Михаил Бубеннов - Белая береза
— Где сейчас Смольянинов? — спросил он Шаракшанэ.
— Скоро приедет сюда.
— Я пошел к рации!
Так он принял командование полком.
Бой гремел на всем рубеже. Атака немецких танков на Садки была уже отбита: две вражеские машины догорали в низине, остальные повернули обратно и скрылись в Ленино. Но в низине, по обе стороны шоссе, крепко прижатая нашим огнем, не успевшая спастись бегством, залегла немецкая пехота. Батальон Шаракшанэ уничтожал ее беспощадно. Со всех точек взгорья, с чердаков крестьянских изб беспрерывно раздавались пулеметные очереди. Отовсюду били стрелки и снайперы, — по каждой сделавшей движение вражеской голове. Минометные батареи, одна за другой, открывали позади деревни беглый огонь. По всей низине из огня и дыма неслись дикие вопли. Тяжелая артиллерия тем временем посылала свои воющие снаряды гораздо дальше, вплоть до поселка Снегири. Туда же, по обе стороны шоссе, на бреющем полете проносились, звено за звеном, наши могучие штурмовики, уже прозванные гитлеровцами "черной смертью".
…Капитан Смольянинов нашел Брянцева и Шаракшанэ на совместном наблюдательном пункте — в старой, с чудовищно толстыми стенами, давно заброшенной церкви. В предвоенные годы церковь использовалась под колхозный склад: у входных дверей, открывающихся на запад, лежал большой ворох каменного угля, а в центре — железный лом, дрова, разные ящики и бочки… Брянцев и Шаракшанэ, встав на ящики, переговариваясь, наблюдали за полем боя в разбитое окно, загороженное ржавой решеткой. Во всех углах отдыхали и грызли сухари связные, а телефонисты настойчиво твердили названия цветов, словно почему-то боялись забыть их навсегда:
— Роза! Роза! Я — Тюльпан.
— Астра! Астра! Астра!
К приезду Смольянинова комиссар Брянцев успел ознакомиться с боевой обстановкой во всех батальонах и сумел разгадать многие пометки Озерова на карте, его мысли перед боем. Утащив начальника штаба полка в алтарь, где находились только радисты, Брянцев развернул на подоконнике карту и, пересиливая звуки близкой орудийной стрельбы, закричал счастливым голосом:
— Врут, гады, не обманут! Они сначала пошли на Шаракшанэ, а им как дали здесь… Два танка долой! А от пехоты — клочья! Но они только делают вид, что хотят опрокинуть нас на шоссе! Да, это точно! А на самом деле хотят пробиться вот где, на правом фланге! Вот здесь они уже бросают танки на Журавского, и значительно больше, чем бросали на Садки! Видишь, как обмануть задумали? А майор сразу догадался, что они не полезут на Садки, а постараются обойти нас справа! Вот он на правом фланге и делал разные пометки… Видишь?
Крупное продолговатое лицо капитана Смольянинова казалось суровым от необычайной сосредоточенности. Срывая сосульки с пышных мужицких усов, начальник штаба спросил:
— Как теперь у Журавского?
— Хорошо! Крепко стоит! Подбросили туда противотанковой артиллерии, пулеметный взвод и два стрелковых… И наши танки туда вышли! Устоит!
— А у Головко как?
— Тоже отвлекают! Одна морока!
В последние дни все в полку обратили внимание на то, что на левом фланге — к югу от шоссе — артиллерия грохочет все тише и реже, а на правом — значительно севернее шоссе — с рассвета до темноты, постепенно откатываясь назад… Никто не знал точно, где именно идут там бои, но многие догадывались, что группировки немецко-фашистских войск, наступавшие вдоль Волоколамского и Ленинградского шоссе, уже соединились где-то в районе Крюково и оттуда стремятся наикратчайшим путем прорваться к Москве.
— Главные силы они бросают сейчас правее шоссе, это ясно! — свертывая карту, сказал Брянцев. — Конечно, они и здесь еще могут ударить. От этих гадов всего жди! Но только одно мне ясно: они уже не могут идти широким фронтом, они мечутся, выискивая наши слабые места, они лезут из последних сил! Они уже вот так лезут!… — Брянцев показал, как гребут руками землю. — Лезут и захлебываются своей кровью!
Старый штабист капитан Смольянинов втайне всегда относился с недоверием к военным знаниям политработников армии. В этом его убедило, в частности, знакомство с Яхно. Смольянинов думал, что такими, как Яхно, и должны быть все политработники армии; их сила главным образом в умении владеть большевистским словом, умении сливаться душой с солдатской массой и личным примером воодушевлять ее на подвиги… Он не знал, что за несколько месяцев войны комиссары и политруки, воюя рядом с опытными командирами, приобрели немало военных знаний, что многие из них уже могут самостоятельно вести большие бои.
Теперь Смольянинов видел, что перед ним комиссар совсем другого типа. Смольянинов слушал Брянцева и с удивлением смотрел на его живое, счастливое лицо, осененное вдохновенной мыслью. Когда же Брянцев предложил осмотреть поле боя с колокольни, Смольянинов неожиданно схватил его руки и потряс, что позволял только в отношении друзей, по случаю неожиданной радости:
— Пошли!
XIII
В дороге, не доехав до деревни Талица, гвардии майор Озеров вновь приподнялся в санках, с изумлением огляделся по сторонам и потребовал везти его обратно в Садки. Но сопровождавший его военфельдшер, маленький, рыженький и сердитый, неожиданно проявил такую суровую власть, данную ему законами медицины, что волей-неволей пришлось смириться. "Губами-то как быстро перебирает, а голосу нет", — внутренне посмеиваясь над военфельдшером, подумал Озеров, чувствуя сонливость и вялость во всем теле.
Озерова привезли в санроту, которая стояла на восточной окраине деревни. Увидев в окно полулежавшего в санках Озерова, военврач Ольга Николаевна Елецкая, молодая, стройная, сероглазая блондинка, мгновенно побледнела и выскочила на крыльцо.
— Что случилось? Что такое? Что с вами?
Из ушей Озерова точно вылилась вода, и он услышал испуганный голос врача.
— Ничего страшного, Ольга Николаевна, — улыбаясь, ответил он, немало удивив этим Умрихина и военфельдшера. — Немного оглушило, только и всего… Зря привезли!
— Санитаров! — распорядилась Ольга Николаевна.
Но Озеров, отстранив санитаров, сам вылез из санок, поднялся на крыльцо и вошел в дом.
— Стало быть, немало чудес на войне, — заговорил Умрихин с одним из санитаров. — Мне один танкист еще в Козлове рассказывал такой случай. Угодил немецкий снаряд в башню танка и заклинил ее: ни туда ни сюда! Как стрелять? Хоть вой на все поле! Не знаю, сколько прошло времени, а только вдруг — второй снаряд, обратно в башню! И не поверишь — расклинило! И здесь так же: ударил снаряд — заложило уши, ударил…
— Эх ты, лошадиное ботало! — проворчал санитар.
Озерова поместили в теплой горнице. Осмотр показал, что отправлять его в санбат нет никакой необходимости. Порозовевшая Ольга Николаевна, распрямляясь над кроватью Озерова, спросила:
— Голова немного болит, да?
— Да, немного.
— Я дам вам сейчас таблетку.
— От головной боли?
— Да, да!
— Но вы скоро меня отпустите?
— Очень скоро! Не волнуйтесь!
Он быстро уснул, а когда проснулся, уже вечерело и повсюду затих грохот артиллерии. Озеров вскочил на постели и, еще не видя никого около себя, закричал:
— В чем дело? Уже вечер? Почему я спал?
— Спали, и очень хорошо, — весело отозвалась Ольга Николаевна, подходя к Озерову и не чувствуя перед ним никакой вины.
Озеров спросил очень тихо:
— Значит, вы меня обманули? Да?
— Это было совершенно необходимо.
— Обманывать? Необходимо?
— Врачу иногда можно и нужно…
— А по-моему, это никому не делает чести, — все еще тихо, но не скрывая желания обидеть врача, сказал Озеров. — Вы хорошо понимаете, что сделали? Такой ответственный бой, а вы не дали мне возможности даже сообщить письмом свои соображения комиссару полка или начальнику штаба!
Ольга Николаевна едва сдерживала слезы.
— Товарищ гвардии майор, он здесь…
— Кто? Начштаба? — крикнул Озеров.
— Да, он ждет вас.
— Ждет? Давно? Зовите!
Вошел Смольянинов. Волнуясь, все время порываясь соскочить с кровати, Озеров подряд выпалил столько вопросов о бое, что начальник штаба и не знал, с чего начать свой доклад.
— Сергей Михайлович, да что вы так волнуетесь? — спросил наконец Смольянинов. — У нас все в полном порядке. Все атаки отбиты.
— Обманываешь?
— Что вы, да разве можно!
— А вот тут говорят, что иногда можно, — сказал Озеров, кивнув на закрытую дверь горницы. — Ты мне толком расскажи: как на правом фланге, у Журавского? Удержались? Нигде не отошли?
Капитан Смольянинов присел на табурет у кровати и подробно рассказал, как Брянцев, приняв командование полком, изучил пометки Озерова на карте, быстро разгадал замысел противника и вовремя успел подбросить подкрепление батальону Журавского. Это решило исход боя: потеряв несколько танков и до роты пехоты, противник задолго до вечера прекратил атаки и отошел в Ленино.
