Иван Бережной - Записки разведчика
– Как попала к нам медсестра батареи? - спросил я.
– Ночью отбилась от своих.
– Ходить могут?
– Вряд ли…
Неприятные вести. Надо принимать меры. Помощи не видно. Я подполз к Кульбаке, чтобы посоветоваться.
– По дороге нам не прорваться, — сказал он.
– А если даже прорвемся здесь, противник впереди снова перекроет. Для этого у него сил хватит, — проговорил Шульга, прислушался и продолжал: — Позади бой стих. Видимо, наши отошли.
– Не может быть! Нас бы предупредили, — не согласился Кульбака.
– Похоже, что комиссар прав, — сказал я. — Надо послать на связь.
– Послать-то следует, а удержимся ли мы здесь? — размышлял комбат.
– Отведем к ручью. Там выгодный рубеж для обороны. Ребята дозарядят магазины, тем временем вернутся разведчики, — предложил я.
Со мной согласились. На связь отправились Гапоненко и Остроухов. Остальные отползли к ручью и расположились вдоль берега.
Противник не был особенно активен, обстреливал, но не наступал. Видимо, немцы считали,что нам некуда деваться… Но крутые высокие берега служили для нас хорошим укрытием. Партизаны спешно дозаряжали магазины. Я пробрался к раненым, над которыми хлопотали Лида Соловьева и Аня Василец.
Тоня сидела без кофточки, в разорванной рубашке. Она тяжело дышала. При каждом вдохе и выдохе в груди у нее шипело, свистело и клокотало. Над ранками вздувались и лопались кровянистые пузырьки. По белой груди тонкой струйкой сочилась кровь. Круглое красивое личико ее побледнело… Скольких раненых товарищей вынесла из боя эта невысокая, но сильная девушка! А скольким облегчила страдания своим теплым, ласковым, душевным отношением!
– Не повезло тебе, Тоня, — сказал я, обращаясь к девушке.
– Да ничего… Дышать вот только трудно, — ответила она прерывающимся голосом.
– Надо приготовить носилки, — сказал я Осипчуку.
– Я пойду… С сумкой как? — сказала Тоня, указывая глазами на сумку с красным крестом, как будто вся трудность заключалась в том, как с ней поступить.
– Об этом не беспокойся, — успокоил я девушку. — На всякий случай носилки сделаем. Хорошо, если сумеешь идти, а если нет…
Лида хлопотала возле раненой, накладывала повязку. Чуть в стороне лежал Коля, ногу которому бинтовала Аня. Он на все лады ругал немцев.
– Куда же тебя стукнуло?
– В мягкое место… Садиться нельзя, — ответил неунывающий разведчик. — Вы обо мне не беспокойтесь. Я и на одной ноге дойду, куда хотите… Ребята мне уже и помощника приготовили, — указал он на палку…
Ждали разведчиков. С их возвращением я рассчитывал раненых отправить в санитарную часть. Однако получилось не так, как мне хотелось. Гапоненко и Остроухову не удалось связаться с комиссаром. Противник отрезал нашу группу от главных сил. Мы оказались окруженными на малом пятачке.
– Раздумывать нечего, только вперед!
– Вперед, так вперед, — согласился Кульбака.
Мы рассказали партизанам, в каком положении оказалась группа.
– Прорываемся по ручью. Впереди пойдет взвод Осипчука, будет расчищать путь. Остальным отражать противника с флангов…
Спустились на дно ручья и побрели по воде. Поросшие кустарником обрывистые берега в полтора метра высотой маскировали нас и являлись надежной защитой от пуль.
Осипчук в жилетке, перепоясанной ремнями снаряжения, Остроухов в немецком френче, длинновязый Журов в гимнастерке с расстегнутым воротом, спокойный Гапоненко шли впереди и, как охотники, стреляли по немцам навскидку. То и дело пускали в ход гранаты, пробивая дорогу для группы.
Ручей петлял и все больше забирал вправо, уходя в сторону от шоссейной дороги, кюветы которой забиты немцами. Наконец мы вплотную приблизились к горе, на которой засели немецкие пулеметчики. Теперь они нам не страшны. Их очереди летели выше наших голов. Это позволило сосредоточить огонь по противнику, который поджимал слева… Каждый шаг давался с боем. Опрокинем одну цепь, как тут же наталкиваемся на вторую.
Но вот противник остался позади. Мы продолжали идти по ручью. Вдруг он круто повернул влево и ушел в сторону Ослав Белых. Выбрались из ручья и начали подниматься на лысую гору, которая возвышалась западнее села. Противник видел нас, обстреливал, но он был далеко, и его огонь не причинял нам вреда.
