Павел Горбунов - Президенты без государств
— Мы уполномочены просить вас, Мария Яковлевна, пока не поздно, оставить Париж и выехать в Берлин.
— Кем уполномочены?
— Доктором Ольцшей. Он прибыл с нами. Вы должны согласиться с этим предложением, — вкрадчиво продолжал Кайгин. — Вы просто не имеете права рисковать. При сложившейся обстановке вам лучше всего уехать из Франции.
— Но вы же только что сами сказали, что немцы потопят всех англичан в Ла-Манше. Откуда же такое беспокойство? И почему именно сейчас, а не тогда, когда после смерти мужа я сидела без куска хлеба?
— Немцы хотят, чтобы вы помогли им в эту трудную минуту.
— Разве Каюм-хан не справляется?
— Сейчас не время считаться с обидами.
— Благодарю вас, Кайгин! Благодарю вас за добрые чувства! — со вздохом сказала Мария Яковлевна, — Похоже, что вы искренне хотите мне помочь. Но это невозможно, вы должны понять. Что я буду делать в Берлине, не зная немецкого языка? Здесь у меня квартира и библиотека.
Кайгин словно ждал этого.
— В Берлине, Мария Яковлевна, вы не останетесь без квартиры. Вам не грозит одиночество, вы же говорите по-казахски. А библиотеку перевезут в полной сохранности.
— Не более двух недель назад у меня была встреча с Каюмом. Мы очень крупно поговорили. Он недоволен, что я принимаю у себя в доме земляков мужа. Это, видите ли, подрывает его авторитет. «Позвольте, сударь, — сказала я ему, — разве я не хозяйка в своем доме и не вправе принимать, кого мне угодно?» Он мне на это: «Бывают обстоятельства, когда некоторых посетителей можно и не принимать». Мне кажется, он имел в виду вас…
— Что же было нужно от вас Каюму?
— Архив, — тихо сказала Мария Яковлевна.
— И что вы ему ответили? — спросил Кайгин.
— Что архивы и книги мой муж увез из дома. Вот и все. А Каюм мне не поверил, предлагал деньги, — на ее губах промелькнула брезгливая усмешка. — На самом деле библиотека здесь. Мой покойный муж завещал ее вам, дорогой Асан, и Канатбаеву.
— Вот как? — довольно правдоподобно удивился Кайгин.
— Нам пора. А вы еще не сказали своего решения, — вмешался в разговор Орозов.
— Я все сказала. В Берлин не поеду. Пусть меня оставят в покое. Библиотеку, Кайгин, вы получите. Но, согласно завещанию, это произойдет только после моей смерти.
Возвратившись из Парижа, Ольцша приказал Орозову не спускать глаз с Каюма.
— Имейте в виду, что он непременно повторит свой визит к Чокаевой, либо сам, либо командирует кого-нибудь из своего окружения.
— Мне кажется, что Лукин куда-то пропал, — сказал Орозов. — Двое суток не появлялся ни в комитете, ни дома.
— Немедленно займитесь выяснением причин его исчезновения. Потом доложите мне.
— Слушаюсь.
После разговора с Орозовым Ольцша вызвал секретаршу:
— Приготовьте чашечку кофе. И — я никого не принимаю. — Он включил приемник и настроил его на Москву, больше доверяя русским сводкам.
Ольцша мрачно дослушал сообщение Совинформбюро. После Сталинграда и Курска тяжелые предчувствия неотступно преследовали его. И самое отвратительное, что в такой острый момент находятся мерзавцы, которые хотят обмануть его.
Сообщение о Лукине Ольцша получил от Орозова только вечером. Орозов позвонил ему в гостиницу.
— Слушаю. Где? В Париже? Уже три дня? Ну хорошо… — процедил сквозь зубы Ольцша. — Нет, нет… Вы мне сейчас не нужны…
А через два дня, в среду, Лукин возвратился в Берлин. В пятницу же Ольцше доложили, что Чокаевой в Париже нет. В тот же день Лукин был арестован. Ольцша решил сам допросить его. Рано поутру Лукина привели к нему в кабинет.
Бессонная ночь, проведенная в одиночной камере, не прошла для Лукина даром. За несколько часов он как-будто съежился.
Лицо Ольцши было бледно, чувствовалось, что он еле сдерживается.
— Где Чокаева? Мои люди ездили в Париж и не нашли ее дома. Где она?
— Нет, нет… Я не убивал ее…
— Значит, ты не отрицаешь, что был у нее на этих днях?
— Не отрицаю.
— С какой целью?
— По поручению Вали Каюм-хана; я отвозил пакет.
— Что было в пакете?
— Письмо и деньги.
— Сколько денег?
— Не считал… Но не меньше 20 тысяч франков. Президент сказал: «Повезешь Марии двадцать тысяч франков».
— Что было в письме?
— Я не знаю. Письмо было запечатано. Правда, Чокаева вскрывала его в моем присутствии. Прочла и тут же сожгла.
