Иван Бережной - Записки разведчика
Во второй половине дня со стороны Гвоздеца появилось облачко пыли. Оно серым хвостом тянулось в нашу сторону. Это заставило партизан насторожиться. Из-за холма вынырнули два мотоцикла с колясками. За ними броневик и автомашина с пехотой. Перевалили через бугор и скрылись в лощине. Скоро они выскочили у самой деревни, а на бугре появилась еще одна машина с пехотой.
– Не обнаруживайте себя, может, не заметят, — предупредил я товарищей.
Противник, видимо, имел точные данные. Машины остановились в деревне. Немцы выскакивали из кузова и смотрели в сторону кукурузного поля. Когда подъехала вторая машина, около сорока гитлеровцев развернулись в цепь и огородами направились в нашу сторону. Не было сомнений, нас выдали. Но кто? Хозяйка, где мы оставили лошадь, никуда не ходила, и к ней никто не приходил. Значит, кто-то другой видел нас.
– Миша, веди раненых на бугор к Гапоненко. Мы прикроем, — приказал я Тартаковскому.
В канаве остались Костя Руднев, Миша Остроухов и я.
– Приготовить гранаты! Подпустим поближе, - предупредил я товарищей.
Приспособив автомат на краю канавы, я взял на мушку офицера и стал ждать. Гитлеровцы шли не спеша, весело перекликаясь. Офицер покрикивал на солдат, видимо торопил. Когда они приблизились метров на двадцать, я подал команду:
– Огонь! — и очередью срезал гитлеровского офицера.
Костя и Миша бросили гранаты и, вслед за их взрывами, застрочили из автоматов. Лица фашистов исказились испугом. Сраженные гранатами и пулями падали. Уцелевшие залегли и начали отползать к строениям. По кукурузе секанул крупнокалиберный пулемет, установленный на бронемашине.
Через некоторое время гитлеровцы опомнились, поняли, что перед ними всего три автомата. Взяли нас под пулеметный и автоматный обстрел, начали обходить слева. Перемещаясь по канаве, мы сумели отразить еще одну атаку противника.
– Стрельба в тылу! — крикнул Костя.
Теперь и я услыхал несколько взрывов гранат и пулеметные очереди за спиной.
– Будем отходить, — сказал я.
– Ползите, а мы с Остроуховым задержим их, — проговорил Костя.
Я выбрался из канавы, отполз метров десять, а затем поднялся и, пригнувшись, побежал в кукурузе на бугор. Позади раздались два взрыва гранат. «Последние», — подумал я. На троих осталось у меня две гранаты…
На бугре мы никого не застали. Разведчики успели пересечь балку и выскочить на соседний холм. Там они встретились с противником, который наступал с севера.
Поспешили на помощь. Только спустились в лощину, увидели Лиду Соловьеву. Она отстреливалась из пистолета и короткими перебежками отходила к нам. Вслед за ней по кукурузе бежали немецкие солдаты.
– Живой хотят взять. Огонь! — крикнул Костя.
Обстреляли гитлеровцев и заставили их залечь.
Лида успела сбежать в балку.
С трех сторон слышалась немецкая речь. С трех сторон приближались фашистские цепи. Фашисты потеряли нас из виду. Мы воспользовались этим и побежали вдоль лощины влево. Метров через сто, у изгиба лощины, встретились с женщинами, которые работали в поле.
– Куда вы? Там немцы, — остановили нас крестьянки. — Бегите туда, — указали они на овраг, ответвлявшийся вправо.
На расспросы и раздумья не было времени. Резко свернули направо и скрылись в овраге, поросшем мелким кустарником. И как раз вовремя. Оттуда, куда мы бежали, вышло человек пятнадцать гитлеровцев. Они подошли к женщинам, о чем-то спросили. Женщины указали в сторону кукурузного поля. Немцы пошли вдоль лощины.
Оврагом мы выбрались в посевы и оказались в тылу у немцев, которые наступали с севера. Их было человек тридцать с броневиком.
Фашисты закончили проческу кукурузного поля и собрались в лощине. С собой они принесли одиннадцать убитых, положили их в ряд около дороги. Перевязывали раненых и громко разговаривали, размахивая руками. Видимо, были не довольны тем, что упустили партизан.
Мы внимательно смотрели за ними. Никого из наших товарищей среди них не было. Однако из рук в руки гитлеровцы передавали наш автомат. Кто-то из партизан убит. Перед заходом солнца к гитлеровцам подъехали машины и два броневика. На одну автомашину погрузили убитых, на другую уселись оставшиеся. Машины уехали.
– Пойдемте поищем, может, кто из наших остался жив, — сказал Костя, подавленный горем. — Мне все слышится голос Радика. Я наверное, с ума схожу.
