Канта Ибрагимов - Учитель истории
— Я думаю, Вы сгущаете краски, — улыбался Шамсадов.
— О чем ты говоришь? Ты-то ведь историк?!
— Да, историк, и историческая наука давно уже выявила закономерность зарождения, расцвета и краха цивилизаций. И все это объясняется не знанием каких-то небесных законов, а простыми законами общественного развития — откройте любой учебник философии, и Вы многое поймете.
— О, мой юный друг! — с некоторой язвительностью произнес Безингер. — Ты говоришь о советском диамате?! Ты еще и учебники по воинствующему атеизму мне посоветуй прочитать!
— Атеизм тоже не читал, хотя «зачет» получил, но во всякие Золотые Ковчеги и Законы, хранящиеся в них, — не верю.
— Мой юный друг! — перебил Малхаза Безингер. — Сколько чудес на свете, сотворенных людьми, и уже тысячелетие все умы мира не могут разгадать загадку их созидания! Возьми, к примеру, египетские пирамиды.
— Прекрасно! — не в пример иностранцу улыбался Шамсадов. — Так ведь пирамиды есть не только в Египте, но и по всему свету, даже в Америке, куда знающий Законы доплыть не мог.
— Мог, и Хейердал, преодолев Атлантику на папирусной лодке, это доказал.
— Все это ерунда, — был невозмутим учитель истории, — и человечество не с помощью тайны какого-то сундука развивается и живет, а с помощью эмпирического наблюдения за самой природой.
— Вот именно, именно так, ведь Всевышний сказал: «Создал Я мир мерою, числом и весом», что означает существование общего физического закона, которому подчиняется вся Вселенная.
— И этот Закон в сундуке, а сундук в яйце, яйцо в игле...
— Не богохульствуй, господин Шамсадов, — перешел на официальный тон Безингер.
— Я не богохульствую, в Бога верю, — тоже стал серьезным Малхаз, — и соблюдаю все религиозные каноны, которые привил мне дед. Однако всякой ереси не приемлю. И тем не менее, хоть я и не разделяю их, но Ваши взгляды впредь буду уважать.
— Ну-ну-ну! Мой юный друг! — со светской манерностью произнес Безингер. — Не будем из-за вечных проблем бытия спорить. Не для этого я здесь, — и подойдя вплотную, взяв невысокого Малхаза за локоть. — Ты мне должен помочь, чуть ли не прошептал он, будто их кто-то мог услышать. — Я у истины. Все об этом говорит, в том числе и твоя картина.
В этот момент мощный порыв ветра так внезапно качнул их, что они ухватились друг за друга. Новый порыв был еще сильнее, до земли выстелил траву, заскрипел в лощине кустарник. Солнце скрылось за свинцово-тяжелой тучей, вмиг стало холодно и сумрачно.
— Пойдемте, — предложил Малхаз, — в горах погода быстро меняется.
— Погоди, — удерживал его Безингер, он надолго присосался к фляжке. — Погоди... Ты что думаешь, я просто так здесь мотаюсь? Ты должен помочь мне. Только ты это можешь.
— Что? В чем могу я Вам помочь? Я ведь нищий учитель!
— Ха-ха-ха! Это смешно Теперь ты не нищий. По крайней мере скоро им не будешь... Вот для начала тысяча долларов.
— Уберите, — отстранил руку гостя Шамсадов, — непогодой пахнет, пойдемте скорей.
— Подожди, мне надо с тобой поговорить, — настаивал Безингер.
Шамсадов не слушал, пошел вниз. Иностранец допил последние капли, бросил, как и все туристы, наугад пустую тару, испуганно глянул на резко нахмурившееся небо, заторопился; однако спуск не легче, чем подъем, не совсем трезвый Безингер упал, закричав «ой», к счастью на пологий спуск, а то покатился бы вниз до самого села.
— Стой, стой, дай договорить, — удерживал иностранец подоспевшего на помощь учителя истории. — Это очень важно.
— В горах с непогодой шутки плохи, — беспокоился Шамсадов.
— Погоди, это очень важно. Тебе интересно будет. Это касается темы твоего исследования, Хазарии.
— Я этим уже давно не занимаюсь, отбили охоту.
— А судьба Аны... интересна?
Как вкопанный встал учитель истории.
— Слушай, — догнав его, чуть ли не на ухо, стремясь перекричать усиливавшийся ветер, говорил Безингер. — Я буду краток, тезисами. Это чисто моя хроника, но над ее составлением мучился не только я, но и мои предки. Начнем по порядку. Вероятно, Моисей перед исходом из Египта похитил Золотой Ковчег.
— Сундук? — съязвил Малхаз.
