Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Кронин Арчибальд Джозеф

Наставница пристально посмотрела на нее. Наступила короткая неловкая пауза.

– Но нас так проинструктировали, – в замешательстве вставила Жозефина, и ее маленькие глазки сощурились от солнечного света.

– Я больше не подчиняюсь инструкциям, – ответила Люси. – Теперь я сама по себе.

Забравшись в кеб, она закрыла за собой дверцу. В маленькое окошко она видела два лица, повернутых к ней с недоумевающим, несколько обескураженным выражением. Но вот кучер стегнул лошадь, и лица исчезли из поля зрения.

Значит, все кончено – так буднично, так спокойно, – словно Люси возвращалась домой из гостей, а не завершала самый горестный эпизод своей жизни.

Кеб громыхал по мостовой. Поначалу Люси не смотрела ни направо, ни налево, а просто уткнулась взглядом в трясущийся пол. Потом медленно подняла голову и стала равнодушно оглядывать оживленную улицу. Она была заполнена женщинами и девушками, спешащими на завтрак из кружевных мастерских Сантьенса. По дороге работницы не переставая смеялись, болтали и жестикулировали, с напористой энергией постукивая деревянными сабо. Какими счастливыми казались эти женщины, какими беззаботными! Воздух звенел от их звучных, жизнерадостных голосов. Однажды Люси вот так же начинала жизнь – с той же энергией и целеустремленностью.

Экипаж въехал в предместья Брюсселя, возвращаясь по той же дороге, по которой вез Люси к месту назначения. Здесь царила тишина, улица была пустынной – лишь мальчик, моющий окно в колбасной лавке, да привратник в зеленом суконном фартуке, полирующий латунную табличку на двери, да маленький жандарм в синем мундире, стоящий на углу… Обыденность, действительность, с которой не поспоришь.

Вскоре кеб покатил по городу. Снова трамваи, уличное движение, открывающиеся лавки, кафе, где пьянчужки спозаранку уже сидели за кружкой пива… Какими тревожными были глаза Люси! В них отражалось все как в зеркале. И только. Ее разум воспринимал окружающее поверхностно: эти быстро сменяющиеся картинки были всего лишь игрой света и тени на глади пруда. Под мельканием и пестротой скрывался тусклый мрак. Вот она оказалась на площади – широкой, украшенной замысловатыми скульптурами. У пьедесталов важно расхаживали голуби; перед унылыми фиакрами дремали лошади, опустив шею.

Потом приехали на вокзал; подали поезд; она села в купе с его особым запахом и сиденьями из тисненого бархата.

Люси отправилась в обратный путь по знакомой уже сельской местности. Аккуратные прямоугольники полей, работающие на полях крестьяне, тонкие ряды тополей, сгибающихся под ветром, как перья. Она уже пересекала эту местность раньше, и тогда ее сердце наполнял трепетный восторг. Оно билось в унисон со стуком колес. И к чему же привел ее этот восторг? К безумной сцене в огороженном высокой стеной саду, когда ее едва не покинул рассудок! Поежившись, она запретила себе думать об этом. И вот она возвращается! Это возвращение такое бессмысленное.

Ею вдруг овладело чувство бесполезности происходящего. Вся ее жизнь – чем она была, как не слепым стремлением к тщете? Люси влекло вперед и вперед к чему-то недостижимому. Она так упорно боролась, изо всех сил стараясь вылепить свою судьбу, а в итоге получилось нечто жалкое. Она все делала по плану и во всем проявляла твердость. В ее поступках не было ничего случайного, она все тщательно продумывала. И вот это позорное отступление, как непреложный исход ее судьбы.

Но конец ли это? И потерпела ли она поражение? Она невольно наклонила голову, прислушиваясь к стуку колес и угадывая в нем четкий ритм. Те же колеса, тот же ритм – да, и она та же женщина! «Все дальше и дальше», – стучали колеса, увлекая ее вперед – все дальше и дальше.

Выпрямившись, она опустила окно, подставив лицо ворвавшемуся воздуху. Так-то лучше. Ветер, овевая ей лоб, согнал с него морщинки, влил в поникшее тело живительную силу. Этот ветер, треплющий тополя, заставляющий отливать серебром ивовые ветви, нравился ей гораздо больше, чем безжизненный воздух, который недавно окружал ее. Теперь она сможет что-то совершить!

