Мария Куликова - Пистоль Довбуша
Пастушки каждый вечер навещали своего друга. Сегодня они договорились спать на дворе, под окнами хаты. Юрко и Петрик несколько раз уходили куда-то и приносили в руках охапки свежего сена.
Хорошо спать на пахучей сухой траве! Интересно лежа наблюдать, как из-за зубчатого гребня леса выплывает огромный шар багровой луны. Может, он дневал где-то там, в лесу, и теперь островерхие ели подталкивают его ввысь? Вот луна взобралась на вершину. Чуть-чуть передохнула и опять заторопилась вверх. Постепенно она становится все меньше и меньше, будто тает. Зато вокруг светлеет. Широкие, влажные от вечерней росы листья ореха точно зажигаются. Тени от деревьев падают на стены хаты, разрисовывая их кружевными узорами. От легкого ветерка, колышутся ветки, покачиваются и узоры на стенах, словно невидимая рука передвигает их с места на место. Где-то далеко в горах вспыхивает робкий огонек и тут же гаснет. То чабаны пекут картошку, но прикрывают огонь: жандармы запретили жечь костры.
Хорошо вот так лежать на сене и полной грудью вдыхать свежий воздух, прислушиваться к ночным шорохам, ловить ухом песни горных белопенных потоков, которые не смолкают ни днем, ни ночью. Неплохо и помечтать, и забыть, что ты лег без ужина, что нет у тебя на зиму кожушка, что идет война.
— Я вчера в лесу такое видел!.. — нарушает тишину Юрко. — Сам никак не разберусь.
— Что? Расскажи и нам! — придвигаются к нему мальчишки поближе.
— Ходил я за хворостом, в самую чащу. Шел с оглядкой: боялся, лесник заметит. Вдруг вижу… — Юрко глубоко вздохнул. — Вижу, идет какой-то человек. Раздвигает кусты, да так осторожно… (Петрик прижимается к Юрке вплотную.) Вижу: кептарь на нем, шляпа. Все, как нужно. А вот в руках у него ружье, чисто этот… автомат у немца. Я аж застыл. Думаю: кто ж ты есть? Наш или не наш?
— Так то ж, наверно, партизан! — вскочил как ужаленный Мишка. — Чего ж ты с ним не заговорил? Вот дурной!
— Заговоришь!.. Как назло, в носу что-то как закрутит! Будто табака мне туда кто насовал. Я ка-ак чихну! Открыл глаза, а человека уже нету! Я и туда, я и сюда. А он будто в дерево перевернулся. Я даже позвал его тихонько: «Эй, вуйко[16]!» И хоть бы тебе где зашуршало! Может, показалось все это? Может, ведьма со мной шутки шутить вздумала?
— Вот дурной! Так то ж партизан был! — уверенно и с завистью говорит Мишка. Повезло же Юрке! Если бы Мишка только заметил того незнакомца, он бы тут же его окликнул.
— А как зимой партизаны живут в лесу? — спрашивает Петрик. — Холодно, наверно, им?..
— Вот найдет какой-нибудь легинь пистоль Довбуша, тогда партизанам и вовсе не придется зимовать в лесу…
— А не ты ли тот легинь? — заливается тонким смехом Юрко.
Мишка обиделся, замолчал. И зачем он только рассказал Юрке о своей неудаче? Теперь этот насмешник всегда будет вспоминать о гнилом дереве…
— А вот я все ж найду пистоль! Слышишь? Я найду! — упрямо говорит Мишка.
— Смотрите, звезда упала! — неожиданно вскрикивает Петрик. — Моя бабуся говорила, что то душа человеческая. Как умрет кто — так и полетит звездочка.
— Если б они все до земли долетали, то, знаешь, сколько уже их нападало бы, — говорит тихо Юрко.
— Почему? — спрашивает Петрик.
— Потому, что война, бабусин внучок. А в тюрьмах, думаешь, не погибают?..
Дети молчат. Потом Юрко рассказывает сказку про злых шаркань и босоркань[17]. Петрику становится страшно.
— Пустите меня в серединку спать. Мне холодно с краю.
— Ладно, двигайся, трусишка, — снисходительно разрешает Юрко.
Где-то пропел петух. И чего он с вечера раскричался? Видно, приснилось ему, что червяка нашел. Вот и хвастает спросонья.
— А моя бабуся говорила: где петух с вечера пропоет, в той хате непременно воры будут и утащат что-нибудь, — опять доказывает Петрик.
— Боюсь, что завтра воры не в одной хате будут. Налетят немцы или хортики — полсела обворуют.
И в том, что сказал Юрко, нет ничего смешного. Но мальчишки прикрывают ладонями рты, чтоб заглушить душивший их смех.
Гафия опять стучит в окно:
— И чего это вы сегодня так развеселились? Спите сейчас же, а то прогоню всех. Вам же на рассвете подниматься надо!
Но не тут-то было! Разве уснешь, когда хочется смеяться ни с того ни с сего. И как этого матери не понимают?
