Курбандурды Курбансахатов - Сияние Каракума (сборник)
Накануне прошёл сильный дождь, дороги развезло. Люди шли, по щиколотку утопая в грязи. Шли молча говорить было не о чем, каждый думал о своём. Думы у всех были разные, конечно, но все нелёгкие: мужчины покидали домашний очаг, шли туда, где смерть косит людей, как хороший острый серп густой камыш.
За околицей села Курбан не выдержал и обернулся: хотелось ещё раз взглянуть на родной дом. А вдруг больше не доведётся увидеть!.. Обернулся и замер от неожиданности: разбрызгивая грязь, промочив и запачкав подол платья, их догоняла Новрузгуль. На руках у неё был годовалый Азад, их сын. Вид у Новрузгуль был так жалок и печален, что у Курбана кольнуло в груди, а к горлу подкатил комок.
— Вот… — задыхаясь, сказала она. — Он только что сказал: «Па-па». Первый раз… Вот послушай…
Курбан взял на руки сына, нежно потрепал его по щёчкам.
— А ну-ка улыбнись, джигит.
Тот, мило улыбнувшись, уцепился пухленькими пальчиками за верхнюю губу отца и сказал:
— Па-па…
— Вот видишь, — обрадовалась Новрузгуль. — А то ведь так и ушёл бы не услышав…
Курбан поцеловал сына долгим, нежным поцелуем.
— А теперь идите домой, — сказал он жене. — Холодно. Не простыл бы Азад-джан.
И тут он взглянул в глаза Новрузгуль. Потом три с лишним года, пока шла война, постоянно, стоило прикрыть веки, ему виделись эти полные слёз и неизбывной печали глаза.
Сейчас, взглянув в глаза несчастному джейрану, Курбан-ага вновь вспомнил их.
Вернувшись с войны, Курбан не застал Новрузгуль в живых: от тяжёлой ли работы, от переживаний ли за жизнь и здоровье мужа она тяжело заболела и в самый канун Победы умерла…
Курбан-ага разжал створки капкана и осторожно освободил окровавленную ногу джейрана. С минуту животное лежало неподвижно у ног человека, не решаясь пошевелиться.
— Ну, иди, иди, глупыш, — сказал Курбан-ага и слегка подтолкнул его рукой.
Джейран встрепенулся, вскочил на ноги и, словно стрела, выпущенная из лука, метнулся прочь. Отбежав на почтительное расстояние, он остановился, посмотрел на своего спасителя долгим, благодарственным взглядом и медленно пошёл в степь, припадая на больную ногу.
Капкан вместе с цепью, которой он крепился, Курбан-ага отшвырнул в сторону.
— Не перевелись ещё на свете негодяи…
Проверив капканы, Курт остался недоволен, — кто-то побывал здесь до него. В обеденный перерыв, когда под навесом собрались все стригали, он, нервно потирая указательным пальцев нижнее веко правого глаза, спросил вдруг:
— Кто украл мою добычу? Сознавайтесь!
— Какую добычу?
— Тот, кто украл, знает.
Все молчали.
— Значит, не сознаётесь? А я, между прочим, знаю, чьих это рук дело.
— Ну, если знаешь, какого ж дьявола морочишь голову? — спросил Довлет.
— А ты сиди и помалкивай, — оборвал его Курт. — Тот, кто взял моего джейрана, забыл, что его чарыки оставляют на песке хорошие следы. У вора подошва правого чарыка имеет точно такую же заплатку, как на чарыке нашего чайчи.
Курбан-ага, присев на корточки, подкладывал в топку титана мелкие ветки, все, о чём говорили под навесом, слышал, но никакого вида не подавал, но когда Курт прямо указал на него, спокойно сказал:
— Я не воровал никакого джейрана, дорогой…
— Он у тебя, в хурджуне! — почти крикнул Курт. — Больше ему некуда деться!
— О каком он джейране толкует?
— И почему джейран Курта оказался в хурджуне Курбана-ага? — заговорили стригали.
— Джейран не иголка, — сказал с достоинством Курбан-ага, — его в кармане не утаишь. И за пазуху не спрячешь. Хурджун мой вон, висит, — можешь проверить. Только зря не старайся, хурджун пуст. А следы у капкана ты действительно видел мои. Но ты ошибаешься, что я присвоил твою добычу…
— Нет, вы послушайте, что он поёт, — с ехидной улыбочкой прервал его Курт. — Следы его, джейран в капкане был, но он его не трогал. А куда же тогда он девался? Улетел? Но это только у шахматистов слоны летают.
— Я отпустил его.
— Отпустил?
— Да, отпустил.
— Поищи-ка, Курбан-ага, дураков в другом месте. Так я и поверил тебе.
— Что ж. Если не веришь…
— Ты — вор! — кричал Курт. — Я знать ничего не хочу.
— Курбан-ага не вор, — снова вступил в разговор Довлет, — а кто вор — это ещё нужно разобраться.
— Довлет-джан, — прервал его Курбан-чайчи, — не ввязывайся. Скандалы и ссоры ещё никому и никогда не приносили доброй славы. А Курту я постараюсь объяснить, что убивать джейранов, да ещё таким способом…
— Курбан-ага, — сказал кто-то из парней, — лишнее всё это, Курт не поймёт. Он знает своё дело.
— Легче волку внушить, чем ему, что джейранов трогать нельзя…
Стригали выплёскивали из пиал остатки чая, вытирали потные лица и шеи платками и не торопясь уходили к месту работы, — время обеденного перерыва подходило к концу.
Последним поднялся Курт. Понурив голову, он медленно шёл к навесу и вполголоса зло бормотал:
— Погодите… Будет и на моей улице праздник. Я ещё устрою вам такое… Нет, к чёрту всех вас. Вот поднакоплю деньжат, женюсь на Айгуль и уеду отсюда. Нечего мне делать среди этих…
Остаток дня Довлет трудился не разгибая спины. К вечеру, подсчитав, сколько же он остриг овец, он не поверил самому себе. Пересчитал, точно, — пятьдесят голов. Конечно, опытные стригут побольше, но для новичка это большой успех.
Закончив работу, Довлет отправился к колодцу — захотелось напиться свежей, холодной воды.
— Салам, Айгуль, — поприветствовал он девушку, которая в это время наполняла бурдюк водой.
— Салам!
— Айгуль, — Довлет даже удивился своей храбрости, — я хочу спросить тебя об одной вещи.
— Что ж, — улыбнулась девушка, — об одной можно. Но только об одной. Договорились?
— Договорились. Ты выходишь замуж, да?
— Да.
— За кого?
— Но мы же условились — один вопрос.
— Послушай, Айгуль… Что я тебе скажу…
— Только не сейчас и не здесь, — спокойно сказала Айгуль. — Нас могут увидеть… Некрасиво.
— Хорошо, — согласился Довлет, — но когда и где я смогу тебя увидеть?
— Приходи ночью к тому саксаулу, где беркуты.
От колодца к чабанскому домику Довлет не шёл, не бежал — летел. Казалось, у него выросли невидимые крылья. Он позабыл даже, зачем шёл к колодцу, не стал пить воду, — жажда прошла сама собой.
…Поздним вечером, когда уставшие за день стригали уснули, Довлет тенью скользнул в темноту и направился к знакомому бархану. Он шёл, почти бежал, не разбирая дороги. Казалось, его несла какая-то неведомая сила, как бурный сель может нести бревно или обломок какой-нибудь доски.
До условленного места оставалось каких-нибудь двадцать-тридцать шагов, когда Довлет увидел у небольшого куста черкеза какой-то тёмный предмет. Камень не камень, пенёк не пенёк. «Не волк ли? — мелькнула первая мысль у Довлета. — Жива ли Айгуль…»
Но, присмотревшись, Довлет понял, что это был человек. Он стоял на коленях и рыл яму. Чуть в сторонке лежало что-то продолговатое, похожее на мешок,
И тут Довлет всё понял. Ни слова не говоря, он повернул назад, осторожно, не поднимая шума, обогнул бархан и, когда тот, под кустом, уже не мог ни видеть, ни слышать его, побежал.
— Курбан-ага! Курбан-ага! — тормошил он спящего старика. — Там… там вор!..
— А? Что? Вор? Какой вор?
— Да, вор! Я видел…
Окончательно проснувшись, Курбан-ага с улыбкой сказал Довлету:
— Ложись, сынок, спи. Завтра работать…
— Курбан-ага, он ворует шерсть…
— Кто? Где? — проснулись остальные стригали.
— Во-он там. Идёмте.
Человек десять стригалей последовали за Довлетом, который, тяжело дыша, бежал, поминутно натыкаясь в темноте на кусты и коряги.
— Вот он! — крикнул Довлет, подбегая к кусту черкеза.
Тот, кто сидел там, вскочил было на ноги, но не успел сделать и трёх шагов, как его окружили со всех сторон.
Даже в темноте все сразу узнали Курта. Без труда извлекли из-под песка и то, что гак тщательно прятал он: три набитых шерстью канара. Судя по всему, два из них пролежали здесь не один день.
— Чья это шерсть? — спросил Довлет.
Курт сопел, как варан, и ничего не говорил.
— А ещё Курбана-ага называешь вором, негодяй!..
— Скоро сорок лет, как я живу и работаю в Каракумах. Разных повидал людей, но таких ещё не встречал, — сказал Курбан-чайчи. — Это ж надо!..
— Курт, если ты бедствуешь — приди скажи, — заговорил чабан Нурберды, который ночевал со своей отарой здесь последнюю ночь, а наутро собирался к колодцу Союн, — у меня есть восемь баранов, я тебе помогу. Но зачем же терять своё доброе имя?
— Да он его давным-давно потерял, Нурберды-ага.
— Курт и душу продаст за рубль!..
Все, не сговариваясь, повернулись и молча пошли обратно, а Курт остался торчать колом на склоне бархана. Всплывшая над горизонтом полная луна ярко освещала местность. Одинокая фигура Курта была видна далеко-далеко. Люди вернулись на кош, легли снова спать, а он всё стоял, не зная, как быть ему дальше.
![Урсула Ле Гуин - Индеец с тротуара [Сборник]](/uploads/posts/books/276971/276971.jpg)
![Пол Андерсон - Кокон [ Межавт. сборник]](/uploads/posts/books/72467/72467.jpg)
