Андреа Камиллери - Пансион Евы
Ненэ схватил ее горячую сухую ладонь и задержал в своей руке. Джованна внимательно посмотрела ему в глаза. Есть! Ненэ почти не сомневался в ее намерениях.
— Ну, беги, а то на автобус опоздаешь!
В душе у Ненэ все пело и ликовало. Вдоль дороги на Вигату пролетел штурмовик и дал символическую очередь. Водитель остановился, и пассажиры бросились в сторону от дороги. Ненэ так и остался сидеть на своем месте. Он не слышал ни стрельбы, ни криков. Перед глазами стояла изящная фигурка Джованны, ее прическа, ее стройные ножки. Прикосновение жаркой ладони, пронзительный взгляд карих глаз из-под роговой оправы, чарующая музыка слов: «Я буду ждать». Многообещающее начало для занимательного романа.
Обеспокоенной матери Ненэ дал сбивчивые объяснения о сверхурочных работах в лицее и налете на автобус.
Через два дня, едва закончились занятия, Ненэ предстал у дверей Джованны в отглаженных брюках, с букетом цветов и корзинкой со снедью. Памятуя уроки «Пансиона», Ненэ предусмотрительно захватил хлеба, сыра, оливок и бутылку вина. Он откашлялся, пригладил волосы и постучал. Джованна распахнула дверь. Боже, как она была хороша! Густые волнистые каштановые волосы рассыпались по плечам, белоснежная накрахмаленная блузка похрустывала, а от самой Джованны исходил неповторимый, тонкий, волнующий аромат кориандровых духов. Ненэ смутился и застыл на пороге, очарованный обликом своей новой подруги. Джованна явно готовилась к его приходу.
— Входи, входи, не стесняйся, — засмеялась девушка, — можешь снять обувь, у меня здесь чисто.
— Это тебе, — пробормотал Ненэ и протянул букет.
Джованна вспыхнула и тоже засмущалась, но потом решительно взяла Ненэ за руку и повела в комнату. Квартира Джованны была совсем маленькой: ванная, кухня, небольшая комната со шкафом и кроватью, но в ней царил образцовый порядок — полы чисто вымыты, кровать аккуратно застелена, на мебели не пылинки. На кухонном столе уже стояли тарелки и приборы. Два бокала сверкали. Джованна налила в кувшин воды и поставила букет Ненэ.
— Раз уж ты мой гость, — произнесла Джованна, — я хочу тебя угостить. Вино пьешь?
— Разумеется! — гордо отвечал Ненэ, доставая заготовленные яства из сумки.
Он откупорил бутылку и разлил вино. Джованна, улыбаясь, смотрела на него. Ненэ взял бокал и галантно произнес:
Вино, как женщина, пьянит меня, дурманит,
Но губы милой слаще во сто крат.
Они пили вино, ели сыр с хлебом и болтали. Джованна рассказала Ненэ, что ее родители еще до войны эмигрировали в Соединенные Штаты, а она осталась, чтобы присматривать за престарелыми дедушкой и бабушкой. Кроме того, она хотела окончить учебу в университете и получить диплом. Война обязательно окончится, говорила Джованна, и тогда она сможет уехать к родителям в Америку. У Ненэ не было никаких далеко идущих планов, глаза его постоянно соскальзывали на блестящие коленки девушки, на круглую грудь под туго натянутой блузкой с едва заметными горошинами сосков.
Вино потихоньку делало свое дело. Рука Джованны лежала на столе, Ненэ набрался мужества и положил сверху свою ладонь. Девушка руку не отдернула, а просто погладила ладонь Ненэ другой рукой. Тогда Ненэ потянул ее руку к себе, Джованна поднялась со своего стула, молча подошла к Ненэ, села ему на колени и обняла за шею. Пальцы гладили его затылок. Все так же молча девушка приблизила губы к губам Ненэ, и они впились друг в друга долгим страстным поцелуем.
— Пойдем в комнату, — шепнула Джованна. — Только… только будь нежен со мной…
Дрожащими руками они принялись раздевать друг друга. Джованна расстегивала его пиджак, ремень, рубашку, Ненэ негнущимися пальцами воевал с проклятыми пуговицами на ее блузке, боясь вырвать их с корнем. Наконец Джованна освободилась от блузки и юбки и осталась в трусиках и бюстгальтере. Кожа девушки была почти бархатной, золотистого оттенка, распущенные каштановые волосы казались гривой молодой кобылицы, глаза горели страстным огнем. И этот ее запах, запах! Чарующий, обволакивающий. Тут Ненэ ждало еще одно испытание. Сомкнув руки на лопатках Джованны, он лихорадочно пытался расстегнуть лифчик. Чертовы крючки! Пауза затягивалась, и Ненэ снова и снова целовал губы Джованны, ее шею, ключицы, мочки ушей. Наконец бастион пал, и перед восхищенным юношей открылись полные молодые груди с золотисто-коричневыми пятнами вокруг острых набухших сосков. Ненэ принялся ласкать их губами. Джованна издала глубокий горловой стон и увлекла его на кровать.
