Андрей Геращенко - Учебка. Армейский роман.
— Интересно, зачем это я ему понадобился? — удивленно спросил Игорь.
— Я точно не знаю. Они там вместе с Яровым сидели и про какую-то пайку говорили. Ты иди быстрее, а то Гришневич сегодня не в духе — Фуганов на физо никак не мог через коня перепрыгнуть.
— Ясно. А где они сейчас? — спросил Игорь.
— В соседнем кубрике — на кровати Ярова сидят, — пояснил Антон.
С недобрыми предчувствиями подходил Игорь к расположению третьего взвода. По пути он раза три обругал себя за проявленную во время обеда жадность, но было уже поздно.
— А-а, Тищенко! Ну-ка, иди сюда! — приказал Гришневич, увидев подошедшего курсанта.
Игорь нерешительно подошел к кровати и доложил:
— Товарищ сержант, курсант Тищенко по вашему приказанию прибыл!
— Как там дела в клубе? Никаких происшествий не было?
— Никак нет — наряд прошел нормально. Мы с Туем красили двери.
Тищенко понимал, что разговор о клубе всего лишь прелюдия, и вскоре Гришневич спросит о главном. И сержант не заставил себя долго ждать:
— Слушай, Тищенко, а сколько паек ты съел в обед?
«Наверное, Калинович уже обо всем Ярову рассказал», — подумал Игорь и решил не отпираться:
— Две.
— Хорошо хаваешь, Тищенко! А ты знаешь, что из-за этого сержант Яров остался без пайки и вынужден был идти просить себе обед?! Хорошо у нас получается — «дух» по две пайки рубает, а сержант-«черпак» не может пообедать. Что, Тищенко — нюх теряешь?! Или, может быть, тебе двойную пайку в санчасти прописали, а?!
— Виноват, товарищ сержант. Я думал, что никто больше не придет, и эта пайка все равно пропадет. И к тому же после меня еще одна пайка оставалась — я не знаю, кто ее взял!
— Никакой там больше пайки не оставалось — ты при мне последнюю доедал! — раздраженно сказал сидевший рядом Яров.
— Виноват, — пролепетал Игорь.
— Так что же будем делать, а? Или ты решил стать таким же толстым, как и Фуганов? — язвительно спросил Гришневич.
— Никак нет. Но немного поправиться мне бы не помешало, — попытался улыбнуться Игорь.
Но эта его улыбка лишь вывела Ярова из себя. Подскочив к Игорю, Яров негромко, но отчетливо произнес:
— Еще раз повториться — морду набью!
Почувствовав всю серьезность происходящего, Тищенко перестал улыбаться и растерянно взглянул на Гришневича.
— Что, Тищенко — обидел ты сержанта Ярова?! А ведь он и в само деле может тебе морду набить. И я ему мешать не буду, а скорее даже помогу. Понял?
— Так точно, — хмуро ответил Игорь.
— Тогда улетел отсюда, чтобы я тебя не видел! — прикрикнул сержант.
— Есть, — ответил Игорь и поспешил выполнить приказание, не желая испытывать сержантское терпение на прочность.
После ужина Игорь собирался написать письмо домой, но его планам было не суждено сбыться — в половине девятого в роту пришел майор Денисов, построил личный состав и объявил:
— Первый, второй и третий взвода сейчас отправляются на разгрузку картошки. Сержанты идут вместе со своими взводами. Пришло шесть машин — по две на каждый взвод. Каждый взвод будет заполнять свое хранилище, так что сразу будет видно, кто как работает.
— Товарищ майор, а мы разве успеем до отбоя — уже без двадцати девять? — засомневался Гришневич.
— Послушай, Гришневич — можно подумать, что ты первый месяц в армии?! Не успеем до отбоя — будем разгружать дальше! Хоть всю ночь!
— Понял. Разрешите выполнять? — недовольно спросил сержант.
Ему было неприятно, что Денисов отчитывает его при подчиненных.
— Выполняйте.
Построив взвод перед казармой, Гришневич повел его к овощехранилищам, не дожидаясь остальных.
— Чего это мы раньше всех поперлись — больше всех нам надо, что ли? — недовольно пробубнил Кохановский.
— Ну, ты и дурак, Коха! Сказано ведь — на наш взвод две машины. Раньше закончим — раньше ляжем спать, — пояснил Байраков.
— Рты закрыли! — прикрикнул шедший в арьергарде Шорох.
— Кто это там рот разевает? Сейчас он у меня будет за четверых работать!
Грозное предупреждение Гришневича возымело свое действие, и до самых хранилищ в строю было слышно лишь прерывистое дыхание курсантов да топот сапог. Овощехранилища располагались сразу за столовой. Возле одной из машин, до верху заполненных картошкой, стоял толстый прапорщик с болезненным, отечным лицом. Он быстро «поставил задачу» прибывшему взводу, и вскоре курсанты уже вовсю бегали с металлическими решетчатыми ящиками от машины к специальным отсекам внутри хранилищ и обратно. Кохановского, Бытько и Фуганова Гришневич отправил наверх, чтобы они наполняли ящики картошкой и подавали их с машины вниз. Остальные брали ящики, несли их к лестнице, ведущей вниз, и ставили на специальный металлический желоб. По желобу ящики со страшным скрежетом и грохотом съезжали вниз. Внизу их принимали Тищенко и Резняк и передавали курсантам другой половины взвода, которые и высыпали их в дощатые отсеки. Ящики были большими и достаточно тяжелыми, и минут через тридцать курсанты заметно сбавили темп от усталости. Чтобы исключить возможность уклонения от работы, Гришневич спустился вниз, а Шороха оставил наверху.
