Лилия Дерябина - Белая лилия, или История девочки в немецком плену
Оголодавшим бывшим пленным, ставшим свободными всего несколько часов назад, требовалось подкрепление. Через час все сидели за столами.
Оказалась занятая лишь четвертая часть столов. Моя мама тяжело вздохнула: «Сколько же погибло человек! Сколько не дожили до победы!» Поняли это и другие и, погрустнев, молча, принялись за еду. Хорошая еда, которой мы не пробовали много лет, исправила настроение и вернула силы.
Многие решили пойти на станцию и привезти еще продуктов. Прихватив с собой инструменты и оружие, в путь двинулась большая толпа, в том числе и дети. Я бежала впереди.
Вдруг я увидела, что за вагонами мелькнули люди в немецкой военной форме. «Немцы!» — закричала я и, дернув маму за руку, отскочила с ней за какую-то будку. Раздались выстрелы.
Люди попадали на землю. Те, у кого было оружие, ответили беспорядочной пальбой. Послышалась немецкая ругань, стоны. Выстрелы из-за вагонов затихли. Прошло несколько минут. Тишина.
Кто-то пробрался к дрезине, прополз между колес и, оглядевшись, крикнул: «Никого нет!» Все поднялись и увидели, что среди нас было двое раненных и один убитый. Их положили на дрезину, потом открыли первый попавшийся вагон, в котором оказались продукты и одежда. Нашли упаковку с нижним бельем, вытащили из нее рубашку и, разорвав на лоскуты, перевязали раненых.
За вагоном послышался стон. В тишине раздался выстрел и быстро оборвавшийся крик. Кто-то из наших полез под вагон. Вернувшись, он сообщил, что немцы оставили своего раненого, и тот застрелился, не желая сдаваться русским.
Двум женщинам поручили отвезти в лагерь дрезину с ранеными и погибшим. Остальные пошли искать другую дрезину и нашли, даже две. Нагрузив их доверху продуктами и одеждой и прихватив еще оружия, поехали в лагерь, устроили обед, который продолжался до вечера.
Мы, дети, растормошили мешки с одеждой и мерили ее на себя. Взрослые тоже присоединились к нам. Только поздно вечером все угомонились и впервые легли спать сытые и довольные.
На другой день мы увидели, что дрезины, которые оставили около лагеря, куда-то исчезли. Поэтому снова пошли к вагонам небольшими группами. Все нары завалены мешками, тюками, в проходах стояли ящики с разными консервами. На третий день к вагонам пошли только единицы, да и те очень быстро вернулись.
Они рассказали, что видели вооруженных немцев, поэтому не стали рисковать. Мужчины на всякий случай вооружились и закрыли все ворота лагеря.
Люди вернулись в бараки и стали разбирать принесенное и брать себе то, что понравилось. Одежду и обувь мерили, продукты пробовали. Все веселились, смеялись и даже танцевали, но быстро устав, крепко уснули.
Ночью слышались выстрелы. Утром мы увидели у ворот лагеря американских солдат, которые рассказали, что ночью вооруженные немцы пытались проникнуть в лагерь.
Как оказалось, солдаты союзных войск каждую ночь охраняли наш лагерь во избежание провокаций со стороны попрятавшихся немецких солдат. На этот раз мы не испугались чернокожих американских солдат. Все пожимали им руки, благодарили за освобождение из немецкого плена.
Днем к нам приехал генерал в сопровождении большого количества солдат. Он оглядел принарядившуюся толпу бывших пленных и сказал, что три дня безвластия кончились. С сегодняшнего дня вводится режим чрезвычайного положения. Создана военная комендатура, которая временно будет управлять городом.
Порядок в нашем лагере и нашу защиту от нападения немцев будут осуществлять американские солдаты во главе с офицером. Мародерство и набеги на железнодорожный узел запрещены. В город можно выходить по пропускам с соблюдением комендантского часа и желательно группами.
Мы так и делали: собирались группами, обязательно один кто-нибудь с оружием. Заходили в маленькие магазинчики, брали, что понравится, и уходили. Хозяева не сопротивлялись — молчали. Однажды увидев немку на велосипеде, один из нашей группы подошел к ней и забрал у нее велосипед. Однако когда он въехал в лагерь на велосипеде, дежуривший у ворот американский солдат сказал, что больше ему пропуск в город не дадут.
Приближался праздник 1 мая. В первый год нашего пребывания в лагере накануне годовщины Октябрьской революции моя мама спросила у соседки по нарам, как здесь отмечают праздники. Та прижала палец к губам и прошептала: «Тише! Здесь за это избивают или расстреливают!»