— Пусть будет сундук... Только не перебивай больше... Так вот, лишь из-за этого, а не из-за чего-либо другого, фараон яростно преследовал евреев, не желая выпускать их из Египта. Вероятней всего, Ковчег попал в Иерусалим, и царь Соломон, как гласит предание, «обладал всей мудростью египетской», и тем не менее он мало что извлек из нее, а потом вокруг Иерусалима были жесточайшие битвы, и происходит расцвет исламской цивилизации после обретения Иерусалима, и тот же расцвет западной цивилизации, когда, позже, Иерусалим захватили христиане.
— Так Иерусалим и сегодня поделить не могут, — усмехался Шамсадов. — Все сундук ищут?
— Не смейся над чужим недомыслием. А «сундук», как ты его называешь, хранился всегда у потомков Моисея, но разгадать его тайну не просто, и они его не поделили, переругались и разбежались: одни ушли на Запад, в Европу, другие на север, и с ними, по всей вероятности, этот «сундук» попал в Переднюю Азию и хранился где-то в горах. Обладая мизером знаний Золотого Ковчега, евреи на любом новом месте быстро обогащались. Это не нравилось, и сасанидская Персия их стала преследовать, отчего евреи частично перебрались в соседний Константинополь и, спровоцировав конфликт, потеснили Персию, да так, что гора, где хранился Ковчег, оказалась на территории Византийской империи. Но и эта идиллия длилась недолго, всего два-три века, и в начале десятого века началось преследование евреев императором Лекапином, который ими же самими был взращен и посажен на трон с помощью интриг и очередного переворота.
— И после этого нашли новое пристанище у своих северных единоверцев в Хазарии, — не выдержал Шамсадов.
— Да, это известный факт.
— А сундук? — выдал Шамсадов свою заинтригованность.
— Вот тут как раз и скрывается самое интересное. Доподлинно известно, что этот «сундук»... гм, кстати, спасибо, мой юный друг, что ты его так окрестил, это удобно для конспирации...
— У нас, мусульман, не крестят, — улыбнулся Малхаз.
— Ну, это к слову. А вообще-то Бог един, и с этой истины надо рассматривать всякую веру, но не религию...
— И все-таки вернемся к сундуку, погода резко портится.
— Да... Так вот, — Безингер достал из огромного футляра сигару, — этот сундук, как теперь мне окончательно стало известно, находится здесь, в горах. В письме-завещании, которое многие поколения моих предков хранили как святыню, написано: «...в пяти форсатах ночью на восток от Ворот Азии». Форсат — это по древнему измерению день пути. А вот Ворота Азии не могли понять, все искали от Тамани и Босфора до Бейрута и Суэца, пока я, совершенно случайно, когда о вас, чеченцах, стали во всем мире говорить, стал присматриваться к вашему языку. И тут все ясно: Ворота Азии — на чеченском Кавказ, а эти ворота не что иное, как Дарьяльское ущелье, Терек, три дня пути и Аргун.
— От Терека до Аргуна можно и за день дойти.
— Ты пробовал? А я знаю, что нет. Это по карте да по равнине просто так можно пройтись, а по горам, тем более с сундуком, и еще, сказано, ночью, скрыто от всех. Понял?
— Понял, что все это брехня.
— Хе-хе, «брехня». Что это за слово?
— Неправда. — отчего-то, скорее всего от стремительно надвигающейся непогоды, стал раздраженным Малхаз, но Безингер будто бы этого не замечал, был по-прежнему любезен.
— Все это, мой юный друг, и было бы «брехня», если бы во многих письмах-отчетах о походах не говорилось об Аргунском ущелье и о тех поселениях, названных в твоих публикациях, — Варанз-Кхелли и Хазар-Кхелли.
— Да... Как рассказывал дед, Варанз-Кхелли — целый город в горах, со всей инфраструктурой и армией, и этот город за одну ночь захватили евреи, всех вырезали, оставив в живых только одну женщину и ее мужа.
— Верно. А знаешь, кто была эта женщина? Я теперь догадываюсь: ее звали Аза — младшая сестра Аны.
— Вы хотите сказать, что Ана имела отношение к сундуку?
— Да, именно так, и она и сундук бесследно исчезли. И не одна экспедиция, не один поход в течение нескольких веков были совершены в горы Кавказа — но все бесполезно, сундук бесследно исчез.
— Правильно, исчез, потому что его и не было. Все это фантасмагория, плод больного воображения и желание быть «избранным Богом», то есть всеми повелевать.
— Шамсадов, — перешел на официальный тон иностранец, изменяясь в лице, — твои слова — слова антисемита.
— Извините, я не хотел Вас оскорбить, тем более, я не знал, что Вы еврей.
— Нет, я не еврей. Я говорил, что я потомок Аны, хотя мои далекие предки воспитывались в еврейской среде... И мне известно, мой пращур был вывезен с Кавказа в Европу, видимо, как заложник Тайны.
— Тогда, по-Вашему, получается, что мы чуть ли не одних кровей, — нотки восторга прозвучали в голосе учителя истории.
