Владимир Масян - Замкнутый круг
В дверь осторожно постучали.
— Разрешите, товарищ подполковник? — Следователь Медведев нерешительно остановился на пороге.
— Из госпиталя? — догадался Ченцов. — Есть новости?
— Один из раненых, то есть я хотел сказать, один из бандитов, Григорий Матвейчук, хочет дать показания.
— И в чем же дело?
— Он хочет дать их только подполковнику Ченцову лично.
— Опасается за свою жизнь? Не верит в советский закон?
— Я беседовал с ним дважды. Он боялся допросов с пытками, думал, я пришел забрать его в тюрьму.
— Хорошо, завтра утром я буду в госпитале.
— Извините, товарищ подполковник, но Матвейчук очень плох. Ранен в грудь и в живот. Врачи гарантий не дают.
— Вызывайте машину, — Ченцов посмотрел на часы.
Скоро должны были звонить из Москвы, Василий Васильевич с надеждой посмотрел на телефон, подождал еще какой-то миг и, скрипя зубами, загоняя обратно рвущуюся наружу боль души, поспешно вышел из кабинета. На ходу приказал дежурному:
— Будет прямой из Москвы, запиши слово в слово, до буквы!
— Есть! — переглянувшись с Медведевым, очумело ответил дежурный.
В машине Ченцов попросил следователя рассказать о Матвейчуке.
— Я прибыл в госпиталь сразу же, как позвонил Костерной, — начал обстоятельно пересказывать Медведев. — В палате, где лежал раненый бандеровец, дежурил молодой солдат. Боец по моей просьбе вышел в коридор. Я сел на табурет. Раненый лежал вверх лицом с закрытыми глазами. Дыхание его было тихим. Но, судя по тому, как подрагивали мускулы на его лице, он не спал. Я спросил:
— Сколько вам лет?
Раненый молчал. Только чуть глаз приоткрыл.
— Вам лучше? Нужна какая-нибудь помощь?
Снова молчание. Я ждал. Бандеровец, наверное, понял, что я не собираюсь уходить, открыл глаза, недружелюбно скользнул по мне взглядом и уставился в потолок.
— Я следователь местного отдела МГБ Медведев, хотел бы с вами побеседовать, если вы в состоянии разговаривать.
— Ни о чем говорить я не буду, — хриплым, напряженным голосом проговорил, наконец, арестованный.
— Вы умеете читать?
Видимо, бандеровец не, ожидал такого вопроса.
— Ну, умею, — настороженно протянул он.
— Я оставляю вам Указ правительства об амнистии тем, кто еще ведет борьбу против Советской власти. Согласно Указу, лицо, добровольно явившееся с повинной, будет освобождено от уголовной ответственности.
— Вытри задницу своей писулькой! — истошно выкрикнул бандит и зажмурился, ожидая удара.
— Указ я положу на тумбочку, — как можно спокойнее сказал я и вышел, шепнув дежурному солдату, чтобы держал ухо востро. — А утром, — продолжал рассказывать Медведев, — мне позвонил врач и просил приехать. Матвейчук требовал свидания с начальником райотдела МГБ. Вы были на выезде, поехал я один.
— Я просил начальника, — сразу начал Матвейчук, когда увидел меня.
— Должен же начальник знать, с кем ему встречаться, — пошутил я.
— Хорошо, запиши, — согласился бандеровец, — но показания я буду давать только самому подполковнику Ченцову.
— Вы даже знаете, как величают нашего начальника?
— А вы все за дураков нас держите?
Я достал бумагу и ручку:
— И так, имя, фамилия и все остальное по анкете…
— Василько Матвейчук, 1924 года рождения, местный, здолбицкий. Можете справиться у моей сестры Кристины Пилипчук. Муж ее был со мной в сотне у Сидора. Убит в 1944 году, еще в Карпатах.
— Расскажите о своей семье.
— У нас была большая семья. Одних детей одиннадцать душ. При панской Польше отец и четверо братьев работали на лесозаготовках. Заработки были — кот наплакал. Отец вместе с братьями решил поискать счастья в Канаде. Где они, до сих пор не ведомо. Двое средних, Василь и Петро, ушли в Красную Армию, на войне сгинули. Мать и две сестры померли от тифа. Остались мы с Кристей. В сорок третьем ее сосватал полицай Аверьян Пилипчук. Не с голоду же было ей подыхать. А когда Красная Армия стала приближаться к нашим краям, пришли ко мне Аверьян и с ним еще трое. «Собирайся», — говорят, — «Куда?» — «Пойдешь с нами бороться за вильну Украину. Или ты москалям служить намылился?» А сами автомат под ребра тычут. Собрался я и пошел. А что было делать?
— Принимали вы участие в бандитских операциях?
— Осенью сорок четвертого года в селе Успенском мы взяли председателя сельсовета Макара Стийкого. Руководил операцией подручный Сидора Баляба. Он и приказал пытать Макара, когда тот отказался сотрудничать с нами. Потом на глазах Стийкого изнасиловали его жену и застрелили двух малолетних детей. По-моему, Макар рехнулся умом тогда. Заперли его в доме, облили бензином и сожгли.
— Вы лично что делали?
— Дом жег.
— Еще?
— Уже в сорок пятом наткнулись мы случайно в одном селе на госпиталь для выздоравливающих. Костыли, коляски и ни одного ружьишка на всех.
— Ну, и…?
— Перестреляли. И раненых, и врачей, и местных, кто им помогал.
— Кто командовал?
— Сам Сидор. Вот тогда нас и накрыли войска. От сотни человек двадцать осталось. Всех бы побили, да Баляба вывел потайными тропами.
— Ваша сестра Кристина связана с бандой?
— Иногда провизией помогает, но нас не любит. Малец у нее на руках остался.
Об остальном разговор решили перенести на вечер в присутствии Ченцова. Матвейчук сказал, что знает некоторых сельчан, которые являются осведомителями Сидора. Причем «беспроволочный телефон» имеет подстраховочную «линию», что позволяет главарю банды сличить информацию.
Машина проехала во двор госпиталя и, круто развернувшись, остановилась у приемного отделения. С дежурным врачом прошли к палате.
Ченцов приоткрыл дверь и замер. На полу с ножом между лопаток лежал солдат-охранник. Матвейчук с перерезанным горлом уже давно посинел.
Ченцов слегка посторонился и пропустил в палату Медведева и врача.
— Кому вы говорили о допросе? — спросил он следователя.
— Капитану Смолину.
— Как мог проникнуть в палату посторонний?
— Окно закрыто, значит, через дверь.
— Почему пустил часовой — Часовой пропускал только медиков, — сказал врач.
— Выходит, он был в белом халате.
— Вы предполагаете, что кто-нибудь из наших? — с ужасом спросил дежурный врач.
— Для ваших это слишком топорная работа, доктор. Но без вашей халатности не обошлось, — строго проговорил Ченцов и направился к выходу.
— Что же делать? — еле выговорил врач.
— Велите для начала произвести вскрытие, — невесело посоветовал ему Медведев, уже приступивший к составлению протокола осмотра места происшествия.
* * *«Бом! Бом! Бом!» Три дня несется над Здолбицей колокольный звон: село празднует пасху. Много люду толпится возле церкви. Мальчишки обмениваются крашеными яйцами, нищие собирают подаяния, старухи усердно суют им сдобу, деньги. Многие приходят сюда просто так, на людей поглядеть, перекинуться словечком с давними знакомыми, обсудить новости. Ну, а нарядные девки себя показать редкому жениху.
Не меньше народа было в те дни и на улицах села. Приезжие ходили по домам, предлагали хозяевам услуги: по найму обработать огород, засеять поле, выполнить весенние работы в садах, виноградниках. За работу просили продукты.
Пришлые в основном шли пешком, поодиночке, группами, многие с тележками, везя в них свой нищий скарб, оставшийся с войны. Те, кто побогаче, имели лошадей и повозки, заменившие им сожженные дома.
То было трудное время. Люди искали себе место на разоренной земле. Большинство из них давно не имело своего крова. За лето столько крутилось, перекручивалось народа в Здолбице, что сельчане привыкли к приезжим. Поэтому никто поначалу не обратил внимания на крытую телегу, запряженную пегой, хорошо откормленной лошадью, которая появилась в один из праздничных дней на центральной улице. Правил ей молодой цыганского вида мужчина в клетчатом костюме при галстуке. Большие карие глаза его внимательно рассматривали шумную улицу, но на лице нельзя было прочитать ни удивления, ни восхищения. Мужчина был на редкость спокоен и уверен в себе.
Подвода остановилась возле большого кирпичной кладки дома. И другие строения во дворе были также добротны и ухожены. Высокие фруктовые деревья окружали постройки, каменный колодец с крышей, кирпичную погребицу. В хлеву стояла корова, в сарае хрюкали свиньи. А бричка у забора говорила о том, что в хозяйстве водились когда-то и лошади.
Мужчина легко соскочил с подводы на подсохшую у забора землю и вразвалочку направился к приоткрытой калитке. Навстречу ему рванулся здоровенный рыжий пес, залаял хрипло, отрывисто. На лай из дома вышла чернявая молодайка. Подозрительно оглядев незнакомца, недовольно спросила:
— Шо трэба?
Мужчина улыбнулся хозяйке, слегка кивнув головой:
