Анатолий Сурцуков - Эскадрилья наносит удар
Личность это неприятная не просто, а во все отношениях.
Постоянно вынюхивающий, подглядывающий, имеющий целый штат осведомителей, он стремился знать все обо всех, и прежде всего негативное, к которому развилась у него тяга настолько патологическая, что без дерьма не мог он прожить и дня, как наркоман без заветного косячка.
«А что это у вас?» — спросил, прижмурясь, начпо, ласково потрогав бородавку на щеке.
Тут личный состав, проявив чудеса гостеприимства, с деланым радушием и подозрительной прытью расчищая место за столом, усадил под белы рученьки замполита, по пути объяснив повестку офицерского собрания прежде всего «политизьмом момента», связанного с Днем Конституции, ну и заодно представив автора чудесной композиции, скромно стоявшего в уголку.
«Ну, а вы что же?» — спросил политмурло, набивая рот сочными пельменями. «Не-ее, мы уже наелись», — ответствовал народ, со все более увеличивающимся радостным интересом наблюдая за процессом поглощения продукции извращенной Колькиной фантазии.
«Да-аа, вкусно, вот только хрящик, наверное, попался», — пробубнил начпо, усилив жевательную деятельность. Орлы напряглись. Булавин боком начал продвигаться поближе к двери, не спуская глаз со сцены, где приближалась развязка.
Вдруг жевание замедлилось, в лице персонажа, обласканного вниманием десятков пилотяг, промелькнуло выражение настороженного удивления… И тут он полез пальцами в рот, чтобы извлечь предмет, никак не поддающийся переработке…
На свет божий появился… пупырчатый… розовый… усатый ГОНДОН!!!..
«БУЛАВИН!!!» Мощный рык потряс стены. От него, казалось, лопнут стекла и барабанные перепонки. Цунами сорвало с места политмастера, да уж Колю давно «Фома хреном смел», только его и видали…
Виталий Егорович Павлов, командир полка, с самого утра был хмур и непривычно резок в общении с подчиненными.
Притихшие офицеры КП старались по лишнему поводу не встревать с докладами, которые могли подождать своего часа.
Замы тоже, подстраиваясь под настроение начальника, хранили печать хмурой озабоченности на челе.
Грудинкин, после утреннего построения вызванный на КП, канул туда, казалось, с концами, не выходя даже чайку попить в свой модуль.
Эскадра звериным чутьем, сотни раз оправдавшимся на войне, почуяла серьезность замышляемого военачальниками Дела.
Витя Ковлагин, старый, мудрый воин, не дожидаясь указаний, начал прикидывать, к какому сроку можно обеспечить стопроцентную исправность техники.
Кузьминов засуетился насчет карт, запас которых подошел к концу.
Ну а Саня Садохин начал бриться, тщательно наводя на лицо положенный глянец. В противовес своему праваку, всегда поросшему небрежной щетиной, Саня старался выглядеть достойно, а уж перед серьезной операцией это у него обострялось до неприличия.
На этот раз операция предстояла действительно серьезная, насколько мы могли себе представить по косвенным признакам.
Но даже самое больное воображение не могло нарисовать нам масштаба предстоящих действий, как оказалось впоследствии, не имеющих аналога в истории военного искусства по многим параметрам. Нам предстоял Панджшер…
ПАНДЖШЕРПанджшер — это узкое, глубокое, извилистое ущелье, кривым шрамом пересекающее тело страны на северо-востоке Афганистана, по дну которого протекает одноименная, довольно стремительная в своем течении горная речка.
В переводе с местного языка название «Панджшер» означает «пять львов». На самом деле львов, т. е. духов, там, по данным разведки, насчитывалось более четырех тысяч. Сорок исламских комитетов, двадцать четыре склада с оружием, боеприпасами, продовольствием и прочими необходимыми для ведения войны материальными средствами. Десяток рудников, на которых разрабатывались золото, серебро, лазурит, алмазы. Четыре госпиталя с иностранным медперсоналом, оборудованных по последнему слову медицинской техники. Две тюрьмы, в которых содержались пленные, в том числе из Советской армии.
Население ущелья, считая себя отдельной республикой, традиционно нелояльно относилось к любой центральной власти из Кабула, будь то принц Дауд или Бабрак Кармаль, бывший в ту пору президентом Афганистана и сидящий на очень неудобном троне под названием «советские штыки».
У панджшерцев существовала своя система паспортизации, свои мобилизационные планы и свой набор в свою армию.
