Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Руководитель «Синих рос» Геннадий Цыбуля не был аферистом или халтурщиком.
Закончив с отличием музыкальное училище, он жаждал широкой деятельности и смелых экспериментов. Во время службы в армии организовал в полку эстрадный оркестр, получил премию на армейском самодеятельном фестивале и теперь, имея диплом, опыт и практику, мечтал создать ансамбль, который мог бы прославиться на весь Советский Союз.
В большой комнате клуба пищевиков, где сидели они, шестеро ребят, Цыбуля произнёс свою программную речь.
— Свобода в музыке — вот наше кредо, наш лозунг и наша вера! — Голос его звучал негромко, проникновенно, и убедительно. — Ничто не даёт таких возможностей для полёта творческой фантазии человека, как музыка. Она далека от однообразия повседневности, она поэтична и неуловима, противоречива и одновременно абсолютно точна, её высшая красота в свободе от мелочных пристрастий, эгоизма и материальной заинтересованности. Для музыки существует только один критерий — или она кому-то нравится и тогда имеет право на существование, или не нравится никому и тогда это не музыка.
Речь Феропонту понравилась. Идеи Цыбули начинали приобретать для него острый вкус.
— Где мы будем выступать? — спросил он.
— Везде, — ответил Геннадий. — Мы будем поистине народным ансамблем, где народ — там и мы.
— Даже в ресторанах? — послышался вопрос.
— А что, разве в ресторанах сидят не наши советские люди? — отрезал Геннадий. — Утёсов тоже выступал в ресторанах. И это не помешало ему стать всемирно известным артистом. Дело не в том, где мы будем выступать, а в том, как и что мы будем играть. И поэтому нам придётся поработать.
Феропонт Тимченко вскоре убедился, что работать Геннадий Цыбуля умеет. Ребят он подобрал музыкальных, способных, и ансамбль формировался, будто лепился из глины, — на глазах. Они играли всё — от карпатской коломийки до аргентинского танго, от «Черемшины» до гершвиновских рок-н-роллов — с вдохновением и азартом, свойственным даже не молодости, а скорее совсем ещё зелёной юности.
Только одна тучка немного затмевала их радужное существование — безденежье. Цыбуля получал в клубе весьма скромную зарплату, ребята вообще ничего не получали.
И вот, наконец, в клубе пищевиков состоялся первый концерт самодеятельного ансамбля «Синие росы». Парням сшили красные и оранжевые сорочки, синие джинсы, украшенные блестящими заклепочками, на шею повязали пёстрые платочки, для национального колорита накинули на плечи гуцульские киптари, взглянешь — глаза прищуришь: так всё ярко и пёстро.
Народу в клуб набилось полным-полно. Когда распахнулся занавес, все так и ахнули: настолько броско и вместе с тем пародийно выглядел ансамбль. Безвкусицы в этом не было, а чувствовалась откровенная весёлая пародия, и поэтому зрители сразу встретили «Синие росы» с симпатией. Геннадий Цыбуля и его ребята это почувствовали, и волна весёлого, радостного вдохновения подняла их, потом хлынула на зрителей, заставив тех азартно аплодировать, вызывать на «бис». Феропонт играл на своей электрогитаре свободно и легко, как настоящий мастер, её звуки, томные и грустные, напоминали печальный женский голос. Щёки Феропонта снова запушились золотистой бородкой. Но отращивать больше её он не стал. «Нужно, чтобы сквозь бороду был виден шрам, — посоветовал Геннадий Цыбуля, — ой придаёт твоему лицу значительность и напоминает о пережитых страданиях. Это впечатляет». Феропонт с ним охотно согласился.
После выступления, когда они в гримёрной снимали свои красные и оранжевые сорочки, к ним заглянул какой-то коренастый мужчина. На его широкоскулом, с узкими щёлочками плутоватых глаз лице выделялся большой, красноватый, в склеротических синих прожилках нос. Осмотрев ребят, мужчина нежно улыбнулся и сказал:
— Блестящее выступление. Поздравляю, поздравляю!
Потом, почтительно взяв Геннадия Цыбулю под локоток, вышел с ним из комнаты. Музыканты, ничего не понимая, молча переглянулись.
Цыбуля вернулся минут через десять и торжественно объявил:
— Ну, дорогие мои друзья, ученики и соратники, вот теперь-то и начинается наша настоящая слава. Этот симпатичный человек — директор ресторана «Пароход». Так вот, он предложил нам два-три раза в неделю выступать у него в ресторане. Не надо эмоций! Я предвижу вашу реакцию: сохрани боже, мы не станем ресторанным оркестром, который каждый день пиликает обязательную программу. Нет! Мы будем приветствовать молодожёнов! Мы сделаем день их свадьбы светлым, радостным днём, который они сохранят в трепетном сердце до конца дней своих! Разве это не прекрасно?
— А деньги будут? — спросил кто-то из парней.
— Будут! — уверенно ответил Цыбуля.
И действительно, деньги появились. Феропонт Тимченко где-то в глубине души чувствовал неловкость, когда отправлялся вечером в «Пароход», Нет, не такой представлялась ему музыкальная карьера…
Но чувство неловкости сразу забывалось, стоило только появиться в зале праздничной, торжественной и счастливо взволнованной паре — молодожёнам. Ансамбль встречал их мажорным маршем. Цыбуля говорил правду — никогда в жизни невеста не забудет этой минуты. Разве не прекрасно дарить людям счастье?
Однако чувство неловкости вскоре возвращалось. Каждый из музыкантов получал по двадцать рублей за вечер, сумму огромную, если сравнить её, скажем, с заработком ученика токаря.
Впрочем, какое это имеет значение для свободного музыканта Феропонта Тимченко? До лампочки ему теперь его ученичество и токарный станок.
Жизнь прекрасна, слава склоняет свою голову к его ногам, а в кармане после каждой свадьбы двадцать — двадцать пять рубликов.
А червячок, что сосёт и сосёт где-то под сердцем, скоро исчезнет, ведь именно теперь он, Феропонт, почувствовал настоящую свободу творчества, полёт фантазии — играют они, что хотят, на радость людям…
Так прошли, может, недели две-три, и как-то в субботу Геннадий Цыбуля по обыкновению привёл «Синие росы» в ресторан «Пароход». На этот раз выдавал замуж свою дочку, молоденькую и хорошенькую, какой-то деятель из крупного стройтреста, здоровенный детина с бычьей шеей и круглым, как арбуз, животом. И жених оказался хоть куда — известный стоматолог, правда, уже лысенький, лет под пятьдесят…
Посмотрев на молодых, Феропонт сказал:
— Ну и ну! Точно старый хрыч с картины «Неравный брак».
— Тише ты! — Геннадий Цыбуля метнул на него сердитый взгляд и, поспешно взмахнув руками, ударил по клавишам пианино. Феропонту ничего не оставалось, как включиться со своей гитарой в мелодию свадебного марша.
После марша тесть подошёл к ансамблю и сказал:
— Давайте договоримся, весь вечер вы будете играть только две песни: «Черемшину» и «Подмосковные вечера». Ничего другого. Ясно? Так хочет жених, и так хочу я!
— Ясно, — сказал Геннадий Цыбуля.
— Весь вечер одно и то же? — Феропонт удивился.
— Ты же слышал. Так хочет заказчик.
— А я не хочу! И потому так не будет! — возмутился Феропонт. — Я здесь не для того, чтобы выполнять приказы любого идиота. Я музыкант! Я даю концерт, а не отрабатываю аванс. Он мне своими рублями рта не заткнёт.
— Замолчи! — строго сказал Цыбуля. — Кто платят деньги, тот и заказывает музыку.
— Что? — не понял парень.
— Кто платит деньги, тот и заказывает музыку, — повторил Цыбуля.
Феропонт шагнул к скамеечке, взял лежавший на ней футляр, положил в него гитару и громко сказал:
— И это называется свободным творчеством? Можешь подавиться его деньгами и своей музыкой!
Слова громко прозвучали в тишине, возникшей после первого тоста, когда гости принялись за закуску. Все взгляды обратились к Феропонту. «Строительный» начальник из красного стал бурым, жених испугался, не хватил бы тестя инсульт, но всё обошлось благополучно: строитель выдержал.
А Феропонт задёрнул «молнию» на футляре, взял гитару и гордо вышел из ресторана. Значит, кто платит денежки, тот и заказывает музыку? Ничего не скажешь, логика железная, проверенная веками, но ему заказывать музыку не будут. Никто! Ещё не родился тот человек. Деньги? Их можно заработать и другим способом. В крайнем случае можно не работать вообще, Ганна Мстиславовна никогда не откажет своему единственному, горячо любимому сыну в какой-нибудь десятке. Это, конечно, так, но ведь чем дальше, тем неприятнее будет брать из материнских рук эти подачки…
«Подачки»? Ну и отыскал словечко! Скажем, временная помощь родителей своему драгоценному сыну. Лучше звучит? Нет. Подачка остаётся подачкой.
Деньги в ансамбле он зарабатывал честно. Их никто не смел назвать «чаевыми»: платили за работу. Так что? Может, попросить прощения у Геннадия Цыбули и безропотно исполнять желания любого красноносого заказчика?