Нет, она не потерпела поражение. При этой мысли что-то встрепенулось у нее в душе. Прошлое миновало и должно быть забыто. У нее есть будущее, у нее всегда есть будущее. В голове полный сумбур, а ведь задача предстоит нелегкая. Сейчас она не в состоянии думать, но позже со всем разберется.

Силы ее крепли. Интуитивно она чувствовала, что ее ждет что-то хорошее. Это было убеждение, радостное предчувствие. И она позабыла о головной боли, изнуренном теле, жалкой одежде, о своих ужасных затруднениях. Она позабыла обо всем, испытывая необычное спокойствие.

Турне, Бланден, Безье, Лилль по очереди пронеслись мимо. Затем она оказалась в Кале, прошла таможню и поднялась на борт парохода, стоящего у причала. Окинув взглядом гавань, она заметила волнение на сером море и бешено мчащиеся облака. Понятно было, что плавание будет нелегким. Странно, но эта мысль, которая некогда могла привести в ужас, ныне не волновала Люси. Она обрела стойкость духа и не пасовала перед бурным морем. Она знала, что ей будет плохо. Это было неизбежно, и она смирилась с этим.

Когда пароход отчалил, она не стала спускаться вниз, а осталась стоять у фальшборта, держась за поручни и балансируя при неожиданном крене палубы. Было тяжело – ужасное плавание. Судно вздымалось на огромных волнах, и на его палубу обрушивались массы воды. Жизнь Люси напоминала этот морской переход – она сама была как этот корабль. Их обоих гнала вперед внутренняя сила. Сгибаясь под каждым ударом, но все же выпрямляясь, Люси тоже шла к своей цели наперекор бешеным волнам. Дальше и дальше! Ветер пронзительно завывал в корабельных снастях, водяные брызги орошали ее бледные щеки. Одна волна, перехлестнув через нос корабля, расплескалась по качающейся палубе и докатилась до ее ног. Люси настигла леденящая дурнота – не физическая тошнота, а какая-то смертельная слабость.

Чтобы удержаться на ногах, она крепко ухватилась за поручень, а вокруг судна перекатывались и мчались огромные водяные валы. Шляпка у нее сбилась набок, длинное свободное платье хлопало, как парус, лицо посинело от холода, зубы были крепко стиснуты.

Мимо пробегала горничная, чья фигурка выглядела очень собранной, будто наперекор разбушевавшейся стихии, и вдруг остановилась. Ее глаза на миг задержались на Люси.

– Спускайтесь вниз, вниз, – сказала девушка и добавила: – Мадам.

Мадам – нелепое неряшливое существо, вряд ли заслуживающее подобного обращения, – повернула растрепанную голову.

– Пожалуй, мне здесь лучше, – в оцепенении ответила она.

– Но у вас нездоровый вид. Желаете немного бренди?

Горничная не стала дожидаться ответа, сразу ушла и вернулась со стаканчиком. Цепляясь за поручень, Люси выпила бренди. Поблагодарив девушку, она смущенно протянула ей деньги. У нее были только бельгийские.

Алкоголь согрел озябшее тело, пылая внутри раскаленным ядром. Да, она очень замерзла. Порывистый ветер продирал до костей, и ее исхудавшее тело тряслось в ознобе. У нее стучали зубы, побледневшее узкое лицо застыло, словно маска. В боку что-то резко покалывало.

Но, к счастью, Люси поборола приступы тошноты. Она не хотела поддаваться, крепко держась за поручень и подставляя лицо жгучему ветру, который все-таки привел ее в чувство.

Как и корабль, она одолела все трудности. Ей говорили, что она не перенесет это путешествие, но она выдержала его. Она была в Англии – дома, и после мучительного перехода через Ла-Манш в гавани Дувра было так спокойно! Сокрушительный ветер на море разбудил в слабом теле Люси ответную реакцию – уверенность и неистощимую отвагу. Ей нельзя было отказать в силе духа.

До поезда было недалеко, но почему-то ноги не слушались ее. У нее возникла странная боль в глазах и боку.

«Декларировать нечего?» Нечего, кроме силы духа! Где же платформа? Надо идти за толпой. Люси казалось, что она никогда не доберется до поезда. Но все же ей как-то удалось дойти до него. Она уже находилась в вагоне, но, по своей глупости, попала в купе для курящих, где, смеясь и громко разговаривая, сидели мужчины. Не важно, она не станет переходить в другое, это того не стоит. Долгое путешествие близилось к концу.