Павел Горбунов - Президенты без государств
Движение «пантюркизма» противоречило политике Розенберга: германское правительство планировало при оккупации Кавказа организовать там рейхскомиссариат, куда должны были войти Грузинская, Армянская и Азербайджанская республики и области Северного Кавказа. Рейхскомиссаром Кавказа в 1943 году был назначен Шикеданц. С тех пор Шикеданц имел свой кабинет при Розенберге.
Дудангинский и Канатбаев направились в зал. Все уже были на местах. В большом зале наступила тишина.
Отворилась дверь и в зал быстрой, легкой походкой вошли Вали Каюм-хан и фон Менде, за ними — члены президиума.
Когда все расселись, Каюм эффектным жестом поднял над головой телеграмму и застыл в этой позе на несколько секунд.
— Хайль Гитлер! — выкрикнул он своим высоким, почти женским голосом.
— Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль! — пронеслось по всему залу…
Каюм зачитал текст приветственной телеграммы Гитлеру. Снова, как по команде, раздались возгласы приветствий.
Каюм начал вступительную речь.
Выступление его было полно злобой клеветы на большевизм и советское государство. Оно было направлено на оправдание захватнических планов немецко-фашистских руководителей. Каюм восхвалял их как «освободителей», носителей «нового порядка», «прогресса и культуры». Всех своих соперников он заклеймил как саботажников.
В первый день конгресса выступили с докладами заместители Каюм-хана и все руководители отделов комитетов Баймирза Хаитов, Алмамбетов Сатар, Тыныбеков…
За несколько дней в работе конгресса приняли участие не только члены Туркестанского комитета, но и представители других комитетов и подразделений, разведывательных школ и правительственных органов.
На четвертые сутки конгресс избрал Национальное Собрание как высший руководящий орган будущего Большого Туркестана и Национальный Комитет, как исполнительный орган. Президентом стал Вали Каюм-хан.
Было решено считать Туркестан в состоянии войны с СССР. Объявить об этом официально через прессу и через иностранные миссии.
25 ноября 1944 года в Дрезден на торжество по случаю открытия и освящения школы мулл Мулла-шуле, совпавшего с праздником курбан-байрам, съехались важные гости.
В одном поезде на центральный вокзал прибыли Великий Муфти вместе со своим личным врачом доктором Такиди и профессор фон Менде. В отдельном вагоне прибыл начальник VI отдела главного управления имперской безопасности бригадефюрер Шелленберг. На перроне их встречали заместитель имперского наместника Саксонии группенфюрер СС Альвенслебен, доктор Ольцша, профессор Индриси с двадцатилетним сыном Ильзой, руководитель школы Франц Келлингер и около сорока абитуриентов.
Маленький зал переполнен. На минбаре появилась плотная, коренастая фигура Великого Муфти. Тряся жидкой бороденкой, он стал громко выкрикивать слова молитвы.
Ольцша смотрел на истово молящегося старца, облаченного в тюрбан и зеленый халат, и в душе дивился его хамелеонству. Ему было известно, что Муфти сотрудничал с Главным управлением безопасности по разведывательной работе на Ближнем Востоке, с отделом пропаганды Министерства иностранных дел, который даже транслировал его выступления по радио. Он поддерживал тесный контакт с шефом Главного управления СС обергруппенфюрером Бергером. Впоследствии Министерство иностранных дел оценило его деятельность весьма критически и отказалось от его услуг. Только Бергер все еще верил в идею Муфти объединить все магометанские соединения в одну исламскую армию, которая должна под зеленым знаменем пророка бороться против общего врага — СССР.
Великий Муфти перевел дух. Снял очки, протер их платком, торопливо насадил на нос и, постоянно поправляя дужки, стал дочитывать речь:
— Мулла-шуле ставит своей задачей обратить правоверных мусульман к богу, которого отвергли большевики. Мы не должны жалеть сил. Мы должны вести активную борьбу на стороне Германии против врага исламской веры — против СССР.
Муфти сошел с минбара и стал раздавать абитуриентам Коран карманного формата.
Вслед за Великим Муфти выступил Шелленберг. Его речь состояла из общих фраз о предстоящих победах на фронте, о создании Большого Туркестана, о заботе фюрера, проявленной в вопросах подготовки кадров будущего правительства, свидетельством чего явилось открытие Мулла-шуле. В конце своей речи он призвал всех абитуриентов не обмануть надежд фюрера, включиться в активную борьбу с Советской Россией.
«Превосходно! Браво! Браво, Шелленберг!» — про себя произнес Ольцша. Он всегда любил выступления Шелленберга. После них он долгое время ощущал в себе прилив уверенности и силы.
