Любовь Буткевич - Солдаты милосердия
— Кто его знает, когда ездили? Снегу-то немного, да похоже, что давненько лежит, а следов не видно.
Тимошенко осторожно стал разгребать сучья… К счастью, ничего подозрительного не оказалось. Ребята, подтянув машину до препятствия, стали разгружать из кузова ящики и длинные, широкие доски, без чего шоферы не отправляются в путь.
На сучья параллельно они положили две доски в ширину колес, на них поставили ящики с мылом, сверху снова доски.
— Девчата, вы смело можете идти по этому мостику, если даже внизу окажутся мины, — обрадовал Тимошенко. И, как бы подтверждая свои слова, сам прошел первым. А рост его и вес были значительно солиднее по сравнению с нашими. Но так он доказал безопасность прохода только для человека. А ведь здесь должна пройти машина.
Перейдя канаву, Тимошенко осмотрелся по сторонам. Еще прошел метров двести. А вернувшись, радостно сообщил:
— Друзья, дальше мин, кажется, уже нет.
— Ну, девушки-матушки, убегайте подальше. Если что — не поминайте лихом, — предупредил Сапрыкин.
— Давайте лучше без предисловий, — возмутилась Шура.
Как и через все поле, машину медленно вел Тимошенко.
Сапрыкин шел впереди, заглядывая под колеса, следил, чтобы не свернули с мостика.
Мы с замиранием сердца смотрели за действиями ребят.
Видим, как они, благополучно перебравшись, укладывают в кузов доски и ящики.
— Ух, наконец-то все позади!
Неожиданно впереди, за косогором, услышали шум проходящей машины.
— Ура! — закричали мы, не сговариваясь.
— Ребята, рядом большая дорога!
Когда подошла машина, Тимошенко, открыв дверцу кабины и вытирая со лба пот, признался:
— Шура и Люба, если бы не вы, нам с Сапрыкиным было бы несдобровать. Это мы с вами ехали осторожно. А одни рванули бы так, что первая же мина подняла нас в воздух. Спасибо вам! Получается так, что вы спасли нам жизнь.
— Вот видите, а вы брать нас с собой не хотели, — упрекнула Шура. — А благодарность вашу принимаем.
Я высказала свои мысли: почему все же встретившийся мужчина направил нас по этой дороге? Если он местный, то не мог не знать о заминированном поле, где давно никто не проходил. Да и деревни-то близко не оказалось.
— Кто его знает. Может, полицай какой тут окопался. Или совсем посторонний. Наугад брякнул и пошел.
— Но главной спасительницей оказалась она, — кивнул на луну Тимошенко. — Представляете, если бы ехали в темную ночь? Да и снежок, хотя и скупенький, с ним посветлее было. Ну ладно, друзья, раз живы — поехали дальше.
— Давайте сначала перекусим, — предложила Шура. — Ужасно есть захотела.
— Пожалуй, теперь и подкрепиться не мешает. Энергии потратили немало, — соглашается Сапрыкин.
Пожевали хлеб с салом.
— Запить бы еще чем-то, — произносит Сапрыкин, — может, снегом.
— Нет. Потерпите, — остановил Тимошенко. — Найдем же где-то деревню. Напьемся и дорогу узнаем, чтобы не плутать больше по минным полям.
Спустились по косогору. Проехали по большой дороге еще не менее трех километров и услышали лай собак. Потом разглядели притаившуюся в ночи деревушку. Ни огонька, ни искорки в тихих затемненных окнах. Но нам почудилось, будто с пением полуночного петуха звучит и музыка. Галлюцинация?!
Шура посмотрела на меня с удивлением, а потом встала и повернулась туда, откуда доносился звук гармошки. На противоположном конце села шло какое-то гуляние.
Нам было жарко от волнения, когда шли по минному полю. А забравшись в кузов, на ветерок, замерзли. И теперь так захотелось оказаться в одной из этих хат и отогреться!
Вот во дворе шумят люди. Машина остановилась. Мы поспешили в дом.
— Пожалуйста, милости просим за стол. Дорогими гостеньками будете, — приглашал маленький седенький старичок. — У нас вот сын женится. Отвоевался. Фашисты руку у него отняли. Вы уж простите нас. Идет война, а без свадьбы все же нехорошо. Решили всем селом, — долго оправдывался хозяин.
— Ничего, ничего, папаша, продолжайте, — успокоил Тимошенко.
За столом сидели жених и невеста, окруженные женским обществом. Жених в гимнастерке с заткнутым за ремень левым пустым рукавом. Невеста была одета в розовое платье. И лицо ее было розовым, разрумянившимся от многолюдия в тесной и жаркой хате.
Кто-то предлагал нам выпить за молодых, а кто-то — закусить.
