Георгий Шолохов-Синявский - Волгины
Юрий встревоженно смотрел на нее, изумленный необычной интонацией ее голоса. А Таня, все более разгорячаясь и сверкая глазами, продолжала:
— Я хочу сказать, что любовь должна быть таким сильным чувством, ради которого не страшно пойти на самую лютую смерть. Вот как Джордано Бруно ради науки, когда его сжигали на костре… Вы понимаете?
— Понимаю, — ответил спокойно Юрий. — Я постараюсь так любить тебя, Таня. Но, кажется, такой любви в жизни не бывает.
— Почему не бывает? Она должна быть, — со страстной убежденностью вскрикнула Таня. — Разве в наше время люди недостойны такой любви?
— Вполне достойны, — нерешительно согласился Юрий.
Слова Тани смутили его своей силой, и на лице его отражалось тщетное желание понять всю глубину ее требований к нему. Он попрежнему недоуменно смотрел на девушку. Сплетя руки, они медленно побрели к дому председателя.
— Значит, я могу надеяться? — так же спокойно и деловито спросил Юрий. — Я, конечно, не настаиваю, чтобы мы сейчас же поженились. Тебе нужно закончить институт, хотя это не помешает. Но если ты не захочешь, я буду ждать до конца курса. Итак, я завтра же скажу твоим родным. Хорошо?
Таня отстранилась, сказала строго:
— Я хочу подумать. Ведь все это произошло так неожиданно. Я хочу, чтобы все это было после окончания курса…
Юрий молча дул на ее пальцы, изредка целуя их.
Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, как вдруг в десяти шагах от них возникла фигура Петра Ефимовича. Они не успели нырнуть в калитку, стояли растерянные, онемевшие от неожиданности.
Петр Ефимович, сутулясь, подошел к Тане, долго, пристально всматривался в ее лицо.
— Вот ты какая егоза, — сказал он с изумлением, но спокойно. — Ну, хорошо! Лыж у тебя завтра не отберу, но в следующий раз постараюсь включить тебя в лыжный пробег по пересеченной местности на пятьдесят километров. Тогда, надеюсь, ты устанешь. А сейчас — спать. Живо!
10На другой день после возвращения с лыжного пробега Таня вернулась домой из института поздно вечером. До угла улицы ее провожал Юрий.
Сняв в прихожей обсыпанную снежной пылью шубку, она, бодро стуча каблуками, вошла в горницу.
Прохор Матвеевич и Александра Михайловна сидели за полом и пили чай. Таня бросила на диван набитый книгами портфель, подошла к небольшому зеркалу, поправила задорно поднявшиеся надо лбом волосы. Она увидела свои блестящие глаза, яркий румянец и испугалась.
Ей казалось, что уже все знают о ее объяснении с Юрием. Она боялась взглянуть на отца и мать и, стараясь дышать ровнее, делала вид, что занята своими волосами.
«Неужели я так и скажу маме: „Юрий — мой жених“?»— в величайшем смятении думала Таня.
— Ты где так задержалась нынче? — спросила Александра Михайловна, наливая чай.
— Сегодня у нас была добавочная лекция, — солгала Таня и зарделась до самых ушей.
Чтобы не вызвать подозрений, она села к столу, придвинула к себе стакан.
Мать пристально посмотрела на нее.
— Ты что так раскраснелась? У тебя не жар?
— Жар? Откуда? Там такой жуткий мороз, мама, что я еле добежала, думала, окоченею, — поспешила ответить Таня.
Прохор Матвеевич усмехнулся.
— Что-то я никогда не видел таких окоченелых, как ты. Цветешь, дочка, что маков цвет.
— И выдумают же, — фыркнула Таня и, не допив чая, убежала в свою комнату. Там она снова увидела себя в зеркале; прижав к горячим щекам ладони, долго всматривалась в свое лицо. Оно казалось ей незнакомым. На нее глядела из зеркальной дверцы шкафа другая, неизвестная девушка, с жадно раскрытыми губами и тревожно-смущенным взглядом.
— Юра… Юра… — раздельно и внятно прошептала она, с новым для себя волнением вслушиваясь в звучание до этого чужого ей имени.
Она представила себе, как Юрий стоял на коленях у ее ног и застегивал ремешки на лыжах, как смотрел на нее и снежинки оседали на его растрепанных волосах; вспомнила лунную морозную ночь в станице и как они шли, затаив дыхание…
«Да что же это такое в самом деле? Как я скажу об этом матери? — спрашивала она себя и всматривалась в свое отражение, а губы шептали сами собой: — Юра… Юра… Если все это правда… Если все это правда, что ты любишь меня… А как же мечты? Институт?.. То особенное, чего мне хочется достигнуть?.. Ведь это замуж… Он предлагает мне выйти за него замуж. Ну, какой же он смешной! Вот рассказать бы Тамаре. И будем же мы хохотать с ней завтра. Нет, нет… И совсем об этом не нужно рассказывать. И ничего тут нет смешного. Юра… Юрий… Только зачем же замуж? Мы будем и так настоящими друзьями до конца жизни. Как это хорошо быть друзьями. Учиться, работать… Но как же все-таки я скажу маме?».
