуть замедлить процесс, чтобы у тех кончилось терпение и они сами бы столпились у его стойки, что позволяло ему с большей экономией раскладывать мясо и тем самым избежать после отбоя болезненных упреков в недостатке мяса со стороны дембелей из разведроты, рано утром вернувшихся с боевых.
— …довернуть гайки требует партия и командование, а следующий год командование требует сделать переломным в укреплении дисциплины. А чем же отвечаем мы? Букетом происшествий и преступлений. Передовые части дивизии уже повернули туда, куда мы и не мыслим. А все начинается с вас, товарищи офицеры. Все начинается с Чижова, который по полку в кроссовках ходит, с командира химзавода, который развел панибратство с солдатами, чуть ли не сигареты с чарсом им прикуривает, в разведроте от боевых освободили шесть человек, что они неделю в казарме делали? Почему на строевую подготовку я их должен выковыривать из всех щелей? Комбат-два!
— Я!!! — скрипнув стулом, из-за стола поднялся командир второго батальона.
— Опять патруль задерживает ваших солдат с пустыми флягами. До каких пор это будет продолжаться?!
— До конца сегодняшнего вечера, — угрюмо ответил комбат. Сев, он толкнул локтем Олегова.
— Из-за ваших меня дергают, — прошипел он, — выписать у начальника штаба фамилии и завтра весь день задержанные носят на шее чулки от ОЗК, наполненные водой.
По опыту курсантской стажировки в Кишиневе Олегов помнил, что в резиновый чулок от защитного костюма влезает одиннадцать литров вина. Он тут же представил, каково это — день проносить на шее двадцать два килограмма, и понял, что неистощимый на выдумку комбат придумал хороший педагогический прием. От водопроводной воды солдат и офицеров жестоко пробивало поносом, пить ее было запрещено, поэтому каждый солдат постоянно должен был иметь на поясе флягу с кипяченой водой, а лучше с отваром верблюжьей колючки.
Во дворец Олегов шел уже в темноте, долгих вечерних сумерек в этих краях не бывало. Топая ногами, мимо него прошла на ужин какая-то рота, оглушительно распевая на два голоса песню про коня, что гулял на воле. Он свернул и пошел через дворцовый сад тропинкой. Глаза еще не привыкли к кромешной тьме, он угадывал дорогу лишь по силуэтам деревьев и высоких кустов. Ничего не стоит сейчас какой-нибудь обезьяне меня из-за дерева по черепу трахнуть, мрачно подумал Олегов, оглядываясь по сторонам. Мысль эта страха у него не вызвала, наоборот, позвала за собой другую — и пусть бы трахнули!
— Гена, мне завтра в штаб дивизии нужно, на аэродром. Хочу по магазинам походить, — солгал Олегов, обращаясь к ротному, лежащему на кровати и задумчиво смотревшему телевизор.
— Валяй…
Дежурная машина за почтой выезжала как всегда около девяти утра. Олегов уже сидел в кузове, прижавшись спиной к брезентовому тенту, на всякий случай, чтобы никто не заметил. Он уже договорился с начальником связи полка, что тот его подбросит до аэродрома, где и размещались основные силы дивизии со всеми штабами, складами и военторгами.
Посигналив у ворот, машина выехала с территории резиденции и свернула налево. Пора, подумал Олегов и подвинулся ближе к кабине, стук сердца заглушал для него шум двигателя и свист ветра.
— Стой! Стой! — застучал он по кабине. Машина остановилась. Начальник связи, худощавый капитан, недоуменно посмотрел на него.
— Ты чего?
— Слушай, деньги забыл. Может, вернемся?
— Да ты что! Топай сам назад, через час начпрод на склады поедет, с ним и доберешься! Извини, не могу!
Олегов вылез из кузова и с досадой сплюнул.
— Вот невезуха… Ну ладно, я пошел.
— Счастливо, хорошо, что от полка отъехать не успели.
Махнув обиженно рукой, Олегов повернулся и пошел в обратную сторону, от проходной они отъехали метров на сто, остановившись перед перекрестком с круговым движением.