Дмитрик тоже улыбается. Он стоит в тени, прижавшись к стволу ореха. Зайти во двор у него не хватает храбрости. Он надеялся застать Мишку одного… Нет, он не сможет подойти к ним, ни за что! А как бы он хотел вот так лежать на сене вместе с ними, болтать о всякой всячине, хохотать.
Дмитрик почувствовал, что не сможет так жить дальше. Надо на что-то решиться. Подойти и сказать: «Хлопцы, я всегда хочу быть с вами. И Ягнусу я ничего не говорил». Но почему ноги будто приросли к земле? Почему сердце так бьется, как пойманный воробей?
— Давайте в прятки играть? — предлагает Мишка. — Только тихонько, а то мама услышит.
Петрик хочет спрятаться в густой тени ореха и вдруг замечает Дмитрика.
— Т… та… там кто-то есть! — заикаясь, говорит он.
Мальчики не обращают на него внимания: просто Петрику, наверное, что-то почудилось.
Дмитрик на миг замер. Потом рванулся с места и тут же исчез, точно растаял. Но пастушки все-таки успели узнать его.
— Ябеда! Подслушивать приходил? Обожди, мы еще с тобой рассчитаемся! — кричали ему вслед.
Дмитрик вытирал кулаком катившиеся градом слезы. Неужели мальчики всегда так будут думать о нем: «Подслушивать приходил!» Да у него и в мыслях такого не было! Ему даже жаль Мишку: ведь весь перевязан! «Ябеда!» Не верят ему. Так вот они какие злые… А он еще мириться с ними хотел!..
Дома все уже спали. Дмитрик тихонько лег рядом с младшими братишками, укрылся с головой, чтоб заглушить плач.
После этого случая он еще больше ожесточился, замкнулся в себе.
«Нам бы такого учителя!»
В желтые косынки нарядились березки. Багрянцем покрылась осина. Словно лучи огнистого заката запутались в ее листьях. Небо стало густо-синим. Степенные и задумчивые аисты, свившие себе гнездо на Маричкиной хате, давали последние уроки повзрослевшим птенцам. Они улетали с ними дальше обычного и возвращались домой только под вечер.
Маричка нанизала на нитку янтарные ягоды шиповника и вместо бус повесила на шею. Она каждый день приносила домой пучки разноцветных листьев.
— Хватит! Их уже девать некуда, — сердилась мама. — Ты что, всю осень хочешь в хату перетащить?
— Йой, божечки. Да как его не поднять, мамо! — Маричка протянула матери желтый листок, окаймленный чуть заметной коричневой полоской. — Видно, он, мамо, все лето только на солнце смотрел, потому такой золотой, правда?
Мама в ответ лишь улыбнулась.
Но не везде горы красовались таким величественным нарядом, Во многих местах зияли просеки, точно выбитые зубы. Мрачными и обиженными казались те участки. Оккупанты поспешно рубили карпатский бук и вывозили его на кораблестроительные верфи, на фабрики.
К концу лета пастушки еще больше сдружились между собой. Каждое утро они встречались за селом. Там их никто не мог подслушать, разве только старая дуплистая верба, под которой они любили сидеть. Там поверяли друг другу свои тайны, сокровенные мечты.
И кислицы собирали вместе. Их столько в этом году уродилось! Вроде и небольшая яблонька у дороги, а глянешь — будто рой ос, облепили ее желтые яблочки. Пусть они мелкие, кислые. А вот насушишь — зимой как найдешь.
А надоест собирать кислицы, сядешь на ветку и давай качаться. Потом печешь в костре картошку, которую мальчишки принесли неизвестно с чьего поля.
Пожалуй, из всех времен года Маричка больше всего любит осень. А лазить в густых кустах орешника и искать коричневые шарики разве не забавно? Ох и хитрые эти орешки! Спрячутся в зеленый мохнатый, как шмель, карманчик и покачиваются между листьями: ищи, мол, нас! Ищи, да не зевай! А то, того и гляди, лесник поймает. И торбу заберет, а то еще и штраф принесет матери: не ходи в хозяйский лес! Вот так.
И все же Маричка очень любила осень.
Но сегодня теплое солнечное утро казалось ей хмурым, невеселым. Как же! Елонка поедет завтра в школу. Ее отвезет туда батрак. На бричке отвезет. Как тут не позавидуешь!
Маричка шла с хворостинкой в руках следом за Лаской. А перед глазами — уже в который раз! — всплывала вчерашняя встреча с Елонкой.
Елонка дочь пана превелебного. Живет по соседству. Но Маричка не играет с ней. Она предпочитает дружбу с мальчишками. Елонка тоже относится к ней подчеркнуто холодно и с гордостью. А вот вчера, когда Маричка возвращалась с выгона, соседка неожиданно выбежала ей навстречу.
— Смотри, что у меня есть, видишь? — Она, улыбаясь, поглаживала подол синего платья с белым воротником. — А вот и сумка новая. Завтра утром я с Иштваном в школу поеду. Нас кучер отвезет, ага! А рисунки в книжке погляди какие!
