Борис Крамаренко - Пути-дороги
Григорий Петрович молча посмотрел на сына, и они без слов поняли друг друга. Андрей сумрачно сказал:
— Снимал, батя, с офицеров, снял и с себя.
С тех пор и охладело сердце Григория Петровича к сыну. А после того, как по станице пошли разговоры об Андрее, как о большевике, после того, как осмелели фронтовики во главе с Андреем, а в станице снова появились Сергеев и Максим Сизон, Григорий Петрович даже разговаривать перестал с ним. И если была какая надобность по хозяйству, обращался к Василию.
Сергеев, сидя в углу на колченогом стуле, с тревогой посматривал в окно. Его истощенное, давно не бритое лицо с опущенными углами рта говорило о крайней усталости.
В комнате расположились, где кто сумел, десятка полтора фронтовиков. На широкой лавке возле окна, искоса посматривая то во двор, то на улицу, сидел Дергач.
Сергеев перевел взгляд с окна на Максима, угрюмо опустившего голову:
— Ну, Максим, говори!
Максим поднял голову, большими зеленоватыми глазами обвел присутствующих.
— Так вот, по вашему поручению ездили мы с товарищем Сергеевым в Ейск. Ругали нас там — стыдно было слушать!
— Ты лучше расскажи, что они нам сделать наказывали? — сказал нетерпеливо Андрей.
— Ну, расспросили нас и, как мы сочувствуем большевикам, дали поручение. Атамана ко всем чертям — раз! — Максим загнул один палец. — Ревком организовать — два! Отряд самообороны сформировать из надежных фронтовиков — три!
— Вот это здорово! — не выдержал Андрей.
— Оружие у того, кто не будет зачислен в отряд, отобрать — четыре!
— Давно пора куркулей обезоружить! — не вытерпел снова Андрей.
Сергеев укоризненно посмотрел в его сторону и сказал:
— Не прерывай, Андрей! — И добавил: — Вот и выходит, что надо немедленно созвать сход и выбрать ревком. Правильно я говорю?
— Давно пора!
— Чего там долго размусоливать!
— Идем на майдан*.
___________________________________
*Станичная площадь
— Постойте, товарищи!
Андрей подошел к столу:
— Надо организовать свой отряд, пеший и конный, а для этого надо сегодня же отобрать у куркулей оружие и коней. Так и Ейский отдел большевиков наказывал, а раз мы сочувствуем большевикам, то должны их наказ выполнить.
— Предлагаю, — сказал Сергеев, — поручить организовать конный отряд Андрею Семенному и Ивану Дергачу, а пеший — Максиму Сизону. Коней отобрать поручить им же… Итак, товарищи, времени терять нечего! Каждую минуту кулаки и офицерье могут поднять восстание.
С улицы ворвался тревожный гул набата. Все, вскочив, бросились к окнам. Сергеев хрипло выкрикнул:
— Опередили, гады! Идем на площадь! Держаться всем вместе!
Из дворов, на ходу пристегивая кинжалы, шли казаки. Иногородние, с хмурыми лицами, нерешительно выглядывали из–за заборов, боясь выходить на улицу.
Сергеев, отобрав по дороге пять человек, послал их по дворам собирать иногородних.
Около станичного правления уже собралась большая толпа. Сергеев шепнул на ухо Андрею:
— Собери вокруг себя фронтовиков из казаков, которых знаешь.
— Ладно, не учи!
Густой, тяжелой волной плыл в воздухе набат, когда на крыльцо станичного правления в сопровождении помощника и писарей вышел Коваленко. На его черкеске узкими полосками блестели серебряные погоны, а сбоку в деревянной коробке болтался тяжелый маузер.
Окинув пристальным взглядом притихшую толпу, он шепнул что–то писарю. Тот опрометью бросился с крыльца и скрылся в толпе.
Вскоре набат смолк. Коваленко, поправив маузер, шагнул вперед.
— Господа станичники! — голос его зазвучал властно, словно он не речь собирался произнести, а командовал сотней. — Наступило тревожное время. Мне донесли, что крупная банда большевиков…
— Сам бандит!
— Погоны сними, сволочь!
— Долой!
В группе фронтовиков, стоящих около Андрея, началось движение. На них зашумели пожилые казаки:
— Замолчите, сукины дети!
— Дайте человеку договорить!
— Идите вы к чертям собачьим с вашим человеком! Золотопогонный гад он, а не человек!.. — кричали фронтовики.
Наконец шум утих. Коваленко снова заговорил, но уже не так уверенно:
— Так вот, станичники, эти самые большевики захватили паровоз, несколько вагонов и ездят по станицам, грабят население.
— Сами грабите!
— Долой с майдана, куркуль!
В Коваленко полетели комья грязи. Один из них угодил ему прямо в лицо, плотно залепив правый глаз, другой попал в подбородок. Отплевываясь и ругаясь, Коваленко скрылся за спинами своего помощника и писарей.
Бут, стоящий рядом с Волобуем и Семеном Лукичом в толпе пожилых казаков, поднял палку над головой и, потрясая ею в воздухе, истошно кричал:
— Станичники! Да куда ж вы смотрите! Атамана бьют! Гоните их, голодранцев, с майдана!
Фронтовики, хватаясь за кинжалы, настороженно и выжидающе глядели на толпу наступавших на них сторонников Бута и Семена Лукича.
Над бушующей толпой выросла длинная фигура Сергеева. Уверенно, громким голосом, он сказал:
— Граждане! Атаман Коваленко получил ложное сообщение насчет большевиков. Отряд, о котором он говорит, ездит по заданию ЦИКа Черноморской республики для организации советской власти на местах и никакими грабежами не занимается. Советская власть…
— Долой!
— Геть с майдана!
— Станичники, чего вы куркулей слушаете? — отчаянно прозвучал и затерялся в ругани и криках голос Дергача.
Грубо оттолкнув Сергеева, на крыльцо взобрался Волобуй. Его обычно тусклые глаза блестели теперь злыми огоньками.
— Господа станичники! — злобно взвизгнул он. — Господа станичники! Коваленко хотел тут предложить нам организовать отряд самообороны из старых казаков…
— А ты–то откуда знаешь, что он хотел предложить?
— Снюхались, собаки треклятые!
— Ты брюхо–то убери! Кабан!
Волобуй, делая вид, что не слышит выкриков, продолжал:
— Я говорю, надо организовать такой отряд, который мог бы защитить нашу станицу от банды.
— Банду организовать хочешь?
— Долой!
— Дайте ему говорить!
— Дело человек кажет!
— Долой!
Рукопашная казалась неизбежной. Андрей шепнул что–то окружавшим его фронтовикам и стал решительно пробиваться вперед. Фронтовики помогали ему расчищать дорогу.
Когда он, в новом казачьем уборе, с георгиевскими крестами, приколотыми повыше серебряных газырей, появился на крыльце, притихли даже старики.
Сергеев был чужой казакам, иногородний, им было оскорбительно слушать чужого городовика на своем казачьем майдане. Андрей же был свой, казак. И хотя про него и ходили слухи, что он большевик, все же он был вахмистр и георгиевский кавалер.
Казаки плотнее придвинулись к крыльцу, ожидая, что скажет Андрей. Шум постепенно смолкал.
Андрей молча вытянул вперед руку, и все невольно повернули головы в указанную им сторону. Бут, шептавший что–то Семену Лукичу, почувствовал на себе сотни внимательных, любопытных глаз, смущенно умолк.
Станичники! Вот он… — в голосе Андрея зазвучали гнев и презрение. Семен Лукич спрятался за широкую спину Бута. — И вот он, — рука Андрея протянулась к все еще стоящему на крыльце Волобую, — а также и другие куркули нашей станицы, подговорив атамана, готовят восстание против советской власти. Они боятся, что у них отберут добытые ими обманом сотни десятин лучшей земли и отдадут вам. Чтобы защитить свое добро, они хотят создать контрреволюционную сотню. Я вас предупреждаю, казаки, в его голосе послышалась угроза, — что мы пришли с фронта не с пустыми руками, а боевые наши кони стоят готовыми к седловке. Сейчас мы уйдем с майдана и соберемся в другом месте. И если они посмеют собрать свою банду… мы вырубим их всех до одного!
— Это отцов–то своих рубать?
— Не отцов, а тех, которые посмеют собраться в контрреволюционный отряд. А если… если отцы наши пойдут с врагами нашими, то… и отцов повырубаем!
Собиралась гроза. Где–то далеко прозвучал глухой раскат грома.
Старики закрестились. И не понять было отчего — в страхе ли перед громом или от неслыханных слов Андрея.
От крыльца отделилась группа фронтовиков. Невольно расступалась перед ними колыхнувшаяся толпа. С гордо поднятой головой шел Андрей. Фронтовик, стоящий рядом с Чесноком, восхищенно шепнул ему:
— Вот, чертяка, отчебучил! Он такой, что и очень свободно может повырубать!
Чеснок, не отвечая, стал выбираться из толпы…
Когда площадь осталась позади, Андрей остановился:
— А теперь, хлопцы, до дому, седлать коней! Собираться у моста за греблей. У кого лишняя шашка или кинжал есть, берите с собой! Патроны тоже несите. Ну, а вы, — обернулся он к иногородним фронтовикам, присоединившимся к ним в конце площади, — приходите пеши. Коней вам добудем! — И, обведя всех смеющимися глазами, крикнул: — А теперь — по домам ма–р–р-ш!
