Владимир Успенский - Тревожная вахта
Что намерены выпытать фашисты — вот о чём думал Кораблев, прокладывая на карте привычный маршрут. Прежде всего — что они знают? Конечно, то, что видно простым глазом. Ихние самолеты летают над морем и над заливом. А раз так, то фашистам известно, где находятся боны, где патрулируют дозорные суда. Значит, об этом можно сказать немцу. Этот рыжий увидит, что старик говорит правду, и поверит ему. А вот о минных полях надо молчать. Они под водой, их с самолетов не различишь. Но зачем молчать? Можно и минные поля на карте нарисовать. И проход между ними изобразить. Только не хотел бы Захарий Иванович сам идти потом с такой картой по такому проходу.
— А ну, — сказал повеселевший Кораблев лейтенанту. — Налей-ка мне ещё стопку. Не жадничай, на тебя ведь работаю.
* * *Через час после того, как закончился разговор с рыбаком, офицеры 265-й флотилии соединения «К» были собраны у командира. Присутствовал также капитан СС Циммерман.
— Опыт удался, — так начал свое сообщение лейтенант Мерц. — Всё шло по плану, который разработал господин капитан. Старик считал, что его будут пытать. Он обрадовался, узнав об избавлении. Он ответил на все вопросы. Господа, — Мерц повысил голос, — то, что сообщил старик, совпадает с имеющимися у нас сведениями. Я не буду останавливаться на деталях. Они доложены командованию. Скажу только, что старик указал тот самый фарватер, который был предварительно проложен нами на основании всех имевшихся данных…
Мерц сделал паузу, поглядывая на слушателей, подогревая их нетерпение. И только когда командир флотилии недовольно повел плечами, продолжал:
— Это ещё далеко не всё. Нас интересовало, когда открываются проходы в заграждениях. Так вот. Рыболовецкие боты и шхуны идут в глубь залива обычно в полночь. Иногда часом раньше или позже. В поселок, где жил старик, раз в неделю является катер и забирает улов. С рыбой он возвращается в залив. Приблизительно в двадцать четыре часа тридцать минут он подходит к первому заграждению. Так что, если идти вслед за этим катером… Кстати, шум его винтов заглушит работу других двигателей, гидроакустики неспособны будут ничего уловить. Кроме того, господа, этот старик дал и другие ценные сведения. Очень ценные, — подчеркнул Мерц. — Он указал границы минных полей, выставленных русскими в прошлом году. Мы не знали об этих полях, и наш предполагаемый курс проходил через них. До прошлого года старик рыбачил в этом районе и своими глазами видел, как ставили мины…
— Старик мог соврать, — сказал один из офицеров.
— Не думаю, — ответил Мерц. — Я же вам говорю, что другие его показания почти совпали с теми, что имеются у нас.
— Он мог просто ошибиться, в конце концов.
Командир флотилии поднял руку. Все стихли.
— Конечно, господа, — медленно заговорил он. — Мы не можем полностью верить этому русскому, не можем ставить всю операцию в зависимость от его показаний. Но мы сделаем следующее. Одна группа пойдет прежним маршрутом вдоль края этого минного поля. Второй группе предстоит двигаться по новому маршруту, в обход опасного района. Это несколько увеличивает расстояние. Так что придется ещё раз пересмотреть наш план…
Совещание затянулось надолго. Офицеры наносили на свои карты заграждения и минные поля противника, получали указания о том, как вести последнюю подготовку к операции. Прощаясь, командир флотилии, сухой, сдержанный человек, пожал руку Мерцу и капитану Циммерману. Другие офицеры понимающе переглянулись — это рукопожатие означало многое. Можно было не сомневаться, что оба скоро получат награды: Мерц — за захват рыбака, а Циммерман за ту ловушку, в которую он заманил этого русского.
Лейтенант и капитан вышли из штаба вместе. На улице стояла темная ночь, лишь на северо-востоке светилась у горизонта полоска далекого сияния, похожая на зарево.
— Что вы намерены сделать со стариком? — спросил Мерц.
— Он выложил всё, что знает, — махнул рукой Циммерман. — Теперь этот выпотрошенный козел нам не нужен.
— Завтра вы покончите с ним?
— Нет, подержим до начала операции. Вдруг понадобится что-нибудь уточнить. Прикончить его никогда не поздно. Я сам займусь этим, когда вы уйдете в море. До свидания, — козырнул капитан, сворачивая на боковую тропинку.
Йоганн Мерц основательно утомился за сегодняшний день. Думал, что уснет сразу, едва доберется до своей кровати. Но сон не приходил, вероятно, потому, что Мерц нарушил привычный режим.
