Бела Иллеш - Обретение Родины
В ставку фронта, находившуюся в словацком селении Михаловце, Давыденко и Олднер ехали из Мукачева на «виллисе». В штабе их с нетерпением ожидал полковник Тюльпанов. Тепло обняв и расцеловав обоих, он сразу приступил к делу.
— Очень боялся, что опоздаете. Через семнадцать минут вам надо быть у члена Военного совета. Он хочет получить от вас доклад относительно положения в Венгрии.
— Мы не подготовились. Не ожидали, что его придется делать сегодня же, — ответил Давыденко. — В голове у меня настоящая каша.
— Выпейте по чашке чаю, ничего другого предложить не могу. А к докладу готовиться уже некогда. Над тем, о чем следовало бы сказать и чего вы недоговорите, подумать придется после.
— Даю каждому двадцать минут, — встретил вошедших генерал. — Меня интересует все, что вы видели, слышали, чего опасаетесь и на что надеетесь. Прошу, товарищ Тюльпанов, запротоколируйте оба сообщения.
Вопреки всем ожиданиям, генерал докладами остался доволен.
— Ну что ж… Оба дали совершенно ясную картину не вполне ясного положения! — сказал он в заключение. — В том, что есть люди, протестующие против намеченного состава временного правительства, иными словами, против правительства широкой коалиции, не вижу ничего удивительного. Конечно, всем, кто не знаком с событиями последнего десятилетия, не так легко понять, что только при условии широкой коалиции венгры могут вести войну против Гитлера и что такое единство является в то же время наилучшей формой успешного начала восстановления страны. Разумеется, те люди, которые полагают, что правое крыло коалиции не слишком-то стремится доводить антифашистскую войну до полного уничтожения фашизма, может, и правы. И еще более правы все сомневающиеся в действительном желании генералов строить новую страну. Однако генералы при существующей обстановке необходимы, хотя нельзя упускать из виду, что их участие в строительстве новой Венгрии представляет столько же преимуществ сегодня, сколько препятствий завтра. Венгерские товарищи отлично это знают и полностью отдают себе отчет в сложности своей задачи…
После небольшой паузы он продолжал:
— Подполковник Давыденко, вы возвращаетесь к прежнему месту работы. А вы, товарищ Олднер, поработаете несколько дней на специальных курсах в Мукачеве. В завтрашнем приказе прочтете о присвоении вам звания капитана. Больше вас не задерживаю, товарищи, — попрощался он с обоими.
Что представляют собой мукачевские курсы, куда ему предстояло явиться в тот же вечер, Володя узнал от Тюльпанова. Еще до отмены плана, согласно которому 4-й Украинский фронт должен был форсировать Тису и затем развернуть боевые действия на территории Венгрии, политуправление организовало курсы для того контингента офицеров, которым предстояло занять должности комендантов освобожденных венгерских городов.
«Городским комендантам, — говорилось в приказе по штабу фронта, — необходимо хотя бы в общих чертах знать историю, географию и экономическую структуру Венгрии, а также культуру венгерского народа».
На курсах обучалось тридцать два советских офицера. Руководил курсами Пожони. Они не были распущены и тогда, когда заново сложившаяся обстановка потребовала, чтобы 4-й Украинский фронт повернул лицом к западу, а его бойцы сражались уже не в Венгрии, а в Словакии. Генерал-полковник отдал приказ всем прикомандированным к курсам пройти обучение до конца, а с командованием 2-го Украинского фронта договорился, что 24 декабря будут переданы в его распоряжение тридцать два офицера, подготовленных для политической работы на венгерской территории.
Старший лейтенант Олднер проработал на мукачевских курсах всего два дня. В первый сделал двухчасовой доклад о своих венгерских впечатлениях да еще почти четыре часа отвечал потом на многочисленные вопросы слушателей. А во второй провел лекцию о Шандоре Петефи и по ее окончании целый час декламировал его стихи в русском переводе.
Двадцать первого декабря курсы свою работу закончили. На выпускном вечере с докладом выступил полковник Тюльпанов.
В связи с переходом на зимнее обмундирование полковник был одет в новенькую, только что со склада, форму. На плотно облегающем фигуру кителе длинный ряд орденских планок. Тюльпанов говорил негромко, с подъемом и обращался к завтрашним комендантам венгерских городов, словно проводил беседу перед боем с идущими в атаку бойцами.