Таня села в кресло, взяла куклу и, оправляя на ней платье и смятые ленты, сказала тихо и жалобно:
— Вот какие дела, Муся. Ну, что ты на это скажешь?
Стеклянные глаза куклы неподвижно, без всякого выражения смотрели на Таню, отражая электрический свет.
— Глупая, ничего ты не понимаешь, — вздохнула Таня и бросила куклу в кресло.
Она наконец решилась и пошла к матери. Выражение ее лица было столь необычным, что Александра Михайловна встретила ее тревожным вопросом:
— Что случилось? Ты захворала?
— Нет, мама, я здорова, но мне надо с тобой поговорить. И так, чтобы никто не слышал. Потом можешь сказать папе.
Таня плотно прикрыла дверь спальни, повернула ключ. Теперь у нее был таинственный вид, губы подергивались в усмешке.
— Теперь слушай, мама… — сказала она, садясь на постель.
— Говори же, — вся холодея, вздохнула мать.
Таня обняла ее за шею, стараясь придать голосу наиболее спокойное и беспечное звучание, сообщила:
— Мама, я выхожу замуж.
— Что? Что такое?
— Я выхожу замуж. Вы-хо-жу за-муж, — по складам повторила Таня.
— Погоди, погоди… Что ты мелешь? За кого замуж? Отчего? Ты не бредишь? — оторопело забормотала мать.
— Ах, мама! Какой же это бред? Я тебе все толково-расскажу, по порядку. И ты все поймешь. Ведь я не маленькая.
— Говори, говори, пожалуйста… — болезненно слабым голосом торопила Александра Михайловна. — Доконай уж мать до конца.
Заговорщицки понизив голос, Таня рассказала матери то, о чем, как ей казалось недавно, она никому не могла рассказать.
— Нет, милая, ты определенно нездорова, — нахмурив брови, проговорила Александра Михайловна, когда Таня закончила свой торопливый, не совсем связный рассказ.
Ни одна мать на свете не может равнодушно выслушать подобное известие, и самая добрая и любящая из матерей не в состоянии подавить хотя бы мимолетной неприязни к человеку, готовящемуся стать мужем любимой дочери.
— Уж больно скоро это у вас получилось. На Новый год познакомились, а через три недели уже и свадьба.
— Не через три недели, — нетерпеливо перебила Таня. — Мы же не сейчас будем жениться. Я только буду его невестой. А поженимся мы потом, когда я закончу институт.
— Где уж там… — махнула рукой Александра Михайловна. — Раз это уже началось, какой уж тут институт!
Ластясь к матери, Таня виновато заглядывала ей в глаза.
— Не сердись, мама. Вот, ей-богу, я буду учиться. А Юрий и вправду меня любит.
— Откуда ты это знаешь? Ты-то разве понимаешь, что такое любовь? Разлил он перед тобой патоку, а ты и раскисла. Эх, дитя мое несмышленое. Ты хоть скажи: положительный он или из тех, что по разу в год женятся?
— Мама, как это пошло! — обиженно воскликнула Таня и на глазах ее выступили слезы. — Никогда не говори об этом…
Александра Михайловна вздохнула:
— Ну и преподнесла ты мне сюрприз.
Первое волнение улеглось, и мать с дочерью погрузились: в раздумье. Ничем не нарушаемая тишина держала их точно в оцепенении.
— И отцу надо сказать, — грустно промолвила Александра Михайловна.
— Юрий завтра придет к нам, мама, — сказала Таня. — Он должен поговорить с тобой и папой.
— Эх, если бы он оказался хорошим человеком.
— Он хороший, мама. Очень хороший, умный…
— А как же институт? — вздыхала Александра Михайловна. — Подумай, доченька. Ведь от этого будет зависеть вся твоя жизнь. Не торопись. Приглядись. Пусть он походит к нам. И мы хорошенько узнаем его. Твой отец три года за мной ухаживал. Я заглаза знала, о чем он думает.
— Раньше, мама, и так бывало: приезжали, сватали, а через три дня свадьба, — возразила Таня. — Невеста до этого своего жениха и в глаза не видывала.
— Ладно уж. Ты все знаешь, — отмахнулась Александра Михайловна.
…На другой день вечером пришел Юрий, и Александра Михайловна и Прохор Матвеевич дали согласие выдать за него Таню. Было решено сыграть свадьбу после окончания третьего курса, в конце июня.
11Однажды, придя поздно вечером из театра, Виктор обнаружил на своем столике письмо и с сильно забившимся сердцем, точно увидел самого близкого друга, разорвал конверт, стал нетерпеливо читать написанные знакомым почерком строки.