И люди перестали вспоминать о праздниках. Да и уставали так, что еле добирались до нар. Не до праздников было. А сейчас мы — свободные! Приоделись, подкормились, набрались сил, вот и захотелось праздника.
Несколько человек пошли к американскому офицеру за разрешением. Офицер был сыном белоэмигранта, уехавшего из России после революции в Соединенные Штаты Америки. Звали его Майкл, и он неплохо говорил по-русски.
Он сказал, именно поэтому его и назначили надзирать за лагерем, где находились пленные из Советского Союза. Молодой и веселый, он по-братски общался с нами, его все называли по имени, чаще на русский манер: Миша. Он не обижался и только смеялся. Майклу понравилась наша идея, и он пообещал поговорить со своим начальством. На другой день Майкл сообщил, что праздник будем отмечать на территории лагеря вместе с американскими солдатами, которым тоже нужно отдохнуть от войны.
И началась подготовка к празднику! Американские солдаты навезли продуктов. Наши мужчины «уговорили» немецкого фермера подарить нам одну свинью…
Посреди лагеря устроили вертел, на который водрузили потрошеную свиную тушу. Тут же неподалеку поставили принесенные из столовой столы и соорудили один общий большой стол и скамейки, а нам, детям, устроили отдельный стол. Американцы принесли несколько бутылок вина. Нашим мужчинам этого показалось мало, и они тайком от американцев пробрались на станцию, нашли цистерну со спиртом, налили в бутыли и принесли в лагерь. За столом было весело, все смеялись, разговаривали с американцами на смеси трех языков: русском, немецком, английском, но понятнее был язык жестов.
К сожалению, праздник закончился трагически: многим стало плохо. Одних тошнило, другие падали и не могли подняться. Кто-то из американцев вызвал скорую помощь. Приехала бригада врачей. Увидев такое большое количество пострадавших, они вызвали подмогу. Машины одна за другой увозили пострадавших.
Выяснилось, что спирт был отравлен мышьяком. Меньше всего пострадали американцы: они были молодые, здоровые и сытые, им промыли желудки, и через несколько дней они уже были в строю. Советские пленные пострадали сильнее. Изнуренный тяжелым трудом и истощенный длительным недоеданием, их организм трудно поддавался лечению. Несколько человек умерли, у других отнялись ноги, испортилось зрение. Было так обидно: пережить все невзгоды плена и пострадать после освобождения!
Через несколько дней в лагерь приехал какой-то большой военный начальник и объявил, что советское командование требует возврата бывших пленных из Советского Союза. Однако он вынужден нас предупредить, что всех нас ждет ссылка в Сибирь. Поэтому нам дается время подумать о своей дальнейшей судьбе. Тем, кто решит остаться, будет предоставлено право выбора страны для местожительства. Тех, кто надумает вернуться на родину, будут переданы советскому командованию.
Большинство бывших пленных пожелали вернуться. Они не верили разговорам о Сибири, они рвались на родину, домой, к своим родным и близким.
И вот желающих вернуться в Советский Союз погрузили в большие крытые американские автомобили «студебеккер» и повезли на восток к реке Эльба, в Берлин.
Днем мы питались сухим пайком, а вечером приезжала походная кухня, и нам давали горячий ужин. На ночь колонна автомашин, охраняемая солдатами союзных войск, останавливалась в каком-нибудь маленьком городке.
После мрачных бараков, жестких нар и драных, вонючих одеял, немецкие спальни казались нам раем: чистые комнаты и мягкие, приятно пахнущие постели. Всё это было для нас небывалой роскошью.
Мы с братом залезали на чердаки, где находили несметные богатства: поломанные игрушки, о которых за годы плена я совершенно забыла, а брат совсем их не знал; открытки невиданной красоты. Все это мы тащили вниз и радостно показывали маме.
Через несколько дней мы подъехали к Эльбе. Красивый старый мост был разрушен при наступлении советских войск на Берлин, и через реку построили временный. Он весь шатался, между досками зияли большие щели. Посередине моста проходила демаркационная полоса, разделяющая зоны союзных и советских войск. Все вышли из машин и стали вытаскивать свои вещи. Мама надела на спину мешок с детской одеждой, сама взяла два чемодана, остальное оставила на берегу. Она решила сначала перевести нас через мост, оставить на том берегу и вернуться за остальными вещами.
Мы перешли демаркационную линию и ступили на противоположный берег. Мама оставила нас с вещами и повернула к мосту. Дорогу ей преградил советский офицер: «Вы перешли границу, находитесь на контролируемой советскими войсками земле и возвращаться на чужую землю нельзя». Мама расплакалась: «Там остались наши вещи, главное — теплая одежда и обувь. Ведь мы едем в Россию, где холодные зимы, мы не знаем, куда приедем, где будем жить». Офицер только пожал плечами.
