Мик Фаррен - Джим Моррисон после смерти
– Многие лидеры и правители пытались спастись среди женщин. Английский король Карл II, Красавчик принц Чарли, Джефф Дэвис после Гражданской войны.
– Да ведь он же знает, что ему не спастись.
Но кое в чём Сэмпл ошиблась. Может быть, пышная Нефрина грудь была тут и ни при чём, но как только Анубис схватил визжащую девицу, Годзиро замер, словно в нерешительности. Он мог бы прихлопнуть Анубиса и всех его женщин одним шлепком, но почему-то медлил. Стены купола заискрились, отражая напряжённый мыслительный процесс в мозгу у гигантского ящера. Сэмпл даже подумала, может Большому Зелёному тоже противно на это смотреть – как здоровый и крепкий мужик прячется среди слабых женщин? Годзиро как-то не производил впечатление существа, способного на подобные тонкости, – и однако же он не пошёл сокрушать всех и вся, а стоял и пытался придумать, что делать дальше. Сэмпл тоже слегка растерялась. Она не испытывала никакой неприязни и злобы к этим женщинам. Когда она увидела их на крыше, подумала про себя: им уготована та же судьба, что и всем остальным невинным жертвам в разрушенном Некрополисе – печально, конечно, но таковы «издержки производства». Но теперь, когда на Большого Зелёного нашёл неожиданный приступ рыцарства, она уж и не знала, что думать.
– Такое с ним раньше бывало?
Иисус покачал головой:
– Ни разу. Что-то с ним странное происходит. Раньше он никогда не смотрел, кто перед ним: женщины, дети, мужчины.
А дальше всё было ещё страньше. Годзиро вытянул руку и указал пальцем на Анубиса. Жест был самый что ни на есть простой, но на Анубиса он произвёл убийственное впечатление. Он замер с отвисшей челюстью, а потом оттолкнул от себя Нефру и подбежал к краю крыши. Годзиро продолжал указывать на него пальцем. На самом краю Анубис нерешительно остановился, пытаясь сообразить, что ему делать: сигануть вниз самому или всё-таки подождать, пока его не прихлопнет Большой Зелёный. У Сэмпл на этот счёт не было ни малейших сомнений.
– Давай, урод, прыгай! Чего ждёшь?! Прояви хоть чуть-чуть достоинства.
Но Анубис не прыгнул. Он явно был не из тех, кто стремится любой ценой сохранить лицо. Нет, он до последнего будет цепляться за жизнь. Даже когда уже ясно, что спастись не удастся. У Годзиро, похоже, были свои мысли, что надо делать с такими презренными, жалкими существами, как этот Анубис. Король Ящеров сложил губы в трубочку и тихонечко дунул. Но и этого было вполне достаточно. Анубис вспыхнул, как факел, пошатнулся, сорвался с края и полетел вниз. Он упал прямо на стальной штырь развороченной арматуры. Горящее тело в последний раз дёрнулось, словно насаженное на иглу насекомое, и растворилось облаком дыма, так что не осталось вообще ничего. Сэмпл пару секунд молчала.
– Надо думать, на этом все.
Мистер Томас задал очевидный вопрос:
– И как ощущения?
Сэмпл ответила не сразу, так что Иисус тоже вклинился в разговор:
– Это божественное ощущение – когда исполняется месть.
– Я бы так не сказала.
– В смысле?
– Если честно, я ждала большего.
– Ты хотела, чтобы он больше страдал? Но он долго падал и при этом горел. Это больно.
Сэмпл нахмурилась:
– Нет, дело не в этом. Просто всё произошло – а я думаю, это конец – как-то странно. Как будто чего-то не хватает.
Мистер Томас надменно хмыкнул:
– Есть люди, которым вообще ничем не угодишь…
Сэмпл взбрыкнула:
– Я же не говорю, что не довольна…
– Также я смею заметить, что это ещё не конец. Женщины ещё там. Ты же раньше была вместе с ними, вы вроде как сослуживицы.
– И что, ты думаешь, он с ними сделает?
– Насколько я понимаю, он сейчас как раз решает, что с ними делать.
Сэмпл взглянула на боковой экран. Годзиро просто стоял и смотрел на перепуганных дрожащих женщин. Она пожала плечами:
– Не хотелось бы мне сейчас оказаться на их месте.
Иисус удивлённо приподнял бровь:
– А тебе разве не всё равно?
– Они сейчас перепуганы до смерти.
– Так тебе все равно или нет?
Сэмпл рассерженно обернулась к Иисусу:
– Я не знаю. Я же тут, в безопасности, так что вопрос чисто гипотетический, верно?
Годзиро медленно развернулся и пошёл прочь. Женщины из гарема, сбившиеся до этого в тесную кучку, начали разбредаться по крыше с потерянным видом – будто не в силах поверить в своё неожиданное спасение. Однако шагов через шесть Годзиро остановился и обернулся назад. Женщины разом застыли на месте.
– Так что, он всё-таки их убьёт?
Похоже, Большой Зелёный тоже об этом подумал. Во всяком случае, если судить по искрящимся огонькам, что пробежали по стенам купола, какая-то мысль у него промелькнула. Но потом он опять отвернулся от крыши и пошёл прочь.
