Владимир Рыбин - Непобежденные
За месяцы обороны такого насмотрелись да наслышались, что уж всему верили.
— Почему сена не заготовил? — ворчал повар.
— Дак уж все вокруг общипали.
— Хоть себя на части режь, но чтобы к вечеру эта наша живая боевая техника была сыта.
Сеном называли прошлогоднюю траву, которую приходилось собирать щепотками на открытых пустырях, часто под огнем немцев.
Григорий погладил высоко поднятую морду лошади, — так она всегда делала, когда слышала крик, — скормил ей свою собственную горбушку хлеба, подхватил винтовку и пошел, выглядывая, куда бы спрятаться да посмотреть, как его там царапнуло.
— Что, Гриша, опять на охоту ходил? — окрикнул его полковой писарь по фамилии Добровольский. Оба они ходили в старших — один был старшим поваром, другой — старшим писарем, — оба были легки на язык и не упускали случая подначить друг дружку.
— Хрицев пострелял маленько.
— Ты бы лучше уток пострелял. Закормил одними клецками.
Григорий недобро блеснул глазами.
— А я тебя в суп положу, ишь округлился, чисто боров.
И он пошел прочь, неся винтовку перед собой, будто половник.
— Слышь-ка, — крикнул писарь. — Просись на береговую батарею. Будешь снаряды подавать, когда подъемник выйдет из строя.
Григорий не оглянулся: шутка была не нова, весь полк зубоскалил по поводу его роста и его силы.
— Слышь-ка, если тебе не терпится с немцами повидаться, сходил бы, попросил у них харчей взаймы. Разведчики говорят, будто на двести двенадцатую высоту немцы каждую ночь кухню возят.
Он повернулся заинтересованный, но писарь, приняв это за угрозу, поспешил спрятаться за углом.
Над горами висел легкий морозный туман, скрывавший дали. Григорий посмотрел на горы, на угол, за который исчез писарь, и подумал, что не будет ему удачи в этот день, раз все так неладно складывается. И тут увидел на тропе командира полка.
— Товарищ майор! — вытянулся он перед ним и замаялся: на петлицах командира поблескивали не две, как было всегда, а три шпалы. — Позвольте поздравить вас с присвоением очередного воинского звания.
— Спасибо, — сказал Рубцов и внимательно посмотрел на винтовку. — Осваиваете новую воинскую профессию? Ну, как?
— Да трохи. Хрицы умные стали, носа не кажут. — Григорий, когда волновался, переходил на смешанный русско-украинский говор.
— Это не так уж плохо. Недавно разведчики пленного офицера притащили. Жалуется, что наши снайперы доводят немецких солдат до истерики.
— Хай бы они все передохли от той истерики. Дозвольте и мне, товарищ май… простите, товарищ подполковник?
— Что?
— С разведчиками сходить.
Густые брови Рубцова высоко поднялись и резко опустились. Сказал неожиданное:
— Скоро слет снайперов. Я думаю, вам надо туда поехать.
— Одно другому не помешает. Это ж такое дело!…
Он обстоятельно начал объяснять то, что вскользь слышал от писаря. И выходило по его словам, будто все уж прояснено и выверено.
— Кухню возьмем и языка в придачу. Язык-то не помешает.
— Не помешает, — засмеялся Рубцов. Надо обдумать ваше предложение.
Первым делом Григорий нашел себе сообщников среди разведчиков. Два дня и две ночи изучали пути передвижения немцев с высоты 386,6 на высоту 212,1. На третью ночь разведчики ушли в поиск.
Дождь сеял холодной моросью, крупные капли нависали на голых ветках кустов. Когда ветки касались губ, Григорий машинально слизывал пресные дождевые капли, и каждый раз приходило нелепое желание посолить их. Потом он почувствовал на губах каплю другого вкуса, лизнул ветку и понял, что это не ветка, а проволока. Замер, зашептал в темноту, чтобы побереглись ребята, потому что где проволока, там и мина. Но разведчиков учить не приходилось. Быстро и ловко они проделали проход в минном поле и, захватив с собой мины, уползли в темноту.
— Пускай на своих минах попрыгают, шепнул ему командир группы. — Тут недалеко тропа, где они ходят. И ты ползи туда, к мостику. Кусты кончатся, увидишь. Ложись под мостик и жди. Да не увлекайся, нам не кухня твоя важна, а язык.
Под мостиком бежал ручеек, тихо, монотонно разговаривал сам с собой. Мостик был небольшой, и Григорию пришлось подобрать нош, чтобы не высовывались наружу. Он долго лежал, насквозь мокрый, стараясь унять знобкую дрожь, и думал о товарищах, лежавших неподалеку в прикрытии, которым было не теплее. Наконец, расслышал шаги и погромыхивание походной кухни. Давно не слышал он этих знакомых звуков: в полку не было ни одной походной кухни, пищу готовили в котлах, подаренных севастопольскими рабочими. И по тому, как глухо, с постукиванием, отдавались в ночи звуки, понял: кухня горяча и полнехонька, и крышка котла привернута плотно. А потом уловил запах дымка и наваристого густого мясного супа.
