Аркадий Бабченко - Чечня Червленая
Сидельников: — Товарищ майор!
Майор не просыпается. Тогда Сидельников снимает с него портупею и надевает её вместо своего солдатского ремня, затем меняет свою кепку на офицерскую. Смотрит на берцы на ногах майора, примеряет к своим кирзачам. Малы. Потом подходит к столу, наклоняется, поднимает валяющийся на полу автомат и прислоняет его к стенке, наливает водки в стакан, выпивает, закусывает тушенкой. Затем выходит.
Полк. Пустой плац, трибуна. Около трибуны стоит забытый барабан. Сидельников смотрит на него. За кадром звучит марш «Прощание славянки», топот марширующих рот. Заводятся винты вертолета. Потом звуки стрельбы, крики: «Чехи! Чехи! Ложись!», кричит раненный, стрельба, разрывы, бьет пулемет…
За кадром: Отец подарил мне жизнь дважды. Если бы он умер через двадцать минут, я умер бы через полчаса — при посадке в Ханкале вертушку расстреляли. Из девяноста шести человек осталось сорок два.
ЗТММосква. Аэродром «Чкаловский». Сидельников выходит из самолета вместе с другими отпускниками — это все офицеры. Сидельников один солдат среди них единственный кому удалось улететь из этой мясорубки. Единственный живой. Остальных срочников выгружают из грузового люка в цинках. Выносят раненных.
Железнодорожная станция «Чкаловская». Сидельников покупает билет:
— До Москвы сколько? Дайте один.
К нему подходит солдат-контрактник, молодой парень:
— Земляк, из Чечни?
Сидельников: — Да.
Контрактник: — Слушай, зема, добавь немного, а? Денег нет совсем. А я отдам потом.
Сидельников с контрактником едут в электричке. Контрач перематывает грязную портянку, поставив ногу на скамью. Они едят перловку, пьют пиво, громко разговаривают. На них смотрят. Контрач закуривает.
Контрач: — Нас никого не отправляли оттуда, нам даже телеграммы запретили приносить, потому что все хотели улететь, а вертушек не было и никто не возвращался, а блокпосты надо было держать. Меня взводный посадил на вертушку, он меня силой впихнул в люк. Наверное, я последний солдат, который улетел из Грозного. Больше там в живых нет никого. Все трупами завалено, одни мертвые там остались, одни мертвые. Вот, смотри, это мой взвод. Вот это Андрюха, земеля мой. Он погиб. Череп осколком раскроило. А это Витька, он тоже погиб, подорвался на растяжке, а это Санька, и он погиб тоже… Подожди, я лучше покажу тебе тех, кто не погиб. Вот этот, его ранило, и эти двое. И еще вот этому оторвало кисть, он летел со мной вместе в одной вертушке из Ханкалы. И еще я. Остальные все погибли. А я живой. И ты живой. И мы едем домой. Ты веришь в это?
Сидельников: — Нет, не очень.
Контрач: — А здорово, что у нас умерли отцы, правда?
Сидельников: — Правда. Ведь когда-нибудь они все равно бы умерли, а так они подарили нам жизнь еще раз. Лучшего для них и не придумаешь, согласен? Наверняка они поступили бы именно так, если бы у них был выбор.
Контрач: — И мой взводный тоже. Он тоже подарил мне жизнь. Это ему я обязан, что еду домой. У меня теперь два отца. И оба мертвые. Он тоже умер, погиб, я знаю. Меня самого чуть не завалили, я пока до Ханкалы доехал, две «мухи» словил. Бэтэр сдох прямо на взлетке, представляешь? Я привел машину, полную трупов, никого не осталось в живых. Только я. Меня самого ранило, в ногу и вот, смотри.
Контрач показывает на щеку. Из щеки у него торчит маленькая железочка, с острыми заусеницами, словно колючая иголка.
Сидельников: — Давай вытащу.
Контрач: — Нет. Хочу так домой приехать. Без медалей, зато с осколками. Надо же хоть какое-то железо родным показать. Пускай посмотрят. У меня еще вся нога в железе, там осколков двадцать, наверное, не меньше. Я ещё даже и не бинтовался, воняет уже… Ты не представляешь, как нам чертовски повезло, что мы вырвались оттуда. Наших больше нет, они все погибли, остались только мы с тобой и мы едем домой. Здорово, правда?
Сидельников: — Здорово.
Контрач ловит вшу, давит её ногтями и откидывает куда-то на пассажиров.
Контрач: — Вши замучили, бляха-муха… Месяца полтора не мылся…
Сидящая на соседнем сидении нафуфыренная девушка отодвигается от солдат.
Пассажир: — Молодой человек, ведите себя как подобает.
Контрач: — Что? Как подобает? А как это?
