Анатолий Гончар - Шейх
— Где? — чуть не рявкнул уже едва сдерживающий эмоции Гуревич.
— Тут, — вякнул боец и умолк, видимо соображая, что говорить дальше.
— О, мама мия! — поняв, что война откладывается, капитан картинно закатил глаза и широким шагом направился к стопорнувшемуся головному разведывательному дозору.
Какого же было его изумление и негодование, когда он, наконец-то перевалив небольшой бугорок, за которым скрывалась от его взора головная тройка, увидел перед поигрывающим стволом Ляпиным стоявшего на коленях белобородого деда и прильнувшего к его плечу совсем небольшого светловолосого мальчугана.
— И какого хера вы на них вылезли? — возмущённо воскликнул Гуревич, соблюдать тишину в этом месте смысла уже не было. — Они что, иголки в стогу? Б…
— Да они вон за теми деревьями… начал оправдываться Ляпин. — Я заметил их, когда уже на полянку вылез. Они ж тоже меня наверняка увидели…
— Ох-х-хо-хо, ладно, радуйся, что ты хоть не на чехов вот так вот напоролся! — Гуревич замолчал, обводя взглядом застывшую в ожидании его команды головную тройку. — И что теперь с ними будем делать? Ну что молчишь? — взгляд группника упёрся в неподвижно стоявшего Ляпина. — У нас проблема. А раз мы засветились по твоей милости, то тебе ситуацию и разруливать.
Капитан видел, как побледнел лицом Ляпин, как скис и едва нашёл в себе силы проглотить застрявший в горле комок стоявший на коленях дед. К чему должны быть готовы спецы ради сохранения тайны пребывания на вражеской территории, похоже, хорошо знали не только стоявшие рядом разведчики, но и этот убелённый сединами старик.
— Вы что тут делали, отвечай? — нарочито грубо потребовал Гуревич, и дед трясущимися руками раскрыл стоящий подле его коленей старый мешок, внутри которого что-то загромыхало, и глазам разведчиков предстали собранные дедом грецкие орехи.
— Они же ещё не дозрели! — ляпнул кто-то из стоящих за спиной капитана спецназовцев.
— Работы нет, денег нет… — заканючил дед. — Голодно! — он замолчал и, глядя на него, можно было действительно подумать, что так оно и есть. Дед, похоже, чувствуя наступление чего-то нехорошего, начал мелко дрожать.
— Завязать глаза обоим и в середину строя! — отдав команду, Гуревич некоторое время наблюдал за засуетившимися бойцами, поспешно достававшими из рюкзаков медицинские косынки. Затем повернулся и пошёл занимать своё место в боевом порядке. Минуты три спустя Ляпин привёл и поставил в середину строя задержанных чеченцев. А проводивший их взглядом Игорь обратил внимание на слегка приободрившегося деда, похоже, тот понял, что казнь, точнее устранение нежелательных свидетелей, на какое-то время откладывается.
Но командир группы не мог знать, что старый чечен по имени Асламбек почувствовал себя несколько увереннее не только оттого, что его глаза завязали повязкой, но и оттого, что спецназовская группа готовилась продолжить движение, а это значило, что никто не пойдёт туда, где он со своим помощником пытался укрыться от заставших его врасплох спецназовцев. Он — человек самого Шамиля, призванный вести наблюдение за подступами к хребту, проморгал появление русских. Проморгал, и лишь в последний момент успел сбросить в небольшую земляную трещину полученную от Хаттаба радиостанцию «Кенвуд». Бросить и привалить её опавшей листвой. Но вот если бы кто заглянул туда и откинул эту листву… Но, судя по поведению русских, всё обошлось, теперь оставалось лишь молить Аллаха, чтобы спецы и в самом деле не кончили их ради сохранения собственной скрытности. Асламбек Хазаров был мудрым… и твёрдым, как камень, вот он бы кончил… В девяносто пятом… тогда он был помоложе. В девяносто пятом он «освободил» себе дом и две квартиры — детям и внукам, а трупы живших там русских просто вытащил и бросил во дворе… война всё спишет… — Асламбек усмехнулся. — «Федералы» были такие жестокие, — он сам, едва удерживая слёзы, показывал газетчикам окоченевшие трупы. А жилая площадь оказалась свободна. Правда, пришлось делать ремонт… — усмешка Асламбека, невидимая под закрывающей лицо повязкой, стала ещё шире. — А ведь они — те русские, нет, одна семья была украинцев, хотя для него разницы не было, не ждали, никак не ждали от него такого! Столько лет добрые соседи… — улыбка старика стала ещё шире, он вспомнил, как засмеялся Илья, когда Асламбек наставил на него ствол автомата, Илья не поверил. Он так и умер с гримасой удивления на обезображенном росчерком пуль лице. Они ВСЕ вначале не верили. Потом бывало поздно. — Воспоминания грели душу Асламбека. Он даже сейчас чувствовал себя не стариком, а воином, настоящим непоколебимым воином. — Ребёнка они пожалели, ха, слабаки — женщины, у тех русских тоже были дети, трёхлетняя Катя (удивительно, Асламбек до сих пор помнил её имя) плакала, закрывая лицо ладошками. Что ему слёзы какой-то русской — тьфу ты, что ему чужое семя? Ка-тя — у неё оказалась такая мягкая, податливая для его ножа шея. И тонкая, как у курёнка, — подумал он тогда. И ведь никто из казнённых (Асламбек говорил сам себе, что он совершил не убийство, а провёл казнь, покарав несчастных «за злодеяния предков») даже не попытался броситься на него и убить, всё получилось легко, может даже слишком легко — вот только крови каждый раз было излишне много. Ремонт обошёлся дорого. Воспоминания о ремонте заставляли огорченно покачивать головой и думать о том, что вскоре предстоит новый ремонт — внук Ваха собирался привести жену, и ему нужна была новая квартира — вот только где её взять, если русские давно либо убиты, либо бежали, бросив имущество, и всё их жильё уже давно кому-то принадлежит. Вот и приходилось Асламбеку лазить по хребтам, зарабатывая доллары, вместо того, чтобы наслаждаться тишиной и покоем родного очага. — Мысли о предстоящих тратах заставляли хмуриться и в который раз приниматься пересчитывать накопленное.
А шедший в середине колонны Гуревич смотрел в спину размашисто шагающего (и это несмотря на завязанные глаза) старика, и ему совершенно не верилось, что этот дед и этот мальчишка пришли сюда собирать «грибы — ягоды». Да, возможно, что это было и так, возможно, двигаясь по знакомым хребтам и известным тропинкам не так долго было дойти до этого изобилующего орехами места, но всё же рисковать столь многим ради столь малого? Ореховые деревья росли и близ самого селения, Игорь знал это точно. Может, и не такие обильные плодами, может, даже и не такие крупные были эти плоды, но разве стоили ЭТИ такого риска? — спрашивал Игорь и сам себе отвечал: — Нет, не стоили. Так зачем же находился там этот дед и его… внук? Внук? Вряд ли, скорее уж какой-нибудь сирота или дальний родственник. Следовало бы хорошенько обыскать место, где были задержаны эти «собиратели орехов»… Впрочем, эта мысль пришла Игорю сразу же, ещё там, где их задержали, но вот воплощать её в действия он не стал. Почему? Едва ли он сам был способен ответить на поставленный вопрос.
Меж тем группа двигалась всё дальше и дальше, приближаясь всё ближе и ближе к поставленной ей цели. Относительно ровный участок закончился, и вот теперь идущие с завязанными глазами пленники стали существенно тормозить продвижение спецназовцев.
Пожалуй, Крушинину достался самый удобный и лёгкий маршрут движения. Практически без остановок его группа миновала ровную, поросшую толстыми деревьями ложбину, выбралась на взгорок с растущими на нём старыми, разлапистыми яблонями. Решив сделать маленькую остановку, старший лейтенант позволил бойцам набрать некоторое количество раскатившихся по всему подножию яблок. Кстати, яблоки оказались не только крупными, но и на удивление вкусными, крахмально-рассыпчатыми. Здесь же, подле яблонь, группа провела сеанс связи. Когда же выяснилось, что они намного опережают график продвижения вперёд двух других групп, Крушинин приказал идти медленнее, и уже на следующем бугре (эту пологую и невысокую неровность местности язык не поворачивался назвать хребтом) даже разрешил получасовой привал. И всё же по заданным координатам группа старшего лейтенанта Крушинина выходила первой.
Группа же Ефимова, в единодушном порыве мысленно матюгаясь, переползала с одного крутого, обрывистого отрога на другой, с быстротой раненой черепахи приближаясь к обозначенной высшим руководством цели.
— Серёга, надо сделать привал! — предложил Фадеев, после очередного подъёма нагнавший старшего прапорщика, шедшего почти в голове группы.
— Сделаем! — спокойно согласился с ротным Ефимов и, смахнув ладонью текущий со лба пот, пошёл дальше. — Сейчас вот эти отрожки закончатся… там местность чуть поровнее пойдёт. Так вот, как только к ручью вылезем, так сразу привал и устроим.
— ??? — Фадеев вопросительно хмыкнул.
— Если сейчас остановимся, то потом так и так останавливаться придётся, пока будем доползать оставшиеся квадраты — все снова выдохнутся, — пояснил свою мысль Ефимов, и Фадеев, соглашаясь с доводами старшего прапорщика, кивнул:
