Георгий Шолохов-Синявский - Волгины
Ровный наст стал перемежаться косыми, пологими сугробами. Несколько раз Таню подбрасывало, словно на качелях, но она крепко держалась на лыжах, летела птицей, подогнув колени и подавшись туловищем вперед.
Позади послышался легкий шелестящий звук, чье-то дыхание: кто-то настигал ее.
«Если бы это был он!» — подумала она, но не оглянулась. Взор ее был устремлен вперед, на плоское дно балки, по которому тонкой ниткой вился обтаявший теплый ручей, на стремительно несущиеся навстречу черные, словно обугленные кусты терна.
«Надо затормозить… Э, да все равно!» — подумала Таня и нажала влево, чтобы обогнуть куст. И вдруг перед ее главами распахнулась затянутая голубой тенью пустота, и жуткое и в то же время сладкое чувство, какое бывает при падении качелей вниз, сжало ее сердце…
Резкий толчок подбросил ее, как мяч, затем ноги с лыжами снова куда-то провалились, снежный вихрь окутал ее, и она покатилась вниз вместе с рыхлыми комьями сыпучего шелестящего снега…
Она не сопротивлялась падению, не чувствовала боли и тяжести лыж и, как только остановилась в беспорядочном кувыркании, тотчас же сделала усилие, чтобы встать, и не смогла. Глубокий снег обнимал ее онемевшие ноги холодной покойной тяжестью, она барахталась в нем, увязая все глубже.
Наконец она разлепила запорошенные снегом глаза, увидела терновый куст, потянулась к нему рукой и захохотала. И в ту же минуту над ней склонилось испуганное, бледное лицо Юрия.
— Вы не ушиблись? — тяжело дыша, спросил он. — Давайте руки!
— Не трогайте меня: я сама, — отфыркиваясь, ответила Таня.
Но он уже схватил ее подмышки, потянул из сугроба. Она не сопротивлялась. Двое лыжников стояли на краю обрыва и что-то кричали, размахивая руками. В одном из них Таня узнала Виктора.
— Цела? — крикнул Виктор и прыгнул вниз.
— Цела! Даже лыжи целы! — ответил Юрий, и в голосе его Таня услышала радость. — Не ходите сюда, увязнете. Я ее сам вытащу. Скажите же, как ваши ноги? — спросил он, близко наклоняясь к Тане и тревожно заглядывая ей в глаза. — Ох, и достанется же вам от Петра Ефимыча!
— А кто такой Петр Ефимыч?
— Командир нашей колонны.
Юрий отстегнул от Таниных ног чудом уцелевшие лыжи, ловким взмахом выбросил их наверх. Потом он легко поднял Таню и понес. Она невольно ухватилась за его твердую шею и совсем близко увидела его покрасневшее лицо. Мелкие капельки растаявшего снега блестели на подбородке Юрия.
— Пустите же, — сердито прошептала Таня, пытаясь стать на ноги. — Пустите. Я совсем не ушиблась.
Но Юрий крепко прижал ее к себе, покачиваясь, увязая по пояс в снегу. Левая рука его сжимала ее ноги у коленей, правая лежала подмышкой, касаясь груди. Таня ощутила новое, еще не испытанное, смешанное со страхом, пронизывающее чувство и закрыла глаза.
Не выпуская ноши, Юрий закинул ногу, словно на высокую ступеньку крутой лестницы, и крикнул Виктору:
— Дайте руку! — и когда тот протянул руку, качнулся вперед, поймал ее, вскарабкался на сугроб. — Все в порядке. Получайте вашу сестру.
Таня стояла на гребне гулкого, как мост, покрытого твердой коркой сугроба, отряхиваясь от снега.
— Главное — ноги… Ноги целы? — помогая сестре, запыхавшись, спрашивал Виктор.
— Как видишь, стою, — ответила Таня и засмеялась.
— Безобразие! — гневно крикнул Виктор. — Что выдумала!..
— Где мои лыжи? — спросила Таня.
— Твои лыжи и все остальное в порядке, а с тобой будет особый разговор! — с возмущением сказал Виктор. — У нас, в армии, за такие фортели под арест сажают.
— Ну и сажай. Тоже мне — командир! — фыркнула Таня. — Если бы вы видели, как я летела, — тоном, которым рассказывают о подвиге, говорила она. — Это был первый прыжок в моей жизни.
— Дурацкий прыжок! — негодующе заключил Виктор.
Юрий укоризненно смотрел на Таню.
— Витенька, не сердись. Ну, пожалуйста… — ласкалась она к брату, попрежнему весело и озорно блестя глазами.
Виктор дернул ее за выбившийся из-под шапочки русый вихор.
— Эх, глупая. Свернула бы шею… Теперь живо! Нужно догонять колонну.
Таня нахмурилась. Чувствуя легкую, тупую боль в левой коленке, стараясь не прихрамывать, она подошла к краю обрыва, заглянула вниз. Сердце ее захолонуло от двадцатиметровой высоты. Теперь было видно: ее падение задержал куст терна, черневший у самого края каменного, величиной в трехэтажный дом выступа. Если бы не куст, она полетела бы на дно оврага, и кто знает, чем бы это могло кончиться.
— Скажи спасибо, что здесь много снегу, — сказал Виктор. — Ты можешь идти?
— Ты же видишь, я нисколько не ушиблась.
«Он прыгнул за мной в эту пропасть», — с гордостью и восхищением подумала Таня и, все еще полная ощущением сильных рук Юрия и затаенной радостью, оглянулась. Лыжный отряд спускался в балку правее, на расстоянии полукилометра.
Виктор скомандовал:
— А теперь за мной! Марш!
Делая саженные броски, он заскользил вдоль обрыва. Таня двинулась за ним, чуть поотстав.
С ней поровнялся Юрий.
— Я вас забыла поблагодарить, — проговорила Таня, скосив на него озорной взгляд.
— Я очень испугался за вас. Ведь тут немудрено сломать ноги. Я давно знаю этот овраг… Я же вам кричал… — словно оправдываясь, сказал он.
— Я не слышала, — не умеряя шага, ответила Таня.
— Вы прыгали когда-нибудь на лыжах? — спросил Юрий.
— Никогда в жизни.
— Не понимаю. Зачем же рисковать?
— Я не люблю ходить тихо на лыжах и коньках. Мне надоели эти интервалы… Терпеть не могу, — тряхнув головой, покривила губы Таня. — Кроме того, вы меня обидели…
— Я вас обидел? — испуганно спросил Юрий и, как бы потеряв равновесие, подался туловищем назад.
— Да, обидели… Сегодня утром… Вы даже не поздоровались со мной…
— Танюша, извините. Я опоздал и прибежал в самую последнюю минуту. Но если бы вы знали…
— Скорей вы там! — обернулся бежавший впереди Виктор. — Иначе мы не догоним. Таня, не отвлекайся разговорами.
Таня повернула к Юрию раскрасневшееся, со снежными пылинками на ресницах и на растрепавшихся кудрях лицо.
— Что — если бы я знала? Что?
В это время левая ее лыжа вывернулась: расстегнулся ремешок. Она остановилась, сняла рукавичку и, взяв ее в зубы, наклонилась.
— Разрешите мне, — предложил Юрий и стал на колени у ног Тани.
— Что там у вас опять случилось? — крикнул, оборачиваясь, Виктор и погрозил сестре: — Эй, Танюха, будет тебе нахлобучка. Ты срываешь пробег. Юрий, пожалуйста, смотрите за ней. Я побегу.
Виктор помчался с горы наперерез колонне, которая уже выходила на противоположный склон балки, приближаясь к опушке рощи.
Склонившись над Таниной лыжей, Юрий возился с ремешком. Таня опиралась рукой на его плечо.
— Говорите же, что — если бы я знала… — сказала она притворно безучастным голосом.
Не снимая с башмака Тани покрасневших от холода рук, Юрий поднял голову. Таня увидела его светлые, пугающе прозрачные глаза, жадно, требовательно и вместе с тем робко смотревшие на нее, увидела коричневую родинку на его правой щеке, придававшую лицу мальчишеское выражение…
— Вы думаете, мне нужен этот пробег? — заговорил он. — Я очень редко теперь хожу на лыжах… Я из-за вас… Чтобы побыть с вами… и сказать вам что-то важное… самое важное…
— Да говорите же! — капризно прикрикнула Таня.
Смех снова начинал щекотать ее горло.
— Скажу… Сегодня же скажу… Только не здесь… — глухо сказал Юрий и, застегнув ремешок, все еще не вставая с колен, неотрывно смотрел на Таню снизу вверх.
— А сейчас разве нельзя? — глаза Тани лукаво сощурились.
— Сейчас не могу. Повторяю: это очень важно.
— Вы застегнули там или нет? — недовольно спросила Таня. — Надо хорошенько, а то опять отстегнется.
— Кажется, теперь надежно, — вздохнул Юрий. Он сделал движение, чтобы встать, и вдруг, обхватив ее ноги, прижался к ним щекой.
— Вы — что? С ума сошли? — гневно прошептала Таня. — Встаньте…
Она оттолкнула его и побежала.
— Скорей! Они уже далеко! — звонко крикнула Таня и еще сильнее, уже не чувствуя боли в ушибленной ноге, нажала на лыжи.
Они помчались под гору, с гиком обгоняя друг друга.
9По-зимнему рано вечерело, когда лыжный отряд пришел в станицу — конечный пункт перехода. Усталые лыжники медленно втягивались в широкую и прямую станичную улицу. У Тани не ладилось с левой лыжей, и ей приходилось не раз останавливаться, крепить ослабшие ремешки и снова догонять растянувшуюся цепь.
Два раза на привалах к ней подходил Юрий, но она разговаривала с ним сухо, и Юрий напрасно ловил ее странно-отчужденный, ускользающий взгляд. Очередь томиться беспокойством теперь перешла к нему.
Солнце уже заходило, дрожащими огнями отражаясь в окнах разноцветных станичных домиков. К вечеру опять начало подмораживать, но несмотря на это, в неподвижном воздухе чувствовалась какая-то особенная почти неуловимая теплота, словно не январь был, а конец февраля.