В комнате вместе с лейтенантом жил его напарник Зигфрид Штумме, тридцатилетний фельдфебель, призванный в начале войны из резерва. У него было смуглое лицо и черные вьющиеся волосы, что редко встречается среди немцев. Однако в родословной фельдфебеля насчитывалось двенадцать чисто арийских поколений.
Штумме — испытанный товарищ, который не растеряется и не подведет в трудную минуту. Мерц полностью доверял ему. Один только недостаток был у фельдфебеля — чрезмерная страсть к женщинам. Он готов волочиться за каждой девчонкой.
Лейтенант лежал с открытыми глазами, смотрел в темноту, вспоминая те дни, когда познакомился с фельдфебелем. В начале 1944 года Йоганн Мерц с группой военнослужащих, откомандированных из разных частей, прибыл в казарму на берегу Балтийского моря, неподалеку от Хейлигенхафена. Сюда направляли людей физически крепких, с незапятнанной репутацией. Здесь формировались отряды «морских дьяволов», в которые брали только добровольцев, готовых без всяких колебаний отдать жизнь за фюрера и Великую Германию.
Война складывалась неблагоприятно для немцев. Надо было добиться перелома в ходе событий. Фюрер обещал, что это скоро будет сделано с помощью нового оружия. Мерц гордился, что является одним из тех, кому доверено применить это оружие на фронте.
С ужасом думал лейтенант о том, что русские могут прийти в Германию. Это хуже смерти. Рухнут все идеалы, которыми он жил с самого детства. Немцы должны править миром — к этому он привык ещё на школьной скамье. За это он готов драться, не жалея себя. Он мечтал только об одном: умирая, совершить подвиг. Такой подвиг, чтобы о нём узнал сам фюрер, чтобы в классе, где учился Йоганн, повесили его портрет, чтобы люди говорили друг другу: «Надо брать пример с Мерца. Он был настоящим солдатом и погиб как солдат…»
С такими мыслями он приехал в Хейлигенхафен. Новички проходили тут строгую проверку. Учитывались и прошлая служба, и состояние здоровья, и положение родственников, и многое другое. После проверки некоторые были отправлены обратно в свои части. Лейтенант Мерц остался. Он был совершенно здоров и любил фюрера. Его родственники не вызывали подозрений. Отец и старший брат возглавляли фирму, поставлявшую армии фруктовые консервы. Йоганн — наследник. Ему было за что воевать.
Мерц подписал обязательство хранить тайну, порвать все связи с внешним миром, служить без увольнений и отпусков, отдать делу все физические и душевные силы. Добровольцы именовали такое обязательство «смертным приговором», и то, что все они подписали себе приговор, сблизило их между собой и отдалило от других людей. Между ними возникла дружба обреченных. Особенно чувствовалось это первое время, пока они не привыкли к новому положению. Среди добровольцев были и рядовые, и курсанты, и офицеры. Чтобы ничем не выделяться среди товарищей и быть всем на равной ноге, они сняли свои знаки различия.
«Морских дьяволов» учили презирать смерть. Их поднимали по ночам, гнали бегом и приказывали прыгать с обрыва. Они катились вниз, рискуя сломать шею. Но это ничего не значило по сравнению с другими видами закалки. Группа из восьми человек, надев каски, ложилась на землю, головами к центру круга диаметром в четыре метра. В круге, в специально вырытой ямке, устанавливалась ручная граната, из неё выдергивалась чека. Лежавшие вслух, хором считали секунды: одна, две, три… Граната рвалась с оглушающим треском, казалось, что лопаются барабанные перепонки. Был случай, когда один доброволец не выдержал напряжения, вскочил и побежал. Осколки изрешетили ему спину.
Чем только не занимались они в те месяцы, пока были в лагере! Инженерным делом, плаванием, джиу-джитсу… Они усвоили, как одним ударом сбить с ног человека, как пользоваться радио, взрывать морские и береговые объекты, зазубрили часто употребляемые фразы и ругательства на русском, английском и французском языках. Мерц, умевший говорить по-русски, сам проводил занятия.
Но больше всего они изучали водолазное дело, тренировались в кислородных масках.
Потом наступило наиболее трудное. По плану подготовки это именовалось «воспитанием личной инициативы». Будущим диверсантам давались самые неимоверные задания, чтобы проверить, на что они способны. Их посылали в форме, но без всяких документов в отдаленные города. Добираться надо было как сумеешь, только нужно вернуться к сроку и привезти с собой доказательство того, что побывал в назначенном месте. Один доброволец привез в качестве такого доказательства полицейскую печать из города Гамбурга. Печать в тот же день анонимно отослали обратно.
