Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Странно, но он всё время думает о Майоле. Отец растревожил его своими разговорами. Нечего греха таить, приятные, конечно, мысли, но абсолютно нереальные, и от этого, пожалуй, немного горько на душе.
…Председатель кассы взаимопомощи Глущенко нисколько не удивился, услышав просьбу Луки.
— Пожалуйста, — сказал он. — Пиши заявление. Вернёшь через полгода. — Зачем деньги-то понадобились? Жениться вздумал?
— Вот именно! — весело отозвался Лука.
— Давно пора! — Глущенко одобрительно улыбнулся. — В таком случае можем дать крупную и долгосрочную ссуду. Укажи в заявлении причину.
— Нет, — возразил Лука. — Моё время пока не приспело, невеста ещё косы отращивает.
— Жаль. — Глущенко был откровенно разочарован.
Справку из бухгалтерии взял на своё имя Иван Долбонос, они вместе пошли в магазин, всё оформили, и вечером комната Луки снова осветилась зеленоватым светом. Второй «Электрон», родной брат первого, стоял на прежнем месте и добродушно подмигивал хозяину.
— Не беспокойтесь, — сказал Лука в магазине. — Выплатим деньги быстрее, нежели положено.
Теперь нужно было своё обещание выполнять. Лука с сожалением нажал красную кнопку, выключил телевизор, накинул на плечи пиджак и вышел. В ЖЭКе за маленьким письменным столом сидела управдом Мария Кондратьевна, старательно заносила какие-то цифры в аккуратно разлинованный лист бумаги.
— Мария Кондратьевна, — торжественно начал Лука, — представляете, мне нужны деньги.
Управдом, не говоря ни слова, опустила руку в ящик стола, достала трёшку.
— В получку отдашь, — бросила густым, почти мужским басом..
Сидела она за столиком, большая, грузная, настолько располневшая, что неясно было, где кончалась шея и начинались плечи, и смотрела на Луку своими заплывшими глазками приветливо и весело. Причёска её с толстой накладной косой покачивалась в такт глубокому дыханию мерно и медленно, будто сама Мария Кондратьевна качалась на широкой, спокойной волне.
— Мало, дорогой мой управдом. — Лука не дотронулся до денег.
— Больше не могу. — Маленький, пухлый, ярко накрашенный рот спрятался между полными, как большие белые булки, напудренными щеками.
— Есть три способа приобрести деньги, — наставительно сказал Лука. — Занять, украсть и заработать. Первый плох тем, что приходится брать на время и чужие, а отдавать свои и навсегда. Второй, как известно, запрещён законом. Остаётся третий. Денег мне нужно много — на два телевизора.
— Голубчик ты мой! — Мария Кондратьевна всплеснула руками от радости. — Для полноты счастья только тебя и не хватало. В восемнадцатой квартире краны неисправны, в сороковой — сантехника, в сто первой рама едва держится…,
— Пишите наряды, — сказал Лука.
— Два телевизора? — Белое лицо женщины стала медленно заливать розовая краска, будто кто-то помпой накачивал её полные щёки. — Себе и отцу? Какой же ты молодец!.. А наряды сейчас выпишем, за этим дело не станет. — Голубенькие глазки Марии Кондратьевны умилённо посматривали на Луку. — Не то что на два, на десять телевизоров работы хватит. Только не ленись!
Когда в субботу Лука пришёл к отцу, соревнования в далёкой Америке шли полным ходом.
— Наши впереди идут на одиннадцать очков. — Отец явно волновался. — Но предстоит ещё много видов программы, в которых американцы сильнее наших.
— Не боги горшки обжигают. Нашим выигрывать не впервые.
— И проигрывать тоже, — язвительно заметил сапёр.
— И проигрывать не впервые, — охотно согласился Лука, — Что же это за спорт, если выходишь на поле, зная, кто победит? Это вам не какая-нибудь захудаленькая пьеска: герой только рот раскрыл, а ты уже знаешь, чем пьеса закончится.
— Эстафета будет завтра около четырёх, — как бы не придавая словам особого значения, заметил отец.
— Знаю, — так же равнодушно ответил сын.
В воскресенье он с самого раннего утра работал, как одержимый, выполняя наряды Марии Кондратьевны, ремонтировал краны, замки и петли окон, работал весело, с шуточками. Давно у него не бывало такого отличного настроения.
Около четырёх часов он, вымывшись под душем, в свежей рубашке, уже полулежал на тахте и смотрел по телевизору соревнования.