— Спасибо. Нам бы только водички напиться, — попросил Тимошенко. — И, люди добрые, подскажите, пожалуйста, как проехать на Брусилов?
Услышав историю о минном поле, рассказанную Тимошенко, люди добрые ахнули.
— Как это вы, на машине, да еще ночью?!.
Снова сидим на ящиках с мылом, прижавшись друг к другу. От предложения шоферов — поочередно отогреваться в кабине — отказались. Пусть в кузове, но сидеть вместе. Опять вокруг тишина, и нам хочется ехать бесшумно.
Оглядываем бескрайние поля, где несколько дней назад прошли бои. Вон обгоревшие танки, машины. А это что? Лошади! И конница здесь сражалась. По всему полю лежали они, вздутые, покрытые блестящей при лунном свете коркой льда. Зрелище это вызывало жалкое, щемящее душу чувство. Хотелось плакать…
Дорога шла на подъем, к лесу. Ребятам эти места были уже знакомы.
— Скоро Брусилов увидите, — прокричал Сапрыкин, высунув голову из кабины.
Машина оказалась на порядочной высоте над городком. Но ночные приключения на этом не окончились. Перед нами открылось неожиданное зрелище: Брусилов был охвачен огнем.
Сверху было видно, как в нескольких местах что-то горело и загоралось вновь. Мы встревожились: не наше ли хозяйство в опасности?
— Скорей! — стучим по крыше кабины.
Машина с пригорка спускается вниз. Вот уже несется по улицам, мимо пожарищ. Еще один поворот. Угловой дом скрывает улицу, которая идет под острым углом, почти в обратном направлении. Из-за урчания машины не слышны посторонние шумы. Вернее, они смешались с треском горящих деревянных строений, криком людей, ржанием лошадей, лаем собак. И уж настолько неожиданной оказалась встреча с танком, который на полном ходу вынырнул из-за крутого поворота!
Безусловно, и водитель танка не предполагал, что может встретить здесь в предутренние часы одинокую машину.
Водители растерялись и свернули в одну сторону, затем одновременно — в другую…
От резкого поворота мотор нашей машины заглох, и она остановилась поперек дороги. А танк своим бронированным лбом уперся в ее правый борт.
Все произошло в мгновение.
— Ох! — хором выдохнули сидящие на танке бойцы.
— Счастливые вы, девчата, должно быть?
— Да, сегодня нам особенно везет! — произносит Шура.
Ребята с танка говорили что-то еще, кричали на водителей, возмущаясь. А мы стояли в кузове и разглядывали уткнувшуюся в борт махину, которая только что чуть было не проутюжила нас своими могучими стальными гусеницами.
Проехав еще немного, мы остановились в тихом и темном, после яркого огня, переулке.
— Все в порядке! — произнес Сапрыкин, выпрыгнув из кабины.
Во дворе собрались люди, только что пришедшие с пожара. Они сообщили, что кто-то умышленно совершил поджог. Что загорелось одновременно в нескольких местах, на разных улицах.
— Избавились от фашистов, так какая-то сволочь еще пакостит, не дает спокойно жить! — ругается женщина.
— Где же наши люди? Спят, что ли, в такую ночь? — спрашиваю хозяйку.
— Уехали на попутных, — ответила она. — Сами уехали, а носилки оставили. Сказали, что потом их заберут.
Настроение у меня было ужасно скверным. Надеялась, что здесь повидаюсь с девчатами, расскажу им о дорожных приключениях и станет полегче — разрядится напряженное состояние. Да может, уже и письма привозили сюда. Но и здесь постигла нас неудача. Досадно!
— А ты не расстраивайся. Радоваться надо. Нам и верно сегодня повезло. Столько препятствий, а мы вот тут — живые! — успокаивает Шура.
— Слушай, Сапрыкин, не ты ли причиной всех приключений сегодняшней ночи? — смеется Тимошенко. — Может, не напрасно ругают тебя девчата?
Водитель Сапрыкин — хороший человек и работник опытный, но страшно невезучий. Когда оказывались с ним в дороге, непременно что-нибудь происходило. То машина зачихает и отстанет от колонны, то совсем заглохнет, и он не может ее завести. Потом просит закрыть ладонью отверстие какой-то трубки, чтобы подсосать, как он выражался, тогда легче заводился мотор. «Ну что ты за человек? — возмущались девчонки. — Больше с тобой никогда не поедем!»
Особенно подшучивали над ним с тех пор, как он однажды заехал… в кузов замаскированной машины. Там была установлена зенитка, которую он чуть не помял. Крепко ему тогда досталось от девушки — командира батареи. «Не умеешь ездить — ходи пешком!» — высказала она довольно обидные слова для Сапрыкина.
