Юрий Стукалин - Убей или умри! Первый роман о немецком снайпере
Я на Восточном фронте с самого начала кампании. Радовался первым успехам, первым блистательным победам, был глуп и неопытен. Но уже в ноябре сорок первого года, замерзая под Москвой, даже я понимал, что не учтен один важнейший, решающий фактор! И имя этому фактору — русский. Плевать на морозы! К ним можно привыкнуть, их можно перетерпеть. План «Барбаросса» был почти идеален. Мы вихрем пронеслись по Советскому Союзу, и никто не рассчитывал зимовать тут. Многие солдаты сдавали шинели в обозы, и жалели об этом в декабре, обматываясь тряпьем и газетами. Мы наткнулись на стену. Безоружную, малограмотную, полуголодную, но твердокаменную стену! Красная Армия быстро училась на своих ошибках, иначе Третий рейх давно бы делил эти громадные территории на жирные куски. Я видел много атак иванов. Создалось впечатление, что тут не переводятся люди. Советское командование расточительно, но оно добивается своих целей. Русских как песчинок в пустыне. Ни одна песчинка не имеет ценности, но если вас завалит кучей песка, попробуйте выбраться. Она просто погребет вас под собой, и вы сгинете под ее тяжестью. А если эти «песчинки» еще и дерутся так самоотверженно, упорно и свирепо, если они готовы ценой собственной жизни остановить вас, никакая армия, никакое оружие не поможет. Однажды наступит миг, когда они переломят вам хребет. Уже тогда я понимал, как нас обманывали, когда говорили, что на Востоке мы столкнемся со стадом безропотных скотов, подчиняемых жидо-большевистской гниде, и победа будет легкой. Скоты так не воюют, не защищают с такой яростью свою землю.
А потом начались поражения. Страшные бои в Сталинграде, где мне посчастливилось не участвовать, показали нам всю ничтожность обещаний берлинских бонз. Я вдоволь наслушался душераздирающих рассказов тех немногих бедолаг, которым удалось вырваться оттуда. Сотни тысяч наших солдат в Сталинграде были преданы верховным командованием, брошены на растерзание русским, доведены до отчаяния голодом и лютыми морозами. Пока бонзы отсиживались в тепле, наши обезумевшие от голода солдаты жрали вареные в котелках ремни.
Но мне придется и дальше воевать. И не потому, что присягал на верность фюреру. Мне глубоко на него плевать. Я больше не верю ему. Мне придется сражаться, чтобы не дать русским возможности прийти на мою землю и добраться до моей семьи. После того что мы сделали с их страной, будет ли нам пощада, когда мы проиграем? У меня было много времени подумать над этим, поставить себя на их место. Я бы не простил. Стер бы всех с лица земли, не оставив ни одного города, ни одной деревушки, ни одного дома. В этой войне нет правил, и не будет их до ее конца. Нет таких понятий, как воинская честь. Я могу назвать лишь несколько человек среди известных мне офицеров, имеющих хоть небольшое представление об офицерской чести. Капитан Бауер один из них. Будет жаль, если он погиб в сегодняшнем бою.
Прячась за деревьями, добираюсь, наконец, к краю леса и внимательно осматриваю через половинку бинокля наши прежние позиции. Поле перед ними усеяно трупами и сгоревшей техникой. Солнце уже скрылось, в небе повисла полная луна. Слабая надежда, что полк удержался, исчезает. Из траншей доносятся звуки аккордеона и пение. Иваны празднуют свою победу. В небо взлетают осветительные ракеты, и я хорошо вижу зеленые каски. Странно, но жгучей, испепеляющей ненависти к врагам я не испытываю. Война есть война. Она давно притупила мои ощущения. Вероятно, защитная реакция, чтобы не сойти с ума.
Русские мне настолько хорошо видны, что могу снять любого из них, но делать этого не стану. Выдать себя, а потом бегать от них по лесам? Бессмысленное и опасное занятие. Штайнберг наверняка бы подстрелил парочку. Но потому я еще и жив, что не Штайнберг.
Итак, я нахожусь в русском тылу. Чтобы пройти к своим, придется топать в обход траншей по лесу, а это огромный крюк. Ко всему прочему, мне неизвестно, насколько далеко русские отбросили наши войска. Если они отступили, я найду их быстро. А если в фон Хельце заговорил разум, и он поспешно уводит войска на запад? Вот тогда положение мое действительно незавидное, и придется плутать по этим опасным дебрям черт знает сколько времени.
Лес наверняка кишит патрулями иванов, зачищающих его от не успевших отойти остатков наших войск. Время явно работает не на меня, а потому пора двигаться. Чем скорее догоню своих, тем лучше. Поскольку мы обретаемся в этих краях уже пару месяцев, я неплохо ориентируюсь в округе без карты. Мысленно прокладываю маршрут и, тихо ступая, возвращаюсь в лес.