Их встречи с того дня стали постоянными. Ненэ, чтобы иметь возможность приходить к Джованне по вечерам, убедил мать, что ездить каждый день на автобусе стало слишком опасно, обстрелы не прекращались, и что лучше всего ему было бы перебраться в Монтелузу до самого окончания школы. Тогда мать устроила ему комнатку в доме какой-то дальней родственницы.
Тем не менее Ненэ, Чиччо и Джаколино продолжали посещать «Пансион Евы» по понедельникам. Ненэ ходил туда не столько в надежде воспользоваться очередным счастливым случаем, сколько в поисках новых откровений. История Эмануэлы заставила его над многим задуматься.
Внимая рассказам девушек, Ненэ стремился понять что-то важное о жизни, о мире. У него была возможность каждые пятнадцать дней встречать новых подруг, общаться с ними, слушать их истории. Ненэ окончательно убедился в том, «что невозможно нигде отыскать виды растений более редкие, нежели едва распустившиеся цветы» (но эти слова Пруста он прочитает лишь много лет спустя).
Часть четвертая
ЧУДЕСА И ЗНАМЕНИЯ
Теперь же приступим к описанию предметов, достойных удивления: таковые сами по себе являются замечательными и поразительными в силу своего необычного характера.
Джиральдо Камбренсе, Ибернийская ТопографияОднажды утром на уроке греческого языка преподавательница разбирала оду Пиндара, которую тот посвятил жителю Монтелузы по имени Мида. Этот самый Мида, играя на флейте на Пифийских играх, удостоился венка. Во время состязаний у его инструмента треснул язычок. Однако Мида ничуть не растерялся, он просто перевернул флейту и продолжил играть на ней, как на свирели. И победил в состязании. Эта история пробудила любопытство Ненэ, его охватило желание побольше узнать об истории Монтелузы во времена античных греков и римлян.
Ненэ записался в старую библиотеку и в один прекрасный день, копаясь в архивах, нашел свиток начала восемнадцатого века. В этой рукописи один монах составил своего рода карту Монтелузы и ее окрестностей с описанием происходивших изменений. Оказалось, что в поселке Вигата, как раз на месте «Пансиона Евы», когда-то находился храм, который был частью первой линии оборонительных сооружений вокруг поселения. А еще раньше на этом месте стояло греческое святилище, после его разрушения римляне возвели новый храм, и он также был разрушен. Впоследствии христиане построили на развалинах часовню для торговцев и мореплавателей, которая, как описывал ее монах, уже в те годы «превратилась в руины». Это было непростое место, или, лучше сказать, святое.
— Ну и что, по-твоему, нам там делать, в «Пансионе»? — спросил Чиччо, которому Ненэ поведал о своем открытии. — Стоять на коленях? Молиться?
— Ну и дурак же ты! Я тебе говорю, что если столетиями это место считалось святым, то, значит, есть там что-то особенное!
— О, я предложу отцу Джаколино переименовать «Пансион Евы» в «Храм Венеры»!
Сарказм друга никак не смутил Ненэ и не поколебал его в убеждения, что в «Пансионе Евы» вполне может произойти всякое чудо. И оказался прав.
Ну не чудо ли, не волшебство ли, как хотите это называйте, что Джаколино, который каждый день ходил в «Пансион Евы» брать уроки у мадам Флоры, стал вдруг отличником по греческому и латыни? Он милостиво позволял теперь Ненэ и Чиччо списывать у него упражнения!
— Быть такого не может! — восклицала учительница Фернанда Гарджиуло в полном недоумении, не находя объяснений столь впечатляющей перемене.
Два года подряд, когда Джаколино ходил в первый и во второй класс, его постоянно оставляли на осень по этим предметам. После повторного экзамена его переводили в следующий класс только по личному предписанию директора лицея. И то исключительно потому, что господин директор получал на этот счет распоряжение от самого господина федерале. Сам же федерале получал — нет, не предписание, а нижайшую о сем просьбу — отца Джаколино, который, как было известно всему миру, поставлял ему девиц. Однако в третьем классе лицея чудовищное невежество Джаколино и его полная неспособность постичь трудную грамматику древних языков сменились блестящими знаниями. Теперь Джаколино с легкостью, и даже с некоторой элегантностью оперировал сложнейшими формами. Казалось, что он родился в Парфеноне или прямо на римском Форуме.