— Что же она ответила Каюму?
— Письменного ответа она не дала, хотя я говорил, что Каюм-хан ждет ответа. Без письма мне опасно было возвращаться. «Ничего, — ответила она. — Вы тут ни при чем. Это моя воля писать или не писать. Устно передайте, что я ему мешать не буду, пусть выкручивается сам…» Она так и сказала: «Игра окончена. Немцы хотят, чтобы я переехала в Берлин. Нет уж, спасибо. Пусть они с Каюмом выкручиваются сами… А в отношении архивов передай, что библиотеку и архивы получат те, кто указан в завещании».
Ольцша долго молчал. Потом вызвал конвойного.
«Похоже на то, что Чокаева оставила нас в дураках», — подумал он и закурил сигару.
В БЕРЛИНЕ
Целый месяц газеты и журналы, издаваемые «Туркестанским комитетом», пережевывали подробности Венского конгресса. Но в конце июля 1944 года другое событие отодвинуло на задний план весь этот разрекламированный маскарад. Из Берлина сбежал заместитель Вали Каюм-хана — Сатар Алмамбетов.
В кабинетах барона фон Менде, гауптштурмфюрера Ольцши, в комитете и в легионе не смолкали телефонные звонки. «Алмамбетов ухитрился получить командировочное удостоверение в Восточном отделе Главного командования». «Арестована группа лиц». «На квартире Алмамбетова проведен обыск».
О мотивах бегства ходили разноречивые слухи. Но умные головы понимали: Алмамбетов — это только первая ласточка. Советская Армия обрушивала на немцев все новые и новые удары. На Карельском перешейке советские войска штурмом овладели крепостью Выборг. В начале мая был полностью очищен Крым. Бывшая союзница Италия объявила Германии войну. Розенберг перенес свой штаб в специальный поезд, выведенный за пределы Берлина. Судьба «Великого Рейха» интересовала все меньше, а на первый план неизбежно выходил вопрос о своей собственной судьбе. Как и Ольцша, Каюм надеялся устроить свое будущее с помощью секретных архивов Мустафы Чокаева.
Каюм узнал об исчезновении своего заместителя ночью. Его поднял с постели телефонный звонок. Из Главного управления имперской безопасности звонил доктор Ольцша:
— Вам известно, что Алмамбетов сбежал?
Новость была такой ошеломляющей, что Каюм не нашелся, что ответить. Сбежал заместитель, кандидатуру которого навязал Остминистерству сам Каюм. Было от чего прийти в отчаяние.
— О! Бисмилло! — только и смог пробормотать он…
— Там, на Восточном фронте, день и ночь льется кровь лучших сынов Германии, а у вас измена! Кого вы набрали в комитет? Кого вы с Хаитовым назначаете на командные посты? Кого засылаете в советский тыл? Я не забыл Бахадырова и Ростов. Если бы не мы, он наверняка увел бы к русским взвод своих солдат. Курамысов? Этот негодяй увел целую роту. Асанов со своим батальоном перешел к партизанам. Теперь сбежал ваш заместитель. Кто следующий?
Лоб Каюма покрылся испариной:
— Алмамбетов — негодяй! Все они негодяи! Большевистские сволочи! Предатели! Дезертиры! — завизжал он, теряя над собой всякий контроль.
— Выходит, виноваты только они? До каких пор можно безнаказанно обманывать фюрера? Не пора ли держать ответ?.. Сбежать, да еще как раз после покушения![10]
— Послушайте!.. — крикнул в трубку Каюм. — Я чист перед фюрером! Все силы я… — он попытался встать.
— В вашей преданности я не сомневаюсь, но ставлю вас в известность, что мой шеф бригадефюрер СС Шелленберг двадцать третьего числа арестовал адмирала Канариса и препроводил в лагерь Фюрстенбург. Это для вашего сведения. Прошу простить, меня зовут к другому аппарату. До свидания.
Каюм так и остался сидеть с трубкой в руке.
Конечно, нелепо связывать воедино покушение на Гитлера и побег Алмамбетова. Но гестапо и органы СД теперь все события привязывают к этому покушению…
«Если добрались до Канариса, то уж доберутся и до меня, что я в сравнении с ним…» — От страха Каюма начало знобить. Из-за Алмамбетова все его усилия могут пойти насмарку. Каюм уже давно не верил в реальность воплощения идеи «Великого Туркестана». А теперь он вовсе может остаться не у дел, если не хуже. Канарис, и тот арестован… Алмамбетов пробил в комитете, в этом утлом суденышке, огромную брешь, которую бесполезно было латать. Своим побегом он свел на нет все значение Венского конгресса. Доверие немцев можно было считать утраченным. Эту ночь Каюм провел без сна.
Был конец октября 1944 года.
Утром в кабинет без стука вошел Баймирза Хаитов, его заместитель по военным делам. Он положил на стол перед Каюмом номер «Зари», газеты, издаваемой Власовым.