Глава 9
Несколько раз натыкаюсь на небольшие группы русских солдат, но без труда обхожу их. Однажды все же пришлось затаиться. Иваны двигались в ночи так тихо, что я заметил их в последний момент. Красноармейцы прошли как раз там, где бы через минуту оказался я, не задень случайно кто-то из них ветку. В тусклом лунном свете, пробивающемся сквозь кроны деревьев, мне удалось разглядеть их хмурые, сосредоточенные лица. Это были ветераны, имеющие боевой опыт, поучаствовавшие во множестве сражений, а потому представлявшие серьезную угрозу. Такого противника нельзя недооценивать. Меня они не заметили и проследовали дальше, а я еще несколько минут стоял, вжавшись в ствол дерева и боясь шелохнуться. Однако больше никого не появилось.
Проглотив таблетку первитина и допив из фляги остатки воды, продолжаю путь. Я уже достаточно удалился от опасной близости наших бывших позиций, когда небо заволокли облака, скрыв луну и звезды. Стало совсем темно, не видно ничего на расстоянии вытянутой руки. Можно сверять путь по компасу, но идти вслепую, зная, что вражеские патрули снуют повсюду, крайне неразумно. Возможно, к утру русские успокоятся и пробираться станет легче. Решаю воспользоваться ситуацией и отдохнуть. Зарываюсь в кустах, накрываюсь маскировочной сетью. Вдали иногда постреливают, в ближайших зарослях шуршат мыши. В первый год войны я выматывался так, что мог спокойно спать даже на танке, идущем в бой и стреляющем на ходу. Бывало и такое. Теперь все иначе. Война и профессия научили меня спать чутко и просыпаться в заданное время. Вот и сейчас открываю глаза за час до рассвета.
Я намереваюсь сократить путь и пересечь небольшую речку по перекинутым через нее бревнам, но судьба решает создать мне лишние трудности. Группа из пяти русских солдат поджидает там таких, как я. Они устроили засаду за пригорком на поросшем ивняком берегу, откуда «мостик» хорошо просматривается. Трое спят, закутавшись в шинели, а двое сидят, вяло переговариваясь.
Мне повезло, что вышел именно с этой стороны речушки, оказавшись позади них. Появись я на другом берегу, уже бы плыл по течению кверху брюхом с простреленной башкой.
Светает, и я отчетливо вижу каждого из них. Бодрствующие русские выглядят уставшими, но на небритых лицах читается полная умиротворенность. Задание их явно совсем не тяготит, и, судя по всему, они рады немного расслабиться вдали от линии фронта.
Обдумываю, как поступить. Можно уйти дальше по реке, переправиться вплавь. Но в воде я беззащитен. Переплывать в одежде тяжело, да и бродить потом мокрым желания большого не испытываю, а раздеваться и пересекать реку с водруженным на голову свертком одежды и оружием, или сооружать для скарба плотик из веток, опасно. Что, если в этот момент попадусь на глаза одному из шатающихся по лесу иванов? Голый посреди реки, руки заняты тем, чтобы не замочить вещи! Никакой сноровки не хватит выпутаться из такой говенной ситуации. Точно пристрелят или возьмут в плен. А если действительно умудришься улизнуть? Будешь бегать потом по лесу дни напролет с искусанной мошкарой голой жопой.
Небо за кронами деревьев быстро светлеет, стелется густой туман, трава и листья вокруг влажные от росы. Может, попробовать снять сидящих в засаде Иванов? Завалить сразу пятерых сложно, но при определенной доле везения… У одного из них ППШ с рожковым магазином на тридцать пять патронов, у второго трехлинейная винтовка Мосина. За поясом по две гранаты Ф-1. Возле спящих солдат лежат «трехлинейка» и два ППШ… Забросать их для начала «колотушками»? Шум на весь лес поднимется, а рядом могут быть и другие иваны. Малейшая ошибка, и придется ввязываться в бой, прорываться или бежать. Едва ли получится скрыться здесь, на территории, полностью контролируемой советскими войсками. Прочешут чащу, пустят по пятам собак… Я решил не рисковать.
Отклонение от маршрута выматывает меня. Иду по заболоченному участку, сапоги увязают в вязкой грязи. Лицо сплошь покрыто липкой паутиной, шея и руки чешутся от укусов комаров. Одежда пропиталась влагой, и создается впечатление, что на меня надеты средневековые доспехи, тяжелые и холодные. Сверяюсь с компасом. По моим представлениям, остается пройти еще километров двадцать. Я в глубоком русском тылу, скоро должна показаться дорога, извилистой лентой прорезающая лес. Наверняка иваны активно используют ее, но эту преграду пересечь просто необходимо.
