Андрей Дугинец - Искры под пеплом
Время всегда дорого, но сейчас оно томительно долго стоит на одном месте.
Скорее бы. Скорее бы десять.
Еще четыре. Еще целых четыре минуты.
За это время можно несколько раз вынуть из-под платформы мины и обезвредить.
За четыре минуты можно успеть прицепить подозрительную платформу к маневровому паровозу и угнать далеко за станцию. Пусть там взрывается.
Многое можно сделать за четыре… Но теперь уже не четыре, а три минуты осталось до…
Левее тусклого глаза семафора вдруг, словно фонтан, брызнуло яркое пламя. И тут же рвануло землю.
— Что это? — вскрикнул Ефим. — Нет еще десяти.
Но, словно в ответ ему, небо над станицей, над ее окрестностями, черное небо над всем миром вдруг вспыхнуло ослепительными протуберанцами.
Земля дрогнула, загрохотала, загремела, словно разорвалась до самого основания. Взрыв был подобен извержению вулкана. Рокочущий, гудящий, нарастающий, он переходил в сплошной рев.
Все стихло внезапно, как и началось. Лишь небо горело, клубясь и взвихриваясь многоцветными огнями и облаками дыма.
Партизаны долго молчали в оцепенении. А потом вдруг закричали «ура». И двое бросились тормошить, обнимать, тискать третьего.
— Да что вы, ребята! При чем же тут я! — оборонялся Михаил. — Это Иван. Все сделал Иван. Дождемся его и уж покачаем.
— Идемте к нему навстречу, — предложил Ефим. — Может, он ранен или контужен.
— Разминемся! — возразил Михаил. — Уж будем ждать здесь. Место он знает. Сам назначил.
Но прошел час. Другой.
Начало светать. А Иван Сирота не пришел.
Михаил, наконец, встал и, сняв фуражку, сказал в сторону станции, где бушевал и свирепствовал неуемный пожар:
— Прощай, Иван!
Повернулся и пошел. И товарищи его молча последовали за ним.
Партизаны сидели под березой и смотрели на луну. Напряженно, молитвенно. От ее поведения зависела сейчас удача и неудача задуманного дела. А от этой удачи — жизнь и судьба, может быть, целой тысячи людей там, на фронте и за линией фронта.
Луна была полная, яркая. И светила на землю щедро, старательно. А это партизанам сегодня совсем ни к чему. Их взоры были направлены как раз не на ее начищенный до блеска лик, а туда, откуда медленно, уж чересчур медленно подкрадывалась к ночному светилу небольшая, но довольно плотная тучка. Михаил смотрел на часы. Считал секунды. И, как астрономы предсказывают затмение, так он предсказывал время затмения тучкой луны.
— Полторы минуты! От силы сто секунд здесь продержится тень, — шептал он Ефиму.
Сибиряк удовлетворенно кивал: этого времени будет достаточно, чтобы незамеченными проскочить от леса к железнодорожной насыпи, по которой бродит немецкий патруль.
Дымчатое облачко стало похоже на кошку, подкрадывающуюся к огромной спелой тыкве, за которой спряталась мышь. Вот эта кошка царапнула лапкой желтый круг. На землю пала тень. И двое с тяжелым ящиком, который они волокли по жухлой траве, метнулись из лесу к железной дороге. Тень от высокой ели указывала им путь и скрывала от глаз немцев, шедших как раз в сторону партизан.
А слева быстро, катастрофически быстро, как огромная, остро отточенная сабля, надвигалась роковая для партизан полоса лунного света. Как луч прожектора, осветила эта поистине глупая луна всю поляну между лесом и насыпью.
Немцы идут не спеша. Шагают со шпалы на шпалу. Тихо, лениво говорят.
О чем они беседуют? Может, тоже о луне?
Только они думают о ней хорошо. Она им помогает. Пока луна светит, им не страшно, никто не подойдет к железной дороге незамеченным. Вот они остановились. Умолкли. Вдали послышался шум идущего поезда.
Партизаны, лежавшие на земле, давно слышали этот шум. Он их и радовал и пугал. Поезд уже был в километре. А немцы стояли на середине пути.
Что они, не думают сходить с дороги?
— Миша, если эти оболтусы спустятся на нашу сторону, нам не подбежать к рельсам незаметно, шепчет Ефим.
— Все равно побежим! — упрямо отвечает Михаил. — Если и увидят нас на насыпи, будет поздно, поезд они уже не остановят…
Взрыв. Тяжелый, ревущий, какой-то многократный, как гром, неожиданный взрыв вдруг прижал партизан к земле. Придя в себя, поняли, что уже нет больше шума и грохота долгожданного поезда. А там, где только что грохотал быстро приближавшийся состав, затмевая луну, ярко полыхало высокое пламя, поднялась какая-то трескотня, похожая на автоматную стрельбу.
