Александр Лебеденко - Тяжелый дивизион
— Приказано стрелять, — вместо приветствия сказал он комитетчикам.
Солдаты молчали.
Телефон пискнул еще раз.
— Слушаю, — кричал Кольцов в трубку. — Я уже вызвал комитетчиков… Не надо было? Поздно… Они уже здесь, господин подполковник.
Кольцов, еще больше покраснев, оторвался от трубки.
Ягода ухмыльнулся снисходительно.
— Может, уйти нам, господин капитан?
— Я привык работать с комитетом, — смущенно говорил Кольцов, зачем-то подергивая плечами, как будто ему было холодно. — Так пошли к орудиям, ребята?
— А насчет стрельбы как? — спросил Ягода.
— Ну, пустим пару снарядов…
— Ни одного не пустим, господин капитан. — Ягода произнес эти слова спокойно. Как будто они не ставили на голову вековой порядок в военной части, которая для того и существует, чтобы пускать бомбы, когда прикажут командиры.
Кольцов вытянулся. Начальническая маска привычно укладывалась на лице.
— Что же, вы думаете, солдаты не будут стрелять?
— Если какие будут — мы не дадим.
— Кто мы?
— Найдутся… — уклончиво сказал Ягода.
— А вы, Щусь? — спросил Кольцов.
— Я?.. Придется комитет собрать…
— Но ведь приказ боевой. Стрелять надо сейчас же.
— Скажите лучше, — кивнул Ягода на телефон, — что ничего не выходит.
Кольцов смотрел то в просвет двора, то на телефонную трубку.
— Я сам пойду, заряжу и выстрелю! — крикнул Перцович. Он был так красен, что, казалось, алый сок сейчас брызнет из его худых, в рыжем пуху, щек. — Которым орудием прикажете стрелять, господин капитан?
— И я! — крикнул Архангельский, бросаясь к двери.
— Стой, господа офицеры! — силой задержал их Ягода. — Я вот вам, как перед крестом, говорю… убьют вас там или что еще… Не дадим стрелять. Постановлено…
— Кем? Комитетом?
— Постановлено, — расставив руки, ветвистым дубом стоял в дверях Ягода.
— Спокойно, господа офицеры! — крикнул Кольцов и бросился к телефону.
— Я стрелять отказываюсь, господин полковник, — говорил он срывающимся голосом в трубку. — Да, да, отказываюсь. Я сам… Из-за паршивого выстрела не могу окончательно сорвать мир в батарее… Что, что? Под суд… Хорошо, под суд. — Он сел на скамью и продолжал держать в руке толстую черную трубку полевого телефона. Волосатые пальцы вздрагивали.
Ягода вышел из помещения. Перцович, Архангельский стояли у стола. Оба уводили взгляды друг от друга, от Андрея, от Кольцова.
Через пять минут тяжелый ход снаряда вырвался из гулкого выстрела и прошел над батареей высоко в небе куда-то вперед, за холмы, к фронту.
За ним через минуту второй…
Кольцов, высунув голову наружу, смотрел в небо, как будто там кто-то должен был показать ему разгадку этой таинственной звуковой дуги.
— Первая батарея все-таки стреляет. Стыд-то какой! — схватился за голову Перцович.
Архангельский хватил нагайкой по столу. Вшитая в конец пуля сделала в доске, как будто назло офицеру, крохотную и аккуратную ямку.
На батарее все головы были подняты кверху. Глаза искали в небе след двух выстрелов.
— Наши? — обходя всех глазами, спросил Стеценко.
— Первая, — уверенно заявил Щусь.
— Вот дьяволы!
— Скальский, наверно?
— А Орлов что же?
— Размазня! Выпивать только…
— Пошли, ребята, — поднялся вдруг Стеценко.
— Куда? — удивился Сухов.
— А что же, так и дадим своих расстреливать?
— А если они по немцам?
— Дурак ты, я вижу, по французам…
Стеценко уже бежал по полю. Полы шинели, как перевернувшийся книзу парус, острыми концами болтались по ветру.
— Куда, Петра? — крикнул Бобров.
Но Петр прыгнул через канаву и почти на четвереньках пополз по крутому борту холма.
За этим холмом стояли пехотные полки в резерве.
— Погоди… иначе нужно! — кричал в рупор рук Бобров, но Петр уже исчез за вершиной холма.
Станислав, всюду поспевавший, быстро пошел куда-то в сторону и уже с ведром от кухни, как ни в чем не бывало, шел, деловито размахивая оттянутой в сторону рукой, к офицерскому помещению. Бросив ведро у порога, он схватил Кольцова за рукав, оттянул его в сторону и жарким ртом — слышно было, как бьется его сердце, — шептал:
— Стеценко пошед за пехотой… Они вшисткех забиен. Скальскéму-то пуля.
— Что, что? — отстранялся от него Кольцов.
Станислав повторил:
— Hex пан капитан звони…
Кольцов бросился к телефону. Он говорил, озирался глазами испуганного волка и прикрывал рот согнутой ладонью.
Андрей вышел из помещения.
Серебряное солнце только поднималось над холмом.
Почти сейчас же в его лучах замелькали быстро движущиеся фигуры. Держа в руке винтовки штыком вперед, в шинелях-балахонах, в наспех надетых папахах, бежали к первой батарее пехотинцы.
— Дурацкая стрельба! — сказал раздраженно Андрей.
— Конечно же, конечно, — принял за сочувствие Кольцов.
— Мы струсили, как прохвосты… А Скальский выстрелил! — истерически крикнул Перцович. — Я побегу туда.
— Назад, поручик Перцович, сумасшедший! — кричал Кольцов, но поручик мчался бегом к перелеску, за которым стояла первая батарея.
— Казаки! — крикнул Архангельский и даже захлопал в ладоши. По дальней дороге, в утренних лучах, пронеслась конная часть тоже туда, к первой батарее…
Архангельский радовался напрасно.
Казаки не имели никакого отношения к событиям в артиллерии… У них были свои заботы, свои неполадки…
Пехотинцев до первой батареи добежало человек сорок. Передовой, кучерявый парень, схватил за рукав первого подвернувшегося по пути батарейца.
— Где офицеры?
— За мной! — крикнул Стеценко. — Я знаю.
Скальский сидел в палатке у телефона. На столе лежали шашка и браунинг.
Скальскнй положил трубку на колени и, не вставая, резко спросил:
— Что угодно?
— Вы сейчас стреляли? — спросил Стеценко.
— По какому праву спрашиваете?
— А ты говори! — в самый потолок поднял винтовку пехотинец.
— Погоди, — отвел его руку Стеценко.
Скальский бросил быстрый взгляд на браунинг, но сдержался.
— Вы стреляли? — подошел еще ближе Стеценко.
— Отвечать не намерен…
— Чего там, волоки его на солнышко! — кричали снаружи.
Батарейцы быстро скапливались у палатки. Они оттирали пехотинцев от входа. Из палаток показывались заспанные головы.
— Вы что, ребята? — спрашивал большой, грузный Орлов, бесцеремонно, как мальчат, расталкивая пехотных.
— Подполковника уволочь постановили, — доложил услужливо один из молодых канониров.
— Чего это вы нахрапом? — спросил комитетчик у кучерявого уже в палатке. А потом к Петру: — И ты тоже? Как ты есть артиллерист… А про комитет, землячки, забыли?
— Это ты, может, и есть комитет? — спросил кучерявый.
— А хоть бы и я.
— Так мы и тебя уволокем до речки.
— Смеешься, парень! — повел массивным плечом Орлов и стал между Скальским и Стеценкой.
Пехотинцы храбрились, кричали, размахивали винтовками, но артиллеристы уже окружили их кольцом. Обида, зароненная словами Орлова, зрела на глазах.
— Мы сами с усами, — сказал, оправляя пояс, разведчик Матвеев.
— Подайсь, подайсь! — говорил Орлов, настойчиво тесня Стеценку и пехотинца к выходу из палатки. — На свежем воздухе побалакаем.
Расталкивая и своих, и чужих, влетел в палатку Перцович.
— А ето еще что за бонба? — спросил Орлов. — И вам тут делов нет. — И он стал теснить всех троих.
Он был тяжел, как стена. Петр упирался и одновременно успокаивался. Все равно стрельба не пройдет даром. А затевать драку раньше времени не след. Бобров прав.
Скальский все так же сидел с телефонной трубкой на коленях. Браунинга на столе больше не было. Перцовича взял за руки Горелов.
Он суетился теперь у палатки.
— Что же вами пехота крутит? — кричал он батарейцам. — Своей головы нету?
— Сейчас, сейчас, — успокаивал его Орлов. — Собранию устроим. Ребята, сюда, — указал он на ближний ящик. — Поговорим малость. По всей справедливости…
Кучерявый парень из пехоты оглядел своих и батарейцев, снял с рукава пальцы Орлова, отозвал маленького суетливого пехотинца и что-то долго шептал ему на ухо. Маленький быстро, понимающе кивал головой. Кучерявый дружелюбно поддал ему ладонью в спину, и тот, понесся через холмы, должно быть за подкреплением.
Предупрежденные Гореловым, на батарею прибежали прапорщик Шнейдеров и Табаков, а вслед за ними прибыла небольшая партия пехотинцев.
У офицерской палатки стали вооруженные артиллеристы. Митинг продолжался до вечера. Комитетчики крутили, хитрили, чтобы избежать столкновения с пехотинцами. Выяснили, что приказ о стрельбе был дан штабом корпуса. Что стреляли по предложению командира и комитетских «охочие».
