Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника
Обзор книги Станислав Ваупшасов - Партизанская хроника
Партизанская хроника
ОТ АВТОРА
Победа в Великой Отечественной войне против фашизма была достигнута советским народом, руководимым Коммунистической партией и Советским правительством.
Советские люди находили различные средства борьбы с гитлеровскими захватчиками.
На Украине, в Белоруссии, Прибалтике, Брянских лесах, под Ленинградом и Смоленском — повсюду с первых же дней фашистской оккупации развивалось партизанское движение.
Первоначально возникшие разрозненные партизанские группы вырастали в отряды; отряды объединялись в бригады и соединения. Для населения оккупированных районов партизанское движение было источником веры в победу над врагом, могучим возбудителем воли к борьбе и патриотическим действиям, к самоотверженному выполнению долга перед Родиной. В оккупированных городах сотни и тысячи скромных героев нападали на гитлеровцев, срывали их планы, осуществляли диверсии на предприятиях и железнодорожных узлах.
Для руководства и помощи партизанскому движению и местным подпольным организациям Коммунистическая партия посылала в тыл врага испытанных, самоотверженных сынов и дочерей социалистической Родины. Десантники, местные отряды и подпольщики быстро становились единым коллективом.
В этой книге я попытался рассказать о том, как наша чекистско-оперативная десантная группа по заданию партии влилась в партизанское движение на оккупированной территории Белоруссии, создавала подпольные группы в Минске и как она стала костяком большого партизанского отряда.
В книге изложены только подлинные факты, в ней нет вымышленных персонажей, все действующие лица названы своими именами.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Весть о вероломном нападении гитлеровских полчищ на нашу Родину застала меня за пределами Советского Союза.
Утром, за неделю до начала Отечественной войны, мы с товарищем по работе в советском консульстве отправились на берег полежать на песке, полюбоваться на рыбаков, с зарею отплывающих по воскресным дням в море с таким расчетом, чтобы вернуться к обедне в крохотной деревенской церкви. Большинство жителей прибрежных островов занималось земледелием и рыбным промыслом. Некоторые из них служили в германском торговом флоте, но, почувствовав усиление грозовой атмосферы войны, стали возвращаться на родные острова. Они дружелюбно относились к нам, советским людям.
Когда мы возвращались домой, к нам подошло человек пять незнакомых людей. Отозвав нас в сторону от людной дороги, они быстро, шепотом сообщили, что в Германии сейчас часты разговоры о «намерении фюрера вскоре разбить Россию». Конечно, мы, работники консульства, были настороже и до этих предупреждений неизвестных доброжелателей. Еще 2 мая 1941 года «Правда» сообщала о прибытии в один из крупных портов германских транспортов с войсками. Мы знали и о том, что в середине июня правительство той же страны под предлогом «предстоящих военных маневров» провело «пробную мобилизацию» мужчин младшего и среднего возрастов.
И все-таки, когда наступило утро 22 июня, весть о войне показалась в первую минуту неожиданной, недостоверной, нелепой…
После долгих дипломатических переговоров и всяческих проволочек, чинимых чиновниками тогдашнего финляндского правительства и маскировавшимися гитлеровскими агентами, личному составу нашей миссии удалось, наконец, выехать в Советский Союз.
Проезд разрешили через Турцию, где предстоял взаимный обмен дипломатическими сотрудниками воюющих стран. На протяжении всего пути по Европе и Балканам гитлеровцы неустанно следили за нами. Особенно навязчивой и наглой эта слежка была в Югославии: фашисты опасались, что население узнает о проезде советской миссии, станет приветствовать ее. В городе Нише нас держали в вагонах около тридцати суток. Через окна мы всматривались в суровые, изможденные лица людей. Вот два исхудалых, плохо одетых югослава с тяжелыми узлами за плечами сошли с пригородного поезда. За ними с автоматом наперевес шагал эсэсовец, по-видимому конвоир. Один из югославов оступился и упал. Узел ударился о землю, развязался, из него посыпались мелкие вещи домашнего обихода. Подошел эсэсовец и кованым сапогом ударил югослава по голове. У того изо рта полилась кровь. Пошатываясь, он встал. Тогда эсэсовец начал бить его по лицу.
Рядом со мной у окна вагона стоял Николай Архипович Прокопюк, работник посольства. Я взглянул на него: он был белее бумаги, дышал хрипло, с трудом…
Второй югослав бросил свою ношу на землю, плюнул немцу в лицо и что-то крикнул. Тогда подскочили еще три фашиста и хладнокровно расстреляли югославов.
— Гут, — послышался голос начальника охраны нашего поезда.
Мы обернулись. На нас глядел, усмехаясь, такой же гитлеровский убийца. Мы не слышали, как он подошел. Было ясно, что он с удовольствием расстрелял бы нас, не имей мы дипломатической неприкосновенности.
Шли дни, а наш состав стоял в Нише. Его загнали в тупик. Против состава возвышался многоэтажный корпус табачной фабрики. Начальник охраны поезда часто уходил в город пьянствовать, и нам иногда удавалось выйти из вагона. Однажды через открытое окно в купе влетела папиросная коробка. Я не решался ее поднять, подозревая очередную издевку охранников. Ведь они, зная, что мы сидим без курева, нередко пытались разыгрывать нас: выкурив папиросы, аккуратно заклеивали пачку и подкидывали нам.
Я толкнул коробку ногой и почувствовал: не пустая. Перекладывая папиросы в портсигар, я увидел записку. Убедившись, что поблизости нет охранников, развернул ее, прочитал. Она была написана на ломаном русском языке. В ней передавались привет и краткое сообщение последней оперативной сводки Совинформбюро. Это были первые вести о Родине. Спрятав записку в карман, я высунул голову в окно, осмотрелся. Никого нет, только в конце состава грелись на солнце гитлеровцы. Я тотчас же показал записку товарищам.
На следующий день, когда на табачной фабрике загудела сирена на обед, мы с Николаем Архиповичем прогуливались неподалеку от состава. Из ворот фабрики группами выходил народ. Парень и девушка отделились от толпы и, прислушиваясь к нашему разговору, остановились в стороне. Распознав в нас советских людей, девушка, проходя мимо, бросила две пачки папирос и на чистом русском языке прошептала:
— Фашистов разобьем!.. Выйдите вечером, если сможете.
В вагоне Прокопюк разорвал пачки и нашел новые московские сообщения. В то время мы не могли слушать радио, и передачи югославских патриотов были для нас очень дороги.
Так почти каждый день мы получали сводки о положении на фронте, пока не выехали из Ниша.
Следующая остановка была в Софии. Жители города, узнав, что проезжает советская миссия, стали собираться на вокзале. Начальник охраны оцепил наш состав несколькими рядами эсэсовцев, а сам бегал по станции, торопя железнодорожников скорей подавать паровоз…
Через несколько дней мы избавились от фашистов. На турецкой границе нас встретил советский представитель. Еще два дня — и мы на турецко-советской границе. Пограничник улыбается и дружески кивает нам.
Мы на Родине!
Ранним утром 15 сентября 1941 года наша миссия прибыла в Москву. Когда я оставлял столицу, стоял цветущий май, на бульварах и скверах веселой гурьбой бегали детишки. Теперь Москва стала строгой и суровой: всюду виднелись противовоздушные сооружения, на окраинах столицы — противотанковые рвы, надолбы, «ежи». Вся Москва, от мала до велика, трудилась на оборону. Рабочие, служащие, инженеры, писатели, артисты вступали в народное ополчение и истребительные батальоны. Москва — сердце страны — превращалась в грозный бастион.
Из города беспрерывным потоком выезжали автомашины: шла эвакуация детей, женщин, стариков.
Прямо с вокзала я поехал в свой наркомат. Отчет о проделанной работе не занял много времени. Руководство было хорошо осведомлено о результатах моего пребывания за рубежом. Поблагодарили за службу и сообщили, что меня вызывает один из начальников управления Наркомата внутренних дел, генерал Григорьев. Направился, не откладывая, прямо к нему. Генерал принял сразу же.
— Где хочешь воевать? — спросил он. — На Украине или в Белоруссии?
Речь шла о работе в тылу врага. Я выбрал Белоруссию. С нею у меня связана половина жизни. В гражданскую войну я два года сражался там на Западном фронте, пять лет провел в партизанских отрядах в западных районах, после учебы, на исходе 1929 года, был направлен в Минск и служил в нем и других городах Белоруссии до середины тридцатых годов.
Генерал Григорьев должен был знать все это из моего личного дела.
— Помню-помню, — сказал он, — ты же теперь почти коренной белорус. Отлично. Пойдешь туда не один и не вдвоем, а во главе разведывательно-диверсионного отряда численностью человек восемьдесят. Отдохни денек с дороги и поезжай в Подмосковье, где по заданию ЦК партии готовятся кадры для заброски в тыл противника. Изучи людей, сформируй себе отряд и приготовься к десантированию.