Картошка была мокрой и грязной. Песок и грязь, попадавшие между металлом ящика и кожей руки, действовали наподобие наждака, и вскоре руки курсантов покрылись мелкими, зачастую кровоточащими ссадинами. Тищенко и Резняк едва успевали подхватывать съезжавшие ящики и передавать их дальше. Стоило Игорю немного зазеваться, как один из ящиков наскочил ему на большой палец правой руки, разбив его в кровь. Из-за этого Тищенко стал работать еще медленнее.
— Что ты еле возишься? Или ты думаешь, что я за тебя буду всю работу делать? — недовольно спросил Резняк.
— Ничего я не думаю — я просто палец разбил! — пояснил Игорь.
— Нечего было спать! Работай быстрее — не спи! — заорал Резняк, видя, что ящики, непрестанно сыпавшиеся сверху, заполнили весь желоб и даже начали скатываться на лестницу, просыпая на ступени картошку.
— Наверху, заметив это, остановились.
— Што такое? — раздался голос Шороха, и в проеме лестницы показалось его недоумевающее лицо.
— Тищенко еле шевелится — вот пробка и возникла, — охотно пояснил Резняк, стараясь отвлечь от себя подозрения в плохой работе.
— А картошку чаго прасыпали?
— Так ведь я и говорю, что Тищенко, — снова начал Резняк.
Но Шорох не дал ему договорить:
— Бегом сабрать картошку и расчыстить праход!
Тищенко и Резняк принялись собирать картошку. Снизу показался Гришневич. Узнав, в чем дело, он отправил Тищенко и Резняка носить ящики в отсеки, а вместо них поставил более крепких Федоренко и Стопова. Работа пошла быстрее. Уже разгрузили одну из машин, но стрелки часов показывали четверть одиннадцатого.
— Шевелитесь быстрее! Неужели вам спать не хочется? — подбадривал Гришневич.
Спать курсантам хотелось, но они уже здорово устали и работать быстрее не могли при всем своем желании. Игорь давно уже не мог носить ящики на вытянутых руках (что он делал в самом начале работы) и теперь просто прижимал их к хэбэ. От этого оно сильно измазалось и мало чем отличалось по внешнему виду от грязной и сырой картошки. «Теперь придется с ног до головы стираться», — сокрушенно подумал Игорь. Но у него уже не оставалось сил носить по другому и, с сожалением глядя, как грязь все глубже впитывается в хэбэ, Игорь все так же прижимал ящики к животу. Впрочем, кроме Петренчика и Кохановского точно так же поступали и все остальные, работавшие внутри хранилища. По цепочке вниз пришла радостная весть — в кузове второй машины осталось не больше четверти первоначального объема картошки. Тищенко носил ящики из последних сил. Железо нестерпимо резало пальцы, и Игорь, превозмогая неизвестно откуда появившуюся в животе боль, едва доходил до барьера и, собрав, как ему казалось, последние силы, высыпал содержимое в отсек. Наконец, Лозицкий высыпал последний ящик, и курсанты получили долгожданный отдых.
Второй взвод закончил разгрузку раньше других и Гришневич, спешно построив курсантов, повел их в казарму. Там он осмотрел взвод, недовольно хмыкнул и не очень уверенно сказал:
— Вы, конечно, грязные, как свиньи… Может быть, нам постираться?
Курсанты притихли, подозрительно поглядывая на своего командира. Каждый из них мечтал лишь об одном — побыстрее добраться до кровати и закрыть глаза. Гришневич все понял по их лицам и, махнув рукой, добавил:
— Ладно — постираетесь завтра. Все-таки сегодня вы неплохо поработали.
Некоторые пошли мыть сапоги в умывальник, но у Тищенко не было на это ни сил, ни желания и он одним из первых лег в кровать, стараясь не транжирить зря драгоценны минуты сна.
Глава тридцать первая
Шинель
Неожиданная болезнь сержанта Гришневича. Сконфуженный сержант отправляется в санчасть на перевязку. Опять овощехранилище?! Говнище и Чмошник. Гутиковский мечтает, чтобы часть разрушил смерч. Резняк цепляется к Валику. Курсанты решают проучить Резняка. Бульков везет Сашина, Фуганова и Тищенко в госпиталь. Фуганов не может перелезть забор. Почему младший сержант Бульков так спешил назад в часть. Сапожнев не может справиться с Аскеровым. Привезли шинели. С шинелью Тищенко что-то не так. По мнению Гришневича Игорь сделал себе «пальтишко». Рахманкулов не хочет меняться. Тищенко заставляют написать домой письмо, чтобы ему купили новую шинель.