Чем выше забирались, тем отчетливее представлялась нам картина боя. На высотах, склонах и в долине – везде виднелись немецкие цепи. Можно было только удивляться, как нам удалось выбраться из этого котла… На шоссе стояли автомашины. Остроухов насчитал их более восьмидесяти. Если предположить, что на каждой из них приехало по десять человек, и то будет солидное число – восемьсот.
На северной окраине Ослав Белых шел бой. Оттуда доносились команды на русском языке. По всей вероятности, это наши роты обошли с севера и ворвались в село.
Кульбака прислушался и обрадовавшись сказал:
– Наши, идем в Ославы.
Начали огородами спускаться в село. Не доходя до строений, я крикнул в сторону села:
– Горланов, это ты?
– Горланов убит! — сразу же последовал ответ.
– Слышите, в Ославах свои? — обрадовался Остроухов.
Мы смело направились в село. За мной шел Кульбака, за ним Шульга. Вдруг из Ослав Белых застрочили пулеметы. Над головой пропели пули. Инстинктивно наклоняюсь и слышу голос Кульбаки:
– Шульга ранен!
Оглядываюсь назад и вижу распластанное тело комиссара. К нему подбежала Лида, пощупала пульс, а потом припала ухом к груди Шульги, послушала несколько секунд и тихо сказала:
– Убит!
Тем временем разведчики приблизились к околице села и вступили в бой. Только теперь мы заметили, что село забито немецкими автомашинами и солдатами. Партизаны, отстреливаясь, начали отходить. Остроухов подвел ко мне женщину, которая пряталась в кукурузе. Она рассказала, что ночью из Коло-мыи прибыло около ста автомашин с гитлеровцами…
– Здесь нам делать нечего. Надо уходить, пока не застукали фрицы, — сказал Петр Леонтьевич.
Отвели группу на вершину горы, выдолбили яму и похоронили Шульгу. Могилу обложили камнями.
– Прощай, мой дорогой друг! Как же я теперь буду без тебя? — проговорил Кульбака и шершавой ладонью смахнул набежавшую слезу.
Через некоторое время мы увидели, что и роты, дравшиеся на северо-восточной окраине села, отошли.
Наша группа оказалась вновь отрезанной от главных сил. Где штаб и остальные подразделения? Что с ними? Где комиссар Руднев, пославший нас в бой? Все это оставалось не известным для нас.
Простившись с одинокой могилой Шульги, мы спустились с горы, пересекли дорогу из Ослав Белых на Яремчу, углубились в лес и лишь тогда останови лись на отдых, в котором особенно нуждались раненые товарищи. Стоило удивляться, сколько героических усилий потребовалось от Тони и Николая Соловьева, скакавшего на одной ноге, чтобы пройти около десяти километров и забраться на высокую гору. Только непреодолимая жажда жить и бороться заставляла их идти. В лесу их покинули силы.
ОТ КАРПАТ ДО ПОЛЕСЬЯ
Ночь провели в поисках свободных путей на север, где, по нашим предположениям, находились главные силы. Тщетно. Все дороги перекрыты.
На рассвете группа возвратилась в горы южнее Бани Березовской. Перед нами встал вопрос: что делать? Радиостанции нет. Из двадцати восьми человек трое раненых. Медикаментов нет. Куда податься?
– Надо выждать пару дней, — сказал Кульбака. — Противник успокоится. Ребята отдохнут, а тем временем разведчики разыщут отряд.
Согласились с предложением. Однако противник не позволил нам спокойно передохнуть. Утром 5 августа группе пришлось вести бой с немецкой разведкой. Мы начали маневрировать по лесам и горам. Шесть суток, не зная сна и покоя, провели в непрерывном движении и стычках с мелкими группами противника. И лишь на седьмые сутки Гапоненко с отделением сумел увести фашистов по ложному пути, а затем ускользнуть и присоединиться к нам. В этот же день в четырех километрах северо-западнее Космачей мы встретились с тремя ротами, которые возглавляли Павловский и Горкунов. С ними были сын комиссара Радик и Константин Васильевич Руднев. Партизаны обрадовались и кинулись к Радику с вопросами:
– Где комиссар? Почему не видно Семена Васильевича?
Каждый считал, раз Радик здесь, значит, комиссар тоже с этой группой.
– Мы думали, он с вами… Нет комиссара, — ответил Радик. Он пристально рассматривал окруживших его партизан, не веря, что и среди нас нет отца.
Это и для нас был тяжелый удар. Хотелось верить, что Семен Васильевич жив, найдется и вновь засияет его приятная улыбка, при виде которой веселее становится на душе… Товарищи подбадривали Радика, одновременно успокаивая и самих себя.
– Жив комиссар. Найдется отец! Разве такой человек может пропасть!?