От ударов с воздуха эта самопровозглашенная республика прикрывалась системой ПВО, состоящей из более чем ста зенитных горных установок (ЗГУ) с единой централизованной системой управления по радио. Причем позиции огневых средств большей частью были оборудованы в пещерах с выкатываемыми на рельсах орудийными установками, укомплектованными расчетами, прошедшими обучение в Пакистане, да и инструкторов, не только оттуда, у них было навалом. Часть персонала огневых расчетов представляла из себя смертников, прикованных во время боя к установке, поэтому принцип «по тебе стреляют, уматывай» тут не срабатывал. И еще одна неприятная для нас особенность местной ПВО. Они, сволочи, умели стрелять без применения трассирующих снарядов. Это, в совокупности с пещерным расположением позиций, давало преимущество скрытого применения по воздушным целям, то есть по нашу душу.
Возглавлял все это войско известный, даже знаменитый полевой командир Ахмад Шах Масуд. Безусловно талантливый военачальник, он виртуозно использовал преимущества рельефа уникального по своему географическому положению ущелья, которое на востоке примыкало к Пакистану, а на южной оконечности кривым ножом нависало над центральной частью Афганщины.
Оружие и другие материальные средства из Пакистана растекалось по всей стране через Панджшерское ущелье, которое являлось основной артерией, питающей эту проклятую войну.
Поэтому командование ОКСВ и руководство ВС СССР (Вооруженных сил Союза) прекрасно понимали, что от завоевания сидящего костью в горле оплота душманских сил зависит не только успех летней кампании, но и, возможно, исход всей войны в целом. Подготовке к этой операции было уделено исключительное внимание.
Необходимость тщательного подхода к вторжению в Панджшер показал и сам Ахмад Шах.
Годом раньше нашими была предпринята попытка «прогуляться» по этому живописному ущелью. Ахмад Шах подождал, когда в него втянутся основные силы, и, используя преимущество в занятии господствующих высот, нанес мощнейший удар по выдвигаемым колоннам. Обратно с боями прорвалась только одна рота…
Он и на этот раз знал, что мы снова собираемся к нему в гости, и знал слишком много, как показали дальнейшие события. Его нукеры поклялись на Коране, что нога шурави не ступит в Панджшер.
Замыслом проведения операции предусматривалась, учитывая полученный в боях с Ахмадом опыт, высадка десанта, вопреки устоявшимся канонам военного искусства, непосредственно на голову врага по всему ущелью, а это четыре тысячи двести человек на фронте в сто километров! Десант должен был занять господствующие высоты и обеспечить проход основных сил на бронетехнике по дну ущелья…
Грудинкин, промаявшись целый день на КП, принес к вечеру основу замысла применения авиации. По нему выходило, что на острие атаки, в первой волне планируемого к высадке десанта — наша эскадрилья. А группу захвата площадок, которая раньше всех суется в пасть врагу, возглавляет сам комэска. Мне же отводилась роль пары ПСО! Вот это да! От обиды перехватило дыхание.
«Ты что ж, Юрий Васильевич, перестал доверять, что ли, ведь раньше всегда группу захвата я водил?» — спросил его.
«Да ладно, Васильич, тебе ж в акамедь экзамены сдавать», — смущенно улыбаясь, проговорил командир.
Ему поддакнул и замполит. «Ты уж и так все операции на себя забрал, всюду вперед суешься, как будто других нет, незаменимый ты наш!» — довольно зло, что непохоже на Саньку, отчеканил Садохин. Меня аж передернуло от такого нахлопа и внезапно возникшего ощущения «безопорности» под ногами. Так чувствует себя ни о чем не подозревающий человек, вдруг проваливаясь в яму.
Видимо, Грудинкин уловил мое состояние, все-таки не один месяц в одной комнате живем, вместе воюем, и примирительно заметил: «Ну ладно, на первый вылет уж планы менять не будем, согласование и взаимодействие уже отработано, а на последующие — будь по-твоему». На том и порешили.
На следующий день мы полным составом двух эскадрилий (нашей, «зеленой», и соседней — «полосатой») уже прилетели в Баграм. Мамочки, а там уже черт-те что творится!
Столпотворение людей и техники, суета, гомон, пыль и ругань, гортанные пехотные крики и заклинания замполитов, сбившиеся в стаи начальники и корреспонденты, протуберанцы шатающихся по всем направлениям строем солдатушек, живописные группы летунов всех мастей и специальностей, невесомым перышком летящие куда-то женщины-связистки, почему-то легко пронзающие любую камуфлированную толпу.