Сидельников: — Успокойся, че ты…
Контрач: — Нет, объясните мне, я просто хочу понять… Я… я контуженный, я не знаю, я был в окопах, я смерть видел, я не знаю как подобает вести себя в вашем обществе! Вам не нравиться? Вам всем не нравиться? Смотрите! Смотрите на нас, мы — солдаты, вот мы какие! Это мы армия! Вам не нравиться что мы пьем и материмся? Да? А когда мы подыхали под Самашками и в Грозном, вам это нравилось? Никто из вас не говорил тогда ни слова, никто из вас не возмущался и не вышел на улицы! Что, молчите? Вы всегда молчите! Да пошли вы все на хрен! Никто из вас не имеет права жить, никто в этом вагоне не заработал такого права, только мы вдвоем, только мы пьяный вшивый контрач и забитый всеми душара! Смотрите на нас, смотрите! Вот мы какие! Мы едем с войны домой, у нас умерли отцы и мы радуемся этому, да черт возьми, мы рады этому, потому что если бы не умерли они, тогда умерли бы мы, и по крайней мере это было честно с их стороны! А кто-нибудь из вас согласился бы умереть за меня? Нет? Тогда закройте свои вонючие рты и слушайте! Слушайте про то, как пахнут трупы в жару, вы будете слушать это, будете, а мы будем орать на весь вагон матом, пить пиво и плеваться перловкой! И никто из вас не скажет нам ни слова!
Вокзал. Сидельников достает деньги, отсчитывает половину и протягивает ему:
— На, возьми. Здесь немного, но до дома хватит.
Контрактник: — Спасибо. Слушай… Я понимаю, тебе на похороны надо, но может, все-таки поедем ко мне, а? Мать таких пельменей наготовит, она умеет такие классные пельмени делать… Поехали, а? На пару дней. Я тебя потом провожу…
Сидельников: — Нет. Я домой. Домой.
Контрач: — Ладно. Будешь в Ярославле, заезжай. Адрес запиши…
Сидельников: — Ты из Ярославля?
Контрач: — Да.
Сидельников: — Может, Андрюху Киселева знал?
Контрач: — Нет… Что-то не припомню… А где он жил?
Сидельников: — Не знаю. Ладно, давай адрес.
На выходе из вокзала Сидельникова останавливает милицейский патруль.
Менты: — Добрый день, патруль… отделения милиции. Ваши документы. Откуда едете?
Сидельников: — Из Моздока. В отпуск.
Менты: — В Чечне был?
Сидельников: — Был.
Мент: — Да? Ну, показывай, че везешь.
Контр: — Ничего.
Мент: — Ты думаешь мы тебя первого видим, Рэмбо? Все вы оттуда сувениры тащите. Сегодня утром один тоже клялся, а сам в сидоре две лимонки тащил. Ноги на ширину плеч…
Менты шмонают Сидельникова и находят три патрона.
Мент: — Ну вот, а говоришь ничего. Будем оформлять транспортировку боеприпасов. Пошли.
Сидельников: — Какие же это боеприпасы… Так, патроны. В кармане завалялись.
Мент: — Завалялись? А ты знаешь, что каждый на три года тянет? Так что чирик ты себе уже заработал.
Сидельников: — Слушай, земляк, ты ж русский…
Мент: — Земляки все там остались. Пошел.
Сидельников: — Товарищ сержант, отпустите меня, а? Это случайно, честно.
Мент: — Следователю расскажешь.
Сидельников: — Товарищ сержант, у меня отец умер, мне на похороны надо. У меня есть сто пятьдесят тысяч, это все, честное слово. Отпустите меня, а? Хоть на похороны. А я приду потом, честное слово, я потом приду. Я отца восемь месяцев не видел, хоть попрощаться, а?
Сидельников сидит в обезьяннике. За решеткой стоит мать.
Дежурный: — Алло! Комендатура? Тут у нас ваш клиент, да, отпускник. Ярославский вокзал. Забирайте. Через три часа? А что так долго? Ладно, ждем… Ну не смотри ты на меня, мать, не смотри! Ну не могу я, не могу! Он задержан нарядом милиции за перевозку боеприпасов, понимаешь? У него патроны нашли.
Сидельников: — Мы от них прикуриваем, товарищ капитан. У нас спичек не было. Я забыл просто.
Дежурный: — Забыл. Думать надо было.
Сидельников: — Что мне теперь будет?
Дежурный: — Что будет, что будет. Тюрьма будет. Надолго.
Мать: — Он в Грозном был. У них всю роту поубивало. На похороны он едет, отец умер у него. На похороны он…
Мать стоит в коридоре, на неё никто не обращает внимания, мимо водят бомжей, задержанных, она прижимается к стенке. Смотрит на дежурного.
Дежурный: — Алло! Комендатура? Это с Ярославского вокзала, мы машину вашу ждем. Не вышла еще? Вот и хорошо. Да тут все уладилось, отменяем вызов… Да ошиблись просто. Нет, все в порядке… Иди. Не попадайся больше.
Сидельников: — Спасибо.
ЗТМДома у него какие-то люди, поминки.
Гражданин: — Давайте помянем покойного добрым словом. Это был замечательный человек.
Он ходит по квартире, смотрит на них.
Гражданин: — Можно вас на минутку, молодой человек.