Майола, не лицо её, а только хорошо знакомая фигура в тёмном тренировочном костюме, промелькнула на экране, и Лука сразу насторожился, даже приподнялся, сел поближе, боясь пропустить малейшую подробность. Очень уж кратковременный этот эстафетный бег — четыре этапа по сто метров. Промелькнут секунд сорок, может, чуть больше, и всё: спортсменки пронесут деревянную палочку от старта до финиша. Но сколько профессиональных секретов и тонкостей проявятся за эти сорок секунд! Нужно трижды передать палочку, не задерживаясь ни на сотую долю секунды. Лука вспомнил, как разучивал с девушками эти передачи тренер Загорный тогда, на стадионе. Будто по огромному колесу, кружила и кружила команда по чёрной беговой дорожке, добиваясь абсолютной точности. Но одно дело — тренировка, когда нервы спокойны, сердце бьётся ровно и от того, что ты где-то сделал ошибочный шаг, ничего не зависит. Совсем другое дело — соревнования: здесь нервы напряжены до предела и одно, только одно неточное движение может стоить победы.
Лука встал, волнуясь, прошёлся по комнате. Уже видно, как расходятся девушки по своим этапам, потом ми-нута ожидания, вот поднимает руку в белой перчатке — чтобы заметнее было судьям — похожий на дипломата стартер, струйка дыма появляется над его пистолетом и звучит еле слышный в говоре огромной толпы выстрел.
Лука помнил всех девчат команды, но теперь не мог узнать ни одной. Как стрела, выпущенная из тугого лука, рванулась со старта первая, но и американка не задержалась ни на мгновение. Передача сделана безошибочно, не проиграно ни одного метра! Ну, девчата, ну, родненькие, постарайтесь, поднажмите, вот она, такая близкая от вас победа! И вторая передача прошла хорошо, только советская спортсменка на вираже делает два неуверенных шага, и сразу видно, как вырывается вперёд американка, пусть немного, но всё-таки опережает. Неужели проиграют?
Третья передача. На последнем этапе, на финишной прямой — Майола. Она стоит за десять метров до начала этапа, готовая на бегу принять эстафету, рядом с ней американка, и ясно, что именно она первой возьмёт палочку, наша спортсменка отстала, немного, всего на метр, но отстала. Ох, как же трудно будет отвоёвывать этот метр!
Так и случилось. Американка принимает эстафету на метр впереди Майолы. И всего-то их осталось сто метров! Только сто метров. А соперница на финишной прямой — знаменитая Мегги Дэвис.
Никогда в жизни не видел Лука Лихобор такого бега. Может, это и хорошо, что Майоле пришлось взять эстафету на метр после Дэвис, потому-то и разозлилась она, всё напряглось в ней: сердце, мозг, мышцы, воля, соединясь в едином стремлении победить!
На экране ясно видно, как догоняет, будто бы надвигается, затеняя силуэт американки, фигура Майолы. Продолжительность бега всего одиннадцать секунд! Вот Майола идёт вровень, ну почти вровень, шаг в шаг… Ещё одно усилие, последнее усилие, последние десять финишных метров, но они последние и для Мегги Дэвис. И когда обе бросаются, почти падая, на финишную ленточку, ни один судья в мире не взялся бы определить, которая пришла первой. И только «фотофиниш», разделив на доли каждое движение спорсменок с точностью до сантиметра, обозначит победительницу.
Слова диктора о том, что результаты эстафеты будут определены через несколько минут, зрители именно так и восприняли: «фотофиниш» даст свои кадры, судьи рассмотрят их, здесь ошибиться, подтасовать результаты невозможно. Симпатии и антипатии исключены, всё зафиксировано на фотоплёнке.
А стадион гудит, ревёт от нетерпения…
И все эти несколько минут, пока продолжалась работа судей, Лука Лихобор мерил шагами свою комнату: от окна — к двери, от двери — к окну. Семь шагов вперёд, семь назад… Чего они тянут, эти судьи? Что творится сейчас в девятой палате седьмого корпуса госпиталя? Мать Майолы, жива ли она от волнения?..
А, собственно говоря, зачем так нервничать? Ну, что случится, если Майоле не удалось отвоевать этот проклятый потерянный на третьей дистанции метр? Всё равно она бежала лучше этой знаменитой Мегги Дэвис, и спорить с этим бессмысленно, настолько это очевидно. И никто не умрёт и не станет калекой, если проиграет команда советских девчат… А всё-таки сердце сжимается так, словно от этого результата зависит жизнь. И невероятно, до боли, до крика, до жёлтых кругов в глазах хочется, чтобы Майола всё-таки была первой…
Что-то щёлкнуло в телевизоре, стадион затих. На английском языке говорит диктор. Из всей длинной речи Лука ясно слышит «ЮэСэСаР», и по тому, что американский стадион не взрывается аплодисментами, он понимает: пришла победа. И сразу вслед за этим знакомый и весёлый баритон спортивного комментатора подтверждает:
