Александр Медведев - По долинам и по взгорьям
— А у нас радость: Илья вернулся.
— Да ну?!
— Вернулся. Демобилизовали, значит. А тебя как, тоже демобилизовали или что?
— Нет, тятя, ведь мы действующий резерв Красной Армии[6].
— Это как, действующий?
— А так, в любой день призовут — опять пойдем.
— Ах ты, господи! — встревожилась мать.
— А чего господи? — нахмурился отец. — Видала, как их встречали нынче? Сколь народу собралось, все рабочее начальство речи говорило… Вон как! Почет им…
— Ну, а что Илья делает? — спросил я.
— Ему предложили отдохнуть пока, а потом на депо податься. Там швали всякой от войны спасалось много. В аккурат туда Илью и назначили для порядка…
Мне недолго пришлось отдыхать дома. Через несколько дней, утром, — кажется, это было пятого мая — со стороны железнодорожной станции послышались выстрелы, трескотня пулеметных очередей. Я оседлал своего Боевика, подхватил винтовку, шашку и вылетел на улицу. Наш сосед, рабочий депо, на ходу заряжая карабин, крикнул мне:
— Давай на вокзал! Там, слышь-ка, наших бьют!
Но я помчался в районный штаб резерва.
Около штабного дома пыхтел большой автомобиль, и в его кузов со всех сторон карабкались пулеметная команда и бомбометчики. Среди них был и Семен Шихов.
— Эгей! Конница-беззаконница! Залазь сюда, у нас железна кобыла, да вот беда: простыла, бедняга, на жаре — чихает! — крикнул он.
В этот момент из дверей вышел Петр Захарович Ермаков. Увидев меня, приказал:
— Медведев, духом гони в Центральный штаб резерва. Доложишь, что мы на вокзал стрелков выслали, а следом бомбометчики и пулеметчики выезжают. Давай карьером, а то телефон, хоть разорвись, перестал работать.
Ермаков сел в кабину, грузовик фыркнул и покатил к вокзалу, а я поскакал в город.
На одной из улиц кто-то крикнул мне вдогонку с тротуара:
— Ага, забегали, сволочи, когда генерал приехал царя-батюшку вызволять![7]
Задерживаться было некогда. Пришлось только погрозить нагайкой.
В штабе молоденький дежурный с красной повязкой на рукаве сказал:
— Начальство на вокзал выехало. Там, понимаешь, пермские анархисты приехали со своим эшелоном. Оружие у них… все как полагается. Царя, вишь, им в Пермь вывезти занадобилось! Ну, дежурный взвод стал их там задерживать, а они давай стрелять. Кто-то из бойцов не растерялся, позвонил к нам. И вовремя: минут через десять провода порезали, гады…
Когда я примчался на вокзал, анархисты уже садились в свои вагоны. Огромный дядя с лихим чубом объяснял облвоенкому Ф. И. Голощекину:
— Нам сказали, что Романовы у вас в городе свободно по улицам гуляют. Мы и решили увезти их к себе в Пермь.
— Вам не для того оружие дано Советской властью, — резко отчеканил Голощекин, — чтобы бунты устраивать! На фронт идите. А с Романовым мы и без вас управимся…
Май в 1918 году выдался очень теплый, манило в лес, на реку. Но ходить туда было некогда. Член Уральского обкома партии И. М. Малышев распорядился; всем бойцам резерва Красной Армии — и молодым и старым — непрерывно учиться военному делу. И опять пошло: смена на заводе, остальное время учеба. Паша Быков вздыхал. Все знали, что он уже давно мечтает о горном училище. Герман говорил невесело:
— Придется отставить горное-то училище еще раз.
— А что? Военное дело лучше горного, оно полезней! — горячился Шихов. — Сегодня командир Митин нужнее, чем инженер Шпынов!
— Голыми руками, Семен, немного навоюешь. Без железа, без чугуна — нету оружия. Значит, и без инженеров не обойдешься, — доказывал Герман.
— А все ж командиры теперь нужней, — настаивал Шихов.
Резервисты учились усердно. Наш отряд — конники — рубили лозу, проходили седловку, конный строй и вольтижировку. Бывало, за день так в седле наломаешься, что вечером едва дотянешь голову до подушки. Где уж тут гулять. И сердились на нас поселковые девчата, коротая летние вечера одни. Проходя мимо штаба, наши подружки озорно пели:
Милый мой, не задавайся,
На коне не балуйся,
При народе настыжу, —
Ты тогда не жалуйся!
Я надену черно платье
И косынку белую,
Пойду к милому в отряд,
Забастовку сделаю!
Скоро нагрянула новая беда: поднял мятеж чехословацкий корпус. Империалисты Антанты пустили в ход клевету, провокации, подкуп, шантаж и сумели толкнуть значительную часть офицеров и солдат корпуса на борьбу против Советской власти.
Двадцать шестого мая мятежники захватили Челябинск. Одновременно чехословаки заняли ряд городов Поволжья и Сибири.
В Челябинске находилась наша комиссия, закупавшая пшеницу для рабочих Екатеринбурга. Из членов комиссии вернулся лишь один. Он рассказал:
— Пока закупали хлеб, грузили в вагоны, подружились мы с чехами этими: они тут же в вагонах жили… И обедали мы у них на солдатской кухне. А потом вдруг схватили эти солдаты нас троих и потащили к коменданту, офицеру ихнему. Тот, не долго говоря, в зубы наганом: вы, мол, воры, хлеб у казаков украли. Ну, Алеха не стерпел. Сам, говорит, ворюга, наш хлеб жрешь, да и нас же позоришь! И хлясть его кулаком по морде. Алеху сразу расстреляли, а нас с Ильей избили в кровь и под арест. Два дня так сидели в подвале. Потом чех-солдат повел нас в нужник. Сунул нас туда и дверку захлопнул, стоит себе снаружи. Ну, мы смекнули: нырнули, значит, в яму и утекли… Под Кыштымом зарубили Илью-то, а я вот пришел.
Челябинская группа белочехов, захватив город, повела наступление в северном направлении, на Екатеринбург, а также на запад, к Златоусту, и на восток, в сторону Кургана и Омска.
В Екатеринбурге началось спешное формирование воинских частей для борьбы с чехословаками. Из Петрограда на помощь прибыл интернациональный батальон, состоявший из латышей, венгров, немцев и финнов. Все они ушли на фронт. Ушел и отряд Павла Хохрякова.
Иван Михайлович Малышев, назначенный военным комиссаром Златоустовского фронта, тоже уехал, взяв с собой Савву Белых — бывшего помощника командира молодежной сотни.
Гарнизон города состоял теперь только из нашего Верх-Исетского отряда резерва и недавно сформированного второго Екатеринбургского эскадрона. Нашим отрядом по-прежнему руководил П. З. Ермаков, который после выхода из госпиталя (куда он попал, получив ранение в бою у Черной речки) был назначен одним из комиссаров Центрального штаба резерва. 2-м эскадроном командовал бывший офицер Ардашев.
В городе объявили осадное положение. Конники непрерывно патрулировали, стрелки и пулеметчики также находились в постоянной боевой готовности.
Нашей компании некогда было собираться вместе. Герман работал заместителем председателя заводского комитета Социалистического Союза рабочей молодежи. Павел командовал пешим полувзводом. Шихову (наконец-то сбылась его мечта!) доверили пулемет. Подручными у Семена были Виктор Суворов и Саша Викулов. Новый командир муштровал своих подчиненных, покрикивая начальственным баском:
— Принесть воды! Заправить кожух! Викулов, поживей, Суворов, не отставай!
А я нес службу в конном отряде и, кроме того, выполнял разные поручения в качестве дежурного начальника штаба.
Дел хватало. Враги то тут, то там поднимали голову. Стало известно, что в «Союзе фронтовиков»[8] активизировались бывшие черносотенцы, монархисты, барские сынки и прочие недовольные Советской властью.
Чтобы узнать планы контрреволюционеров, Ермаков решил послать в Союз своих людей. Для этой цели выбрали двоих. У заводских ворот был вывешен приказ об исключении из отряда Гавриила Волокитина и Александра Костарева за пьянку и разгильдяйство.
— Вы пристройтесь в Союзе, ругайте покрепче наши порядки, а ночью тайком заходите ко мне, Синяеву или Медведеву, рассказывайте, какая там обстановка, — дал наказ «исключенным» Петр Захарович.
И ребята сумели выполнить задание. Через некоторое время они сообщили, что «Союзом фронтовиков» руководит «личность из центра», именуемая Каргопольцевым. Кто этот «вождь» и какова его настоящая фамилия, узнать не удалось.
Потом мы получили от Волокитина и Костарева известие о том, что «фронтовики» решили собраться десятого июня на Верх-Исетской площади, около Успенской церкви, якобы на митинг, а на самом деле с целью начать вооруженный бунт. Разрешения проводить митинг Союз, разумеется, не просил.
Штаб подготовился к отпору. Всех бойцов отряда резерва предупредили. Мой Боевик, как назло, перед этим сбил себе ногу и хромал. Я должен был присоединиться к пехоте. Ермаков разрешил мне пойти на секретный пулеметный пост, к Шихову.
Семен со своим расчетом сидел на чердаке коммунистической столовой. Пулемет пристроили так, чтобы стрелять в слуховое оконце, прикрытое ветхой ставенькой. Площадь между церковью и заводскими воротами была как на ладони.