НАСЛЕДНИК ПРЕЗИДЕНТА
Через три дня после возвращения из Вены ровно в десять ноль-ноль, по вызову Ольцши Орозов прибыл на Момземштрассе.
В приемной секретарша, не отрываясь от машинки, сухо сказала:
— Садитесь.
Орозов отошел в угол, уселся на диван и от нечего делать стал разглядывать мраморный бюст Гитлера. Вошел лейтенант Кайгин.
— Не вызывал? — с ходу спросил он секретаршу.
— Доктор Ольцша занят. Садитесь, — также не поднимая головы, ответила фрау Людерсен.
Кайгин уселся рядом с Ахматом, заулыбался.
— Чему радуешься?
— В Париж едем.
— Зачем?
Кайгин взял под руку Ахмата и увлек за собой в коридор:
— Получаю наследство.
— В Париже? Не валяй дурака.
— Серьезно. Мы едем за наследством.
Ахмат смотрел удивленно на Кайгина.
— Выходит, ты теперь миллионер? — спросил Ахмат.
— Я, получаю в наследство библиотеку Мустафы Чокаева.
«Вот оно что. Ольцша добирается до секретов Мустафы», — думал Орозов. Но подтверждение своей догадки он хотел получить от Кайгина и поэтому спросил:
— А причем тут Ольцша?
— Не понимаешь? Да за этой библиотекой давно охотится Каюм-хан. Он не раз бывал у Чокаевой, но Мария Яковлевна ему не отдала.
— А тебе и Ольцше отдаст? Почему ты думаешь, что эти книги достанутся тебе, если за ними охотится сам Ольцша?
— Ольцшу книги не интересуют. Он хочет завладеть архивом Мустафы.
«Ольцше нужны списки агентов. Списки агентов, которые мне нужны не меньше, чем Ольцше», — подумал Ахмат, а вслух спросил:
— А завещание действительно есть? Ты его читал?
— Сам не читал. Но Ольцша уверяет меня, что завещание у Марии Яковлевны. Я должен уговорить Чокаеву отдать библиотеку.
— А как к этому отнесется Вали Каюм-хан?
— Будет взбешен. Но Ольцша не обращает на него внимания: влияние Каюма на киргизов и казахов уже утрачено.
В коридор вышла фрау Людерсен:
— Вас просит доктор Ольцша!
— Садитесь, — тихо произнес Ольцша. Сам же, высокий и худой, остался стоять у стола. Перед приходом туркестанцев он размышлял над сложившейся ситуацией (англо-американские войска высадились во Франции, в скором времени война будет перенесена на территорию Германии) и пришел к выводу, что архивы Чокаева, интересующие и английскую разведку, могут послужить выкупом за его собственную жизнь…
Ольцша протер платком очки.
— Итак, — решительно произнес он. — Вы едете со мной в Париж… — И Ольцша повторил то, что уже стало известно Ахмату от Кайгина. Тем не менее Ахмат внимательно слушал Ольцшу. Речь его была высокопарна, выражение лица надменно, но от Орозова не ускользнули внутренние колебания шефа, которые тот вынужден был скрывать, используя штампованные выражения «временная обстановка», «сокращение линии фронта» и т. д. После всего сказанного Ольцшей Орозов окончательно утвердился в мысли, что под прикрытием библиотеки Ольцша надеялся заполучить у Чокаевой списки агентов, заброшенных в Англию и СССР.
В пятницу Орозов вместе с Ольцшей и Кайгиным прибыли в Париж. Вдова Чокаева бедствовала, жила уединенно. Ольцша счел за благо для начала послать к ней с визитом Орозова и Кайгина, к которому она благоволила.
— Вот это мило! Откуда вы явились! — едва оправившись от изумления, спросила Мария Яковлевна.
— Из Берлина.
— Как чувствуют себя берлинцы после высадки англичан и американцев?
— Немцы считают, что в короткое время смогут вышвырнуть их из Франции.
— И всех потопить в Ла-Манше… Всех до единого, — повторил Ахмат слова Ольцши.
— Удивительная самоуверенность. Ну, что же вы стоите? Садитесь. Правда, мне нечем вас угощать…
Она открыла буфет. Среди нескольких полупустых бутылок обнаружила шерри-бренди. Некогда роскошная, со вкусом обставленная квартира была почти пуста. Все вывезено или распродано.
— Не беспокойтесь, мы кое-что захватили с собой.
Ели сэндвичи. Пили кофе, подливали в чашки шерри-бренди, дымили дешевыми сигаретами. Можно было сказать, что ужин удался.
— Что вы намереваетесь делать в Париже? — спросила Мария Яковлевна, догадываясь, что гости явились неспроста.