Не только Костя, все мы так себя чувствовали. Из девяти человек осталось четверо. Судьба остальных неизвестна.
При первом же заходе нашли трупы Миши Тар-таковского и Тони. Они лежали почти рядом. У обоих раздроблены черепа. Возле Миши валялось несколько десятков стреляных гильз.
– Видно, дорого обошлась фашистам смерть Миши и Тони, — сказал Остроухов.
– Бедная Тоня, на этот раз тебе не удалось избежать смерти, — прошептала Лида.
До полуночи прочесывали мы кукурузное поле и посевы в поисках остальных товарищей. Костя принимался звать Радика. Но Радик, Гапоненко и Аня Василец как в воду канули.
–Будем надеяться, что им удалось скрыться, — сказал Костя.
Убитые горем, но с искоркой надежды на лучшее, покидали мы злополучное кукурузное поле. Однако, как говорится, горе в одиночку не ходит. — Куда пойдем? — спросил я товарищей.
–Надо пробираться на север, — помолчав, ответил Костя. — Уверен, что в Карпаты никто не вернется.
Такого мнения были и мы с Остроуховым. Решили идти на север.
Шли ночами. С рассветом останавливались. Хоронились в посевах, огородах, копнах. Последнюю дневку перед Днестром провели в подсолнухах километрах в семи южнее Залещиков Тернопольской области. Невдалеке проходил большак из Черновцев на Тернополь. Весь день по нему сновали автомашины с войсками и грузами. Мы были безразличны к ним. Не то, чтобы не опасались их. Просто мы устали бояться. Это была усталость и физическая, и моральная.
Лида и Миша спали. Мы с Костей дежурили. Прислушивались к шорохам подсолнечных листьев и наблюдали за дорогой. Медленно тянулось время. Клонило ко сну. Из головы не выходило все, что произошло за последние дни. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я попросил Костю рассказать о себе. Рассказ он начал издалека.
–Не занимал я высоких должностей. Работал настройке в Конотопе и Киеве, а большей частью рядовым колхозником. Перед войной бригадиром назначили. Жена в шутку детям говорила: «Вот и наш батько в начальники выбился»… Как она там без меня с детьми перебивается? — вспомнив о семье, Костя долго молчал. Потом снова заговорил: — Недолго пришлось бригадирствовать. Война отстранила от должности. Пришлось сажень заменить винтовкой… Назначили меня помощником командира взвода пеших разведчиков. В бой вступил западнее Смоленска, прямо с марша. Осмотреться даже не успели… Полмесяца непрерывных боев. От взвода осталось шесть человек. Остальные погибли или были ранены. В августе полк отвели в тыл, пополнили людьми и направили к Почепу в 13-ю армию. Снова бои, окружение. Тут-то и началось. Пошел с группой товарищей в разведку, а когда возвратился, полка уже не было, прорвался. Больше месяца пытались перебраться через линию фронта. Не удалось. Осталось нас два человека. Товарищ пристал к брянским партизанам, а я пришел на родину. На Сумщине к тому времени действовали группы Ковпака и Семена Васильевича. Я сначала был связным, а с мая 1942 года – в отряде. В бою в Новой Слободе был ранен. Поправился, и Горкунов зачислил меня в конную разведку. Вот с тех пор и не расстаюсь с разведкой… Теперь, видишь, как получилось? — закончил Костя.
Долго лежали молча, каждый со своей думой. Я думал о Константине Васильевиче Рудневе, так не похожем на своего старшего брата. Комиссар – высокий, стройный, с моложавым лицом и черными, как смоль, усами. Очень вдумчивый, всегда сдержанный. Константин Васильевич-коренастый, с рябоватым лицом и озорным взглядом, вспыльчивый и до отчаянности храбрый. Сколько раз налетал он на полицаев и громил их, не обращая внимания на количество. На реке Тетерев с двумя парнишками – Семенистым и Николаевым, — рискуя жизнью, пошел против двух десятков фашистов и пленил их. Во время разгрома припятской речной флотилии одним из первых на лодке подплыл к пароходу и был вторично ранен… Много героических подвигов в его биографии. Комиссару не приходилось краснеть за брата…
Мои размышления оборвал резкий крик Лиды: «Помогите!» Бросаемся к ней. Лида, бледная, с перекошенным от страха лицом, металась в сонном бреду, пыталась руками за что-то ухватиться и пронзительным голосом звала на помощь. Разбуженный криком Остроухов, еще не понимая, что происходит, схватил автомат и изготовился к стрельбе.
– Лида, проснись, проснись! Что с тобой? — теребил ее Костя за плечо. Лида продолжала кричать.
Тогда он взял в рот воды из фляги и прыснул ей в лицо.
Лида села и уставилась на нас обезумевшими глазами.