— Патроны рвутся в огне! — определил Ефим. — А это снаряды. Видно, вагон со снарядами влетел в крушение, — добавил он, когда елочка дрогнула от тяжелого глухого взрыва.
— Черт возьми! Соседи помешали! — выругался Михаил и вдруг заинтересованно спросил: — Как ты Думаешь, на той стороне против места крушения болото или лес?
— А какая разница, если состав подорвали у нас под носом чужие! — проворчал Ефим.
— Дура! — недовольно воскликнул Михаил. — Какие же они тебе чужие!
Ефим виновато умолк, потом сказал:
— Я в том примерно месте был, когда ходил в разведку. С той стороны лесок хилый, болотистый. А настоящий лес только по эту сторону.
— Надо немедленно отсюда выбираться и бегом наперерез тем ребятам, — сказал Михаил. — Попытаемся установить с ними связь, ведь свои же люди, коль делают то же, что и мы. — Последние слова он сказал совсем тихо, потому что по пути в сторону аварии бежали два немца.
Одновременными выстрелами Михаил и Ефим уложили этих немцев, а сами бросились назад, в лес. На путях поднялись свист, крик, стрельба. Но партизаны были уже далеко в лесу.
Перехватить соседей отряд Михаила Черного не сумел. Удачливые подрывники исчезли бесследно.
— Ну что ж, самое главное для партизана — вовремя смыться! — пошутил Михаил. — И все-таки жалко, что мы с ними не встретились. Видать, хорошие ребята!
— Товарищ командир, а не зря мы тут остановились? — тревожно заговорил Ефим, прислушиваясь к стрельбе и крикам на месте крушения. — Немцы пойдут искать тех, а наткнутся на нас.
— Было бы здорово, если бы мы хоть прикрыли отход этих ребят! — ответил Михаил и махнул рукой. — Пошли!
— Значит, это наша последняя вылазка на железную дорогу, — огорченно заметил вологодец.
— Линию исправят, и поезда снова загрохочут. У них фронт! Его кормить надо и свинцом, и железом, и горючим. Да и мясца живого надо все время подбрасывать. Наши там, видать, не сидят сложа руки.
— Да чего спорить. Уходить от железной дороги нам незачем, пока есть взрывчатка, — рассудительно заключил Дмитрий Артемьевич. — Но тихо! Что это?
СОБАКА — ДРУГ ЧЕЛОВЕКА? КОГДА И УМЕРЕТЬ НЕСТРАШНО ПЕТЛЯ ЗАТЯНУЛАСЬСобака — друг человека. Друг. Но почему же там вздрогнули и в растерянности остановились прямо на открытой поляне даже самые смелые, когда в лесу вдруг прорвался звонкий, нетерпеливый собачий лай? Даже Михаил обернулся и нервно закусил губу.
— Деревенская. Дворняга, — сам себя успокаивая, промолвил сибиряк.
— Овчарка! — категорически отверг опасное самоуспокоение Михаил и снял с плеча винтовку. — Идет по следу.
— Когда овчарка идет по следу, она не лает, — возразил Ефим.
— Собака ведет себя так, как ее научат, — знающе заявил Михаил. — Пограничная идет так, что камышинку не заденет, чтоб не вспугнуть нарушителя. А фашисты и сами действуют нахрапом и собак приучили бросаться на людей, брать на испуг.
— Да, это так, — невольно согласился Ефим. — Однако приближается.
— Чего ж мы тогда стоим? — спросил Василий.
— Не бойся. Идут не по твоему следу. По чужому, — сказал Михаил.
— Не чужие они мне! — взвизгнул Василии. Но зачем подставлять башку под шальную пулю?
— Для меня это пули не шальные! — отрезал Михаил. — Эти пули направлены в моих друзей. Да чего тут спорить! Можешь уходить на все четыре стороны, коли боишься. — И, глянув на остальных решительным командирским взглядом, Михаил громче бросил: — За мной!
Партизаны быстро пересекли продолговатую поляну, поросшую густой, некошенной в этом году травою, и укрылись в лесу за тремя огромными березами, росшими из одного гнезда.
— Пулемет! — скомандовал Михаил. — Десять метров вправо! Пристроиться за сосновым пнем.
— Есть пристроиться за сосновым пнем! — ответил пулеметчик.
Но командир остановил его и строго добавил:
— Стрелять только после меня. Я попробую первым выстрелом уложить пса, а уж потом все сразу ударим по фашистам. Ясно? Крой!
Когда все получили задание и заняли свои места, к командиру подошел северянин. Было видно, что он раскаивается.
— К пулеметчику! — не глянув ему в лицо, через плечо бросил командир.
— Есть к пулеметчику! — Василий с радостью побежал выполнять приказание.
— Ефим, — тихо обратился Михаил к сибиряку. — Стань за березой и тоже бери собаку на мушку.