– Он не стал трогать женщин.
– Наверное, все ещё пребывает в этом своём новом режиме «рыцарь в сияющих доспехах».
– Ага. Куда же он теперь?
Если судить по картинке на центральном экране, взгляд Годзиро был устремлён вдаль, за пределы города – на кроваво-красный закат над пустыней.
Мистер Томас встревожился:
– А это ещё что за хрень?!
Иисус развёл руками:
– И не смотри на меня. Я тут ни при чём. Тем более что эти цвета – результат загрязнения воздуха. Может быть, это всё из-за пыли, которую поднял Большой Зелёный, когда крушил город.
Мистер Томас разволновался ещё сильнее:
– Есть у меня нехорошее подозрение, что он сам сотворил этот закат.
Иисус пожал плечами:
– Он всегда малость странный, после того как разрушит город.
– Но раньше он никогда не творил закатов.
– Мы с тобой всегда знали о его предрасположенности к некоторой театральности.
Мистер Томас не унимался:
– Думаю, он сотворил закат, чтобы в него уйти.
– Может, ему захотелось произвести впечатление на женщин на крыше. И что в этом страшного?
– А то, что если Большой Зелёный уйдёт в закат, он скорее всего направится прямиком на полюс, где вечные льды.
Иисус побелел:
– Скажи, что ты шутишь.
Теперь, когда мистер Томас разнервничался, его валлийский акцент проявился ещё сильнее.
– Я не шучу. Думаешь, почему я такой весь встревоженный?!
– Может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит? – вклинилась в разговор Сэмпл. – Зачем Годзиро идти на полюс?
– Если Годзиро идёт на полюс, это значит, что он собирается залечь в спячку. Лет так на пару тысяч. Лично для нас это значит полный абзац.
– А я и не знала, что в Посмертии есть полюса.
– Может, и нет никаких полюсов. Но он сотворит для себя свой личный.
– И тогда нам пиздец.
Сэмпл озадаченно нахмурилась:
– Ничего не понимаю. Почему нам пиздец?
– Если он заляжет, мы здесь застрянем на пару тысяч лет, если не больше. Без электричества, тепла и света. Без телевизора. Мы тут с ума сойдём.
Сэмпл посмотрела на Иисуса и мистера Томаса как на законченных идиотов:
– Но это же бред. Нас здесь трое. Мы что, не сумеем все вместе создать энергию, чтобы телепортироваться?
Иисус с мистером Томасом переглянулись.
– Ты ей объяснишь, или мне самому?
– Я уже пытался ей объяснять.
– Мы не сможем отсюда выйти.
– Почему?
Иисус нервно заёрзал и отложил пульт. Годзиро целенаправленной рысью трусил в направлении заката.
– Из-за перехода между опухолью и глазом. Помнишь, как ты сюда вошла?
Сэмпл кивнула:
– Конечно, помню. Я не страдаю склерозом.
– Чтобы выйти отсюда, нам надо переключиться в анимационный режим.
– Мистер Томас мне это уже говорил.
– Так вот, мы не сможем переключиться. Оборудование сломалось, и его уже не починишь.
Сэмпл повернулась к козлу:
– Ты не говорил про какое-то там оборудование. Ты сказал, что он забыл, как это делается.
– Я так сказал, потому что так проще. Чтоб не вдаваться в подробности.
Иисус поднял бровь:
– И ещё, думаю, чтобы выставить меня идиотом. Он это любит.
– Но мы точно не сможем отсюда выйти?
– Точно не сможем.
Сэмпл надолго задумалась:
– Может быть, Эйми, моя сестра, и её монашки сумеют нас вытащить.
Мистер Томас с сомнением взглянул на неё:
– Думаешь, они смогут?
– Думаю, да.
– Как?
– Вы знаете трюк с золотым телефоном?
ГЛАВА 8.
Мы кружились, кружились, кружились…
Золотой телефон материализовался на перилах террасы, как раз рядом с дохлой мультяшной птичкой. Ровно пятнадцать секунд он просто стоял – ничего не делал, а на шестнадцатой начал звонить. Эйми опешила от удивления, так что даже не сразу взяла трубку. И лишь на четвёртом звонке она более-менее пришла в себя, сняла трубку и насторожённо поднесла её к уху, будто опасаясь подвоха.
– Алло.
Её Небеса рушились и деградировали на глазах. Небо было теперь перманентно серым с лёгким синюшным оттенком. Лужайки, когда-то сочные и зелёные, высохли и пожухли. Деревья, сбросив листья, стояли голыми. Вода в озере сделалась грязной и маслянистой, и дохлые рыбины уныло плавали кверху брюхом среди зеленоватой пены. Стены зданий покрылись глубокими трещинами, стекла в окнах таинственным образом сами бились. Странные и зловещие ветры дули с гор, что за озером. Над горами клубился дым – чёрный дым от невидимых, но непрестанных пожаров на той стороне. И в довершение ко всем радостям, воздушные феи, танцевавшие у храма на мысе Максфилда Перриша, теперь только и делали, что глушили стаканами водку, закусывая амфетаминами и квалюдами, и предавались разнузданному разврату лесбийского свойства.