Вскоре по мостику застучали шаги немецких солдат, шагавших впереди кухни. Григорий пропустил их, осторожно выглянул, разглядел в темноте пароконную упряжку и две фигуры, покачавшиеся на передке кухни. Он вылез из-под мостика, спокойно пошел навстречу лошадям, взял их под уздцы, остановил. Один из немцев соскочил с передка, сердито лопоча, пошел к нему. Григорий шагнул навстречу, схватил за горло, приподнял, потряс обмякшее тело. И другой солдат тоже соскочил с передка, стараясь разобраться, что там происходит в темноте. И тоже оказался в руках Григория. Этого немца душить было нельзя. Тогда он наклонился, зачерпнул полную горсть грязи, вдавил в широко разинутый рот, подержал для верности и, когда немец перестал рваться, принялся связывать его. Потом взвалил его на сидение, сел сверху и дернул вожжи вправо, в кусты.
Так они всей группой и приехали в расположение полка — верхом на горячей кухне. Отправив пленного в санчасть, чтобы привели в чувство, Григорий принялся исследовать захваченную кухню, ее содержимое. Налил себе полную миску, попробовал, подумал и принялся есть, заранее радуясь тому, с каким аппетитом будут уплетать бойцы наваристый «хрицевский» суп. Доесть ему не дали. Прибежал посыльный, сказал, что его срочно вызывают в санчасть.
В санчасти Григорий увидел командира полка и испугался за пленного — жив ли? Но разглядел его на скамье у стены здоровехонького, только перевязанного.
— Пожалуйте на хрицевы харчи, — сказал он командиру полка.
— Сначала полюбуйтесь на свою работу, — сердито прервал его Рубцов. — Почему пленный так изуродован? Нос свернут, зубы выбиты, глаз заплыл.
— Не знаю, — искренне удивился Григорий. — Я ему рот зажал, а он начал руку кусать. Может, придавил трохи?
Взрыв хохота был неожиданным для всех. Немец вскочил, заозирался испуганно.
— Знаете, почему нас не отводят на отдых? — отсмеявшись, сказал Рубцов. — Потому что немцы боятся пограничников, против каждого нашего батальона по полку держат. Другие, что сменили бы нас, не менее отважны, но пока бы они снова научили немцев бояться?! Страх, какой пограничники нагоняют на врага, — это тоже оружие. Верно, я говорю, товарищ Вовкодав?
— Так точно, бисову их мать, хай бы они все… — И добавил просительно: — Пожалуйте на хрицевы харчи, товарищ подполковник, стынут ведь…
А на другой день повезла их, девятерых отобранных для слета снайперов, штабная полуторка, прямо по скользким сырым полям повезла, в объезд пристрелянного немцами участка севастопольской дороги. Впрочем, последнее время и стрельбы почти не было: поутихли немцы, то ли не хотели тормошить пограничников, то ли затаились для чего-то. В поле неожиданно встретили каких то гражданских на точно такой же полуторке.
— Что вы тут разъезжаете? — окрикнули их.
— Траву ищем, — бойко ответила розовощекая девчонка, стоявшая в кузове.
— Которая помягче? — захохотали бойцы. — Так ведь рано, поди, нету еще травы-то.
Можжевельник нам нужен. У вас зубы ни у кого не качаются?
— У немцев, может, и качаются…
— Вы что-нибудь о цинге слышали?
— Приходилось.
— Одно спасение от цинги — зеленые ветки.
— Так на Фиоленте можжевельника пропасть. По обрывам растет.
— А ведь верно, — обрадовалась девчонка и забухала в кабину. — Поехали!
На слет снайперов съехалось человек двести. И разглядеть друг друга не успели, как усадили их всех на лекцию. На поляне в небольшой тополевой рощице черноволосая женщина-военврач рассказывала им все о той же цинге, что бьет она будто бы так же наповал, как снайперские пули, только бьет своих. Чтобы не было цинги, нужны овощи, а овощи за морем, и доставить их в Севастополь в достатке не представляется возможным. Но источники витаминов можно найти на месте. На содержание витаминов проверены акация, барбарис, боярышник, дуб, крапива, лебеда, можжевельник, пихта, полынь, сосна и многие другие дикорастущие. И оказалось, что почти все они — эликсиры здоровья. Задача состоит в том, чтобы собрать растения, переработать, и не менее простая задача — споить все эти настои братьям славянам. Потому что фактов несознательного отношения к профилактике цинги хоть отбавляй. Бойцы пьют горькую настойку неохотно, и остается надеяться только на рост сознательности. А потому лучшие люди армии, как военврач назвала собравшихся снайперов, должны показать пример и сейчас же, сию минуту, выпить по кружке настоя. Так говорила черноволосая женщина-военврач, а «самые сознательные» шушукались меж собой насчет того, что авитаминозникам в госпиталях, дескать, лафа наступила, потому что кроме госпитального пайка отваливают им еще и масла, и томатного сока, и овощей. Снайперы, которые выползают на охоту каждый день, не обижены заботами: у них тоже доппаек, и спят они по ночам, как все нормальные люди. Им даже по личному распоряжению командующего дается выходной день раз в неделю, бывает, и в Севастополь погулять пускают. Ну да ведь заслужили. Простужаются, лежа на ледяных камнях, болезнь наживают с загадочным названием реактивный невроз. Но делают свое дело неплохо. В газете было напечатано, что уничтожают они в иной день до сотни фашистов. Это ж, какие бои нужны, чтобы столько врагов уложить! А цинготные как есть придурки, ни за что, ни про что доппаек лопают… Так говорили меж собой кое-кто из собравшихся. Объяснялось это, впрочем, не хвастовством, тем более не завистью. Сборы для каждого были праздником, а в чем еще прорываться праздничному, как не в желании пообщаться с хорошими людьми?
