Павел Горбунов - Президенты без государств
— У меня нет выбора. Я согласен.
— В таком случае подпишите вот это. — Грефе положил на стол перед Шломсом заранее подготовленную расписку.
После того, как Шломс подписал ее, Грефе добавил:
— А теперь вы поступаете в непосредственное подчинение к доктору Ольцше.
— Немедленно сдавай свои дела в Шварценберге, — сказал Ольцша, когда они вышли из кабинета, — нужно срочно ехать в Дрезден подыскивать помещение для «АТ». Этим вопросом интересуется рейхсфюрер. В Дрездене тебе будет оказано содействие со стороны местного управления СС и гестапо, они в курсе…
— Извини, что заставила тебя ждать… Что случилось?
Шломс с трудом очнулся. У столика стояла Иланка.
— Завтра прибудут три туркестанца… Этих парней надо немного развлечь.
Подливая в чашечку с кофе коньяк, она бесцеремонно потребовала аванс для себя и своих подруг. Деньги, не пересчитывая, сунула небрежно в замшевый парижский кошелек, подаренный ей Ольцшей лет пять тому назад. С тех пор в нем не переводились марки, недостатка в клиентах она не испытывала. И при этом — странная женщина — продолжала любить Рейнера Ольцшу. Время от времени ей звонил Шломс и после каждого звонка они встречались в этом баре, где у них был постоянный столик. Иногда, после изрядной попойки, с головной болью, доктору Шломсу случалось отправляться на работу из постели Иланки Гайнтель. Но такие случаи были редки и ущерба их отношениям не наносили.
ТАЙНИК РАСКРЫТ
После смерти Чокаева генерал Майер Мадер неотступно следил за каждым шагом Каюма, до поры до времени не предпринимая никаких действий. Ему стало известно, что заполучить архивы Чокаева Каюму не удалось. Мало того, загадочно исчезла и сама Мария Яковлевна. Генерал дождался, когда поиски прекратил не только Каюм, но и Ольцша. И начал действовать. Через несколько дней Асан Тюлегенов принес своему генералу адрес вдовы президента.
После некоторых колебаний генерал решил отправиться во Францию, несмотря на то что ее территория была наводнена оккупационными войсками союзников. Теплым весенним вечером генерал появился в Париже. На его плечах топорщились новые погоны майора американской армии. Чокаеву он нашел в небольшом доме у речного порта.
— Вы?! — растерянно вскрикнула Мария Яковлевна, когда при свете керосиновой лампы в американском офицере узнала одного из руководителей немецкой разведки. — Как вы нашли меня, барон? — прошептала она, машинально назвав генерала бароном, хотя еще при жизни Мустафы он посещал их дом и назывался генералом Майером Мадером.
— Я к вам с добрыми намерениями, — заверил он, почувствовав ее тревогу. Потом подчеркнуто неторопливо достал портсигар с рисунком орехового наплыва.
— Тот же портсигар, — сказала она. — За тридцать лет он нисколько не изменился. Удивительно.
— Время его только отполировало.
— Зато нас порядком поистрепало, — с сожалением сказала Мария Яковлевна.
Она долго внимательно разглядывала портсигар. Грустная улыбка осветила ее лицо, как бы приглашая к воспоминаниям.
25 августа 1912 года сухогрузный пароход «Мерв» вышел из Баку в Красноводск с трюмом, набитым колониальными товарами. Пассажирские каюты были переполнены.
Было уже без четверти одиннадцать. Южное солнце достаточно нагрело палубу. Мария Яковлевна, сидя за столиком в ресторане, рассеянно следила за игрой волн.
— Мария Яковлевна! Голубушка! С добрым утром! — услышала она густой голос полковника Белоусова.
— Разрешите представить вам моего друга, барона фон Кюхлера.
Мария Яковлевна слегка поклонилась.
Барон прикоснулся губами к ее пальцам…
— Значит, вы актриса? — обратился он к Марии Яковлевне.
— К тому же еще дьявольски талантлива, — с восторгом произнес полковник. — Актриса Мариинского театра.
Мария мило улыбнулась.
— Вы не из Петербурга? — спросила Мария Яковлевна.
— Нет, не из Петербурга, — ответил он. — Я родом из Франкфурта-на-Майне. Там и живу.
— О, родина Гете!
Барон поклонился.
— Вероятно, я только этим и знаменит.
За завтраком полковник рассказывал забавные истории.
Барон был из тех людей, которые в обществе стараются держаться в тени, больше слушают собеседника, чем говорят сами.
— Любопытно, барон, что же вас привело ко мне?
— О, голубушка Мария Яковлевна! Я пришел к вам как друг, поверьте!
— С таким риском для жизни? Не из-за красивых же глаз? Увы, мои глаза угасли от бесконечных слез, от тоски и вечного страха.
— Германия ведет войну на два фронта… — начал было генерал что-то объяснять, но Мария Яковлевна перебила его:
— Вы проиграли две войны. Ничего вам уже не поможет. Чего вы еще хотите от меня, старой женщины? Зачем вы здесь? Как это ужасно! — она закрыла лицо руками.
Генерал Мадер понял, что нужного разговора не получилось. Чокаева взвинчена, чувствовалось, что она устала.
Мария Яковлевна не без оснований связывала приезд генерала с архивами мужа. Кроме того, она всерьез опасалась, что ее могут ликвидировать, так как генерал не допустит того, чтоб еще хоть одна живая душа знала о судьбе этих архивов.
Генерал Мадер отлично понимал и ее настроение, и примерный ход ее мыслей. Поэтому он начал издалека:
— Мария Яковлевна! Вы только что упомянули о 30-ти годах. Это немалый срок…
Чокаева, все еще расстроенная, молчала.
Ночь была теплая, светила полная луна. Мария Яковлевна растворила окно, ее обдало речным запахом.
— Я бы не хотел, чтобы нас услышали, — тихо сказал генерал.
Чокаева глубоко вздохнула и с досадой захлопнула створки.
— Так вот, тридцать лет вы знаете меня. А я, если приплюсовать Санкт-Петербург, ваши афиши, Мариинский театр, знаю вас немножечко больше. И всегда с наслаждением вспоминаю ваши выступления. Вспоминаю «Мерв», Ташкент, наши веселые молодые годы. В молодости вы были обворожительны.
По реакции Марии Яковлевны генерал понял, что он на верном пути.
— Ваш голос! А ваш задор! Я был всегда от вас в восторге, — продолжал он. — Только, право, до сих пор не знаю, как это судьба свела вас с Чокаевым.
— Революция в России соединила наши грешные души, — сказала Мария Яковлевна. — До революции он учился в Санкт-Петербурге на юридическом факультете. Суровое тогда было время. В октябрьские дни я испугалась большевиков и бежала из Петербурга в Ташкент, к Чокаеву. Потом мы оказались в Коканде. Он был властолюбив. Может быть, я плохо разбираюсь в таких вопросах, но, по моему мнению, политик он неважный. Об этом говорят результаты всех его начинаний. Они провалились и в Ташкенте и в Коканде. Не помогли ни атаман Дутов, ни англичане. Но царство ему небесное. — Она перекрестилась. — Меня он любил. Я тоже привыкла к нему.
— Значит вы не сожалеете, что связали свою судьбу с Чокаевым?
— Жалей не жалей, жизнь прожита. Хорошего в ней было мало. Сплошные скитания. А ведь я русская, и мне страсть как хочется в Россию.
— Ностальгия?
— Если хотите, да. Только туда мне все пути заказаны. А как бы я была счастлива умереть в России!
На глазах ее показались слезы.
— Я мог бы помочь Вам вернуться в Россию, — сказал генерал.
— Работать на вас? Быть шпионкой?! Нет, нет. Менять маски в жизни — это амплуа моего мужа и таких, как вы, барон. А я актриса, я могу менять их только на сцене.
Мадер устал и поэтому напрямую заговорил с Марией Яковлевной об архивах. Чокаева опустила голову.
— Я знала, что вы когда-нибудь обязательно придете. Но ждала вас значительно раньше.
— Выходит, вы понимали, что они нам нужны?
— Вы оказались предусмотрительней, чем Каюм и доктор Ольцша. Они осаждали меня в то время, когда во мне кипела жгучая обида. Обида на то, что после смерти мужа все тут же забыли меня. В самом деле, почти полтора года никто не вспомнил о моем существовании. Если бы даже вы явились тогда, я и вам указала бы на дверь.
— Что ж, вы это можете сделать и сейчас, — сказал генерал таким тоном, что Мария Яковлевна сочла за лучшее промолчать. Она вспомнила, о чем ее предупреждал Мустафа: «Будь осторожна с этим человеком. В свое время он получит все, что ему будет нужно».
Говоря об этом, муж имел в виду то, что на пост главы Туркестанского комитета его рекомендовал Майер Мадер, и Шелленберг согласился с ним. Но Чокаев не успел рассчитаться с генералом, ему было нечем, и за расчетом генерал пришел к ней.
Но генерал не был уверен, что сейчас ему удастся получить долг. Даже убив Чокаеву, он уйдет ни с чем. Он встал, подошел к окну, потом прошелся раза два по комнате, а когда сел к столу, Чокаева увидела на его лице неожиданную улыбку. Генерал вынул из портфеля сверток, развернул и на его коротких пальцах повисло египетское ожерелье. Огонь играл на каждом камне, на каждой грани.