— Войну нашей стране объявил не народ Венгрии, а его собственные враги и угнетатели: помещики, капиталисты, бюрократическая верхушка. Сражаясь с ними, мы являемся союзниками венгерского трудового народа. Нет, ни завоевателями, а освободителями приходим мы в Венгрию.
Я не могу дать критического анализа венгерской стратегии и тактики в этой войне, так как самостоятельно во второй мировой войне венгерская армия не выступали. У армии-сателлита нет ни собственной стратегии, ни собственной тактики, у нее есть лишь своя судьба, притом весьма горькая: погибнуть ради чуждых целей. Именно это и произошло с венгерской армией.
Мы не вправе судить о качествах венгерского солдат ни по донскому, ни по карпатскому опыту. Военная история свидетельствует, что гонвед — это смелый, стойкий, способный солдат. То, что в настоящей войне гонвед не проявил присущих ему качеств, в первую очередь говорит за, а не против него. Пусть венгерские рабочие и крестьяне не до конца понимали положение, не с полной определенностью знали, что проливают кровь ради своих угнетателей и наперекор собственным интересам. Они все-таки ни на минуту не солидаризировались с целями военного командования, правительства и всего режима Хорти. Мы должны видеть в венграх не вчерашнего нашего противника по воронежской битве, а внуков и правнуков сражавшихся за свободу солдат Ракоци и Кошута. Переходя венгерскую границу, армия Советской страны сознает, что вступает на землю дружественного нам народа. Убеждение это должно определять все наши действия и наше поведение.
Той же ночью выпускники курсов выехали в Дебрецен.
* * *«Венгерская газета» выпустила на восьми полосах специальный номер, посвященный двухдневной сессии временного Национального собрания, образованию временного правительства и правительственной декларации.
Обширный материал для этого выпуска был получен из ТАСС, да, кроме того, имелось сообщение собственного дебреценского корреспондента, статья Юлии Сабо. Подготовил все это к печати капитан Олднер, за которым укрепилась слава специалиста по данному вопросу: как-никак, ведь он лично побывал в Дебрецене, основательно осмотрел зал, где заседало Национальное собрание, и лично был знаком со многими депутатами и с несколькими министрами нового правительства.
Капитан Олднер написал интересную статью о помещении, где заседало дебреценское Национальное собрание, — об этом огромном желтом здании реформатского коллегиума, построенного сто тридцать лет назад рядом с Большим собором. Просторный зал, ораториум, в котором заседало Национальное собрание, находился на третьем этаже. Подниматься туда приходилось по сильно истертым ступеням. Этот зал служил в свое время молельней для воспитанников дебреценского коллегиума. По своему внешнему виду он действительно походил и на церковное помещение, и на университетскую аудиторию: обычные узкие, окрашенные в серый цвет школьные скамьи и в полном контрасте с ними — обегавшая внутри весь зал галерея из резного дуба, а также огромная кафедра, возвышавшаяся перед скромным рядом ученических парт.
Володя описал этот зал с точностью и достоверностью историка и вдохновением истинного поэта. Но основное внимание обратил он не на художественную резьбу, не на стены, украшенные картинами, а на моменты более значительные. Так, мраморная доска перед входом сообщала, что в 1849 году «в этих стенах заседали депутаты венгерского сейма». А к кафедре была прибита медная дощечка с надписью: «С этой трибуны, установленной во имя Всевышнего, глаголил спаситель нации Лайош Кошут, 9. I — 21. V. 1849». Медные таблички на спинках скамей оповещали о тех, кто сидел здесь во время исторического сейма. На одной из них было выгравировано: «Лайош Кошут, председатель Комитета обороны отечества, правитель».
Описание зала Володя закончил так:
С тем же благоговением и чувством горделивой радости, которые охватывают меня сейчас при виде этих великих имен, какой-нибудь другой венгр, приехав в Дебрецен через несколько десятилетий, станет читать здесь имена людей, которые выполнили свои обещания перед венгерским народом, данные в этом зале в декабре 1944 года.
За несколько минут до открытия сессии Национального собрания кресло, на котором в 1849 году сидел Лайош Кошут, было украшено огромным букетом красных роз: «Пусть место Кошута остается свободным, но каждый из присутствующих будет вечно помнить, что Кошут боролся за свободу венгерского народа, за независимость Венгрии».
