Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка
— А тем временем она будет по-прежнему доносить на людей, — напомнила я двум своим подругам и самой себе, подчиняясь неумолимому чувству долга.
…Так сидели мы рядышком, несчастные, застывшие, растерянные. Мы знали, что должны уничтожить шпионку, и в то же время никто из нас и подумать не мог о том, чтобы выстрелить в Лошадь.
— Не надо нам было связываться с этим делом, — проворчала Ан. — Печатали бы лучше «Де Ваархейд»!
— Эта женщина хитра, — сказала я. — Она пользуется ребенком, как громоотводом. Поверьте, у нее совесть не чиста.
— Возможно, — согласилась Тинка. — Но как бы то ни было… я бы хотела, чтобы ребенка не было совсем.
Мучительно медленно тянулся серенький зимний день. Мадам Шеваль давно уже вернулась домой с покупками под мышкой. Мальчишка в синем костюмчике, сидя на санях, шумно веселился, изображая кучера. Мадам Шеваль смеялась, глядя на него. Больше я не стала смотреть в окно.
Когда начало смеркаться, мы сидели все вместе, еще более злые и несчастные, чем прежде. Прошли целые сутки. Снова пришла с чаем барышня Бисхоп в сопровождении кошек; затем мы вытряхнули из карманов последний запас пшеницы и сварили себе вечернюю кашу. Наступила ночь. К дому мадам Шеваль, неслышно скользя, подъехала свинцово-серая автомашина вермахта. Тень в длинной военной шинели прошла через калитку. Под сапогами глухо скрипел снег. Человек побарабанил по окну, подавая сигнал. Нам не было видно, открылась ли дверь, однако фигура немца исчезла.
В эту ночь мы отменили наблюдение по сменам. Это не имело никакого смысла, пока немец оставался у Лошади. Я проснулась лишь оттого, что рано утром — было темно — от дома отъехала автомашина. Я подула на свои закоченевшие руки и некоторое время, дрожа от холода, терла друг о друга одеревеневшие ноги. Затем снова впала в дремоту. Когда я проснулась, то еще. больше промерзла и закоченела. Ан и Тинка уже не спали и сидели, глядя в пространство; лица их выражали сомнение.
— Мне очень жаль, Тинка, — сказала я, проглотив скудный завтрак. — Твой план был очень хорош, однако на практике он выглядит совершенно иначе… Мы здесь только убиваем время, без всякого толку… Придется вернуться в Фелзен и прямо заявить, что поручение это невыполнимо.
— Меня самое уже тошнит от этого, — заявила Тинка. — И зачем только я придумала такое!
— Сегодня подождем еще здесь, — предложила Ан. — И если ничего не изменится, мы в сумерки отправимся домой и поставим на этом деле точку.
Мы решили набраться терпения еще на один день, покорно переносить холод и разочарование. Конечно, каждая надеялась, что мадам Шеваль останется дома, а если выйдет, то возьмет с собой ребенка и таким образом избегнет наших пуль. Мы по-прежнему лежали в полудремоте на софе и даже не очень следили за домом… Но она не избегла… После второго завтрака, состоявшего из все тех же лепешек, хотя потраченным на них луковицам тюльпанов по-настоящему надо было бы сидеть в голландской земле и давать ростки, примчалась барышня Бисхоп. Она действительно неслась изо всех сил, все на ней развевалось, вплоть до парика, который съехал на затылок, — отвратительное зрелище!
— Она выходит из двери! — крикнула наша хозяйка. — И одна! Я как раз выглянула из окошечка уборной и вижу: она идет!
Мы, отталкивая друг друга, тянулись к глазку. И успели еще поймать взглядом мадам Шеваль; та же меховая шуба, те же сапожки, та же вуалетка. Действительно, она была одна. Мы переглянулись. Барышня Бисхоп глядела на нас. Очевидно, она думала, что мы немедленно помчимся на улицу и выстрелим из наших револьверов в спину уходившей шпионки. Но мы сделали вид, что не замечаем ее взгляда.
— Как нам следует поступить?
Барышня Бисхоп возвела очи горе и снова скрылась, чтобы предоставить нам свободу выбора решения.
— Как полагается… — сказала Ан. — Мы займем оба конца улицы, будем, так сказать, патрулировать… Мы ведь не знаем, с какой стороны она вернется.
Несколько секунд мы молчали.
— В самом деле стрелять будем? — спросила наконец Тинка довольно робко.
— Да, — ответила я. Обе девушки посмотрели на меня. В это мгновение я пожалела, что была старшей. И сказала с нарочитой твердостью: — Да. Она — враг. Так нужно.
— О’кэй, — подтвердила Тинка, решительно затягивая пояс.
Мы попрощались с барышней Бисхоп. И сказали, что теперь, вероятно, дело в шляпе, но что ей ни в коем случае нельзя показываться возле окон. Мы ее поблагодарили и пожали ее костлявую руку в напульснике.
— Я и в самом деле оказала вам хоть незначительную услугу? — спросила она дрожащим голосом. Выглядела она старой и жалкой. Мы наперебой заверили ее, что она оказала неоценимую услугу. Когда мы покидали «Черные дрозды», голодные кошки терлись у наших ног.
Тинка сказала, что будет вести наблюдение в конце улицы около Спаарне. Мы с Ан не возражали, оставив за собой сторону Спаньярдсалле. Взволнованно кружили мы на велосипедах. Мы даже не осмеливались прислонить их к дереву, чтобы хоть немножко размяться. Хотя бы на улице не было ни одного смертного, оставлять велосипед без присмотра нельзя. Иногда мы видели на другом конце улицы Тинку. Я нервничала, дрожала и чувствовала, как нервно — то быстро, то медленно и тяжело — стучит у меня сердце. Правда, я сама взвалила себе на плечи это бремя, но меня терзали сомнения. Правильно ли мы сделаем, если убьем ее? Поэтому я почувствовала облегчение, когда часа через полтора между двумя рядами домов вдруг показалась Тинка и помахала нам рукой. Мы сели на велосипеды, которые все-таки рискнули оставить на некоторое время под деревьями. Я почти не чувствовала руля, до того застыли у меня руки; тупая боль сдавила затылок…
— Поедем навстречу, — с трудом выговорила я.
Ан кивнула, глядя на улицу перед собой. Мы нажали на педали, проехали между «Черными дроздами» и шале навстречу Тинке, которая как-то странно стояла в нерешительности, словно не зная, куда повернуть, и, казалось, предпочла бы просто удрать. Видя, однако, что мы смело приближаемся к ней, она, вероятно, опомнилась. И поехала обратно, как бы для того, чтобы указать нам дорогу. Это было излишне: мы уже увидели мадам Шеваль. Она шла, уткнув нос в каракулевый воротник, звук ее шагов по мерзлому снегу гулко и четко разносился в воздухе. Мы с Ан слезли с велосипедов на углу ее улицы, а Тинка проехала мимо нее и только тут спрыгнула на землю. В этот момент мадам Шеваль, кажется, что-то заметила, почувствовала неладное. Она остановилась и быстро вскинула испуганными глазами, посмотрела на Ан, на меня — мы стояли неподвижно, держа руку в кармане, — затем перевела взгляд на Тинку. И вдруг она бросилась бежать. Ни Ан, ни я не двинулись с места. Тинка оттолкнулась и повернула велосипед. Женщина в меховой шубе оказалась зажатой между нами. Вопрос теперь должен решиться в какие-нибудь полминуты, стоит лишь предпринять намеченные действия. Во второй раз мадам Шеваль остановилась. Ее маленький, с тонкими губами рот в ужасе раскрылся, когда Ан и я почти одновременно вытащили из карманов револьверы. Оба выстрела глухо отдались от стен домов и льда на канале Спаарне; не успели они замолкнуть, как раздались еще два выстрела; их в свою очередь дала Тинка.
Все было иначе, чем всегда. После покушения мы обычно старались как можно скорее уехать. На этот раз мы все три продолжали стоять на месте. Мы глядели и не верили своим глазам. Когда прогремели выстрелы, мадам Шеваль, не издав ни звука, наклонилась вперед и упала. И несколько мгновений лежала неподвижно. Затем случилось нечто, чего никто из нас не ожидал, и на какой-то момент у меня создалось впечатление, будто упразднены все законы природы. Она поднялась на ноги и помчалась к своему дому, даже не оглянувшись. Она мчалась все быстрее и быстрее. Стук ее сапожек по твердому снегу на тротуаре глухо отдавался от стен домов.
Мы уставились друг на друга. Вдруг Тинка воскликнула:
— Прочь, прочь отсюда! Весь квартал стоит перед окнами и смотрит!
Ее голос скорее, чем что-либо другое, вывел нас с Ан из оцепенения. Мы вспрыгнули на велосипеды, свернули на другую улицу, помчались по переулку мимо Спаарне, мимо катка, по направлению к гарлемскому парку.
— Ты понимаешь? — снова раздался Тинкин голос. — Эти чертовы пули застряли в ее меховом пальто!.. Ей ничего не сделалось, ровно ничего!.. Теперь она уже вовсю названивает по телефону в «службу безопасности»!
И Тинка начала нервно и тоненько хихикать. Я поняла, что это правда.
— В разные стороны… — скомандовала я хриплым голосом, мне не хватало дыхания, отчаянно стучало сердце. — Мы поговорим… завтра!
Как только мы переехали Хемстедское шоссе, каждая из нас помчалась в свою сторону. Я заметила, что еду беспокойно, предательски быстро… И заставила себя ехать медленнее. Я не видела ни аллей, ни деревьев, ни заснеженных будок на трамвайных остановках; у меня перед глазами маячила женщина в сером каракулевом пальто, она падала, поднималась и снова убегала от нас, хотя она должна была умереть. И прежде чем я осознала это, нервное напряжение разрядилось: всем своим существом я почувствовала огромное облегчение.
