Мария Чепурина - Гечевара
Тем не менее, – так решил Алёша, – если он опять увидит эту пару, срочно позвонит «02». Сейчас звонить нет смысла: лиц он всё равно не нарисует, да и вряд ли к его заявлению серьёзно отнесутся…
Он опять взглянул на шифр.
Откуда эти числа?
Ну да, точно! Была ключевая фраза, получатель знает её, числа – это номера букв в данной фразе!
Лёша попытался воссоздать ключ.
Получилось вот что:
СНИКЕР?ПОЛ?????Х?В?Ь???????ЯД…
«Сникерс – яд», – прочёл Алёша. Ха-ха… Но в начале точно «Сникерс»! «Сникерс пол… половник, половица, полтергейст, пол, полный…».
Господи!!!
Да ведь… теперь же всё понятно!.. Как удачно, что когда-то Лёша тоже был жертвой рекламы. Он бы не расшифровал иначе эту фразу: «Сникерс полон орехов съел и порядок».
Вместо твёрдого знака шёл мягкий. Видимо, чеченец был неграмотен. А, может, для удобства Ь и Ъ считали за одно. Но с секретной фразой открывалось сразу всё! Во-первых, почему «Б», «М», «Ч», «Т» были не зашифрованы. Их просто не имелось в ключевой фразе!
Ну, а во-вторых…
Такой код не мог быть случайным. Выбрать ключевой фразой строку из книги, поговорку, стих, молитву – всё бы ничего… Но рекламный слоган! Нет, Алёшино чутьё нонконформиста говорило: «Это неспроста!».
Кто, кто же мог додуматься до этого?
Безумцы?
Или…
Те, кто производят «Сникерсы»!
В мозгу Двуколкина мгновенно всё сложилось в стройную систему. Двое из «Мак-Пинка» – просто пешки. Их, скорей всего, купили. Исполнители! За нитки дёргает шеф корпорации, не сам – так приближённые. Буржуи не гнушаются… Наверное, разборка с конкурентами. А может, что похуже?.. Журналист раскрыл секрет того, что поедание «Сникерсов» влечёт проблемы с мозгом… И его хотят убить! Или, там, к примеру, депутата, поддержавшего запрет рекламы шоколадок… Впрочем, антиглобалистам депутаты побоку. Но «Сникерс» им не побоку, его Алёша ненавидит!
Ради барышей акулы могут истреблять не только журналюг, но и грудных младенцев!
Лёша понял: перед ним подобный случай.
7.
Аркадий пришёл мрачный, очень поздно, явно не желая разговаривать. Алёша думал поделиться новостями, но товарищ явно был не в духе: видно от недосыпания. Ха, Двуколкин был не прочь так недоспать! Он опасался, что сосед вдруг спросит о ночных делах, поймёт, что Алексей всё слышал, – будет неудобно. Так, пришлось ретироваться на кровать и спрятаться за книгой о Колумбии.
В воскресенье Алексей проснулся поздно. Друг опять уже куда-то умотал, за стенкой справа завывала группа «Сопли», слева – кто-то драл гитару (блин, с утра пораньше!) и кричал («пел»), что, мол, он – раненый рыцарь, распростёртый посреди ирландской пустоши. Алёша с радостью подумал, что сегодня выходной и в институте, и в «Мак-Пинке». Но Аркашки с Витькой не было, и парень заскучал. Умылся, съел чего-то, почитал немного про Колумбию и, наконец, решил зайти в шестьсот четвёртую: к Артёму с Серым.
Здесь было свободней, чем у них, в пятьсот тринадцатой. Светлее, чище и богаче, если можно так сказать: без ржавых труб и дыр в обоях. Был ноутбук. За ним сидел Артемий. Рядом, по правую руку от него, стояла чашка кофе с молоком и миска с аппетитными грибочками, уже почти доеденными. Слева, ближе к двери, громоздились три романа: «Трах!», «Отсос» и «Порно». Алексей поймал себя на мысли: «Интересно, они контркультурны одинаково или каждая – по-своему?»
– Вчера купил, – сказал Артём после приветствия. – Пока что не читал. Начну сегодня. Ты входи, входи!
– А много ты читаешь, – похвалил Двуколкин. – Мне за месяц столько не осилить. И за два…
Артём как будто был польщён, но промолчал. Он набирал какой-то текст и, судя по всему, с большим азартом.
– Не мешаю? – спросил Лёша.
Ему так хотелось поделиться… Рассказать про шифр, бандитов, попросить совета друга.
– Нет, – сказал Артём.
И повернулся:
– Знаешь… Раз уж ты пришёл… Чёрт, стыдно… Погляди, а?
– Что поглядеть? – недопонял Лёша.
– Да роман мой…
– Ты романы пишешь?
– Как сказать, – Артемий гордо улыбнулся. – Ну, пишу, да. Это первый.
– А про что? – спросил Алёша.
Сразу понял свою глупость. Про что мог писать Артём? Конечно, о пороках общества, прогнившем мире, жирных потребителях и тех, кто выбрал свой, альтернативный, образ жизни.
Алексей, смущаясь, подошёл к компу и из-за авторской спины прочёл абзац:
«Я кое-как дополз до дома. Свой подъезд узнал по запаху: здесь, блин, всегда несло дерьмом. Лифт не работал. Я пошёл пешком, вернее, пополз: после бутылки водки, трёх стаканов пива и ста грамм раствора для очистки окон, того самого, который гей Вадим уговорил меня попробовать, стоял я плохо, а передвигаться вертикально вообще не мог. На третьем этаже решил: если сейчас не отолью, к четвёртому уж точно обоссусь, – и сделал своё дело прям на лестничной площадке, на забытый кем-то шприц. Добрался до двери и позвонил. Молчание. Фак! Я заколотил ногами в грёбаную дверь что было силы. Какая-то мразь завозилась внутри. Мне открыли. На пороге была голая девица лет семнадцати с большими сиськами. Ошибся дверью! Я так испугался, что сейчас же блеванул от неожиданности…»
– Ну, как? – озабоченно просил Артемий.
– Вроде бы, неплохо, – отозвался Алексей. – Да я, вообще, не спец в таких вещах…
Артемий ждал другого. Он остался недоволен. Чуть подумал и спросил:
– По-моему, тут слишком много этих самых… Ну, несовременных выражений. Например, вот: «сделал своё дело». Надо жёстче! Как ты думаешь?
– Ага, – сказал Алёша. – Надо жёстче.
– Ну, а как иначе скажешь? Видишь, «обоссусь» здесь уже было, «отлить» – тоже. Надо, чтоб слова не повторялись! Полчаса сижу, придумать не могу. Не хватает мне разнообразия лексики. Мне… тесно…
– В рамках языка, – сказал Алёша.
И подумал: «Всюду угнетение, несвобода! Даже тут!».
– А мата здесь хватает? – вдруг спросил Артём взволнованно. – Роман – скандальный. Я хочу, чтоб он шокировал. А на мещанскую «культуру» – мне плевать, сам знаешь, с колокольни…
– И мне тоже! – воодушевился Алексей.
Он успокоил автора: по тексту сразу видно, что Артемий мыслит прогрессивно.
– Так думаешь, что мата здесь достаточно? Хм… Я вот думал: не добавить ли?
– А кашу маслом не испортишь! – заявил Двуколкин, ощутив себя причастным к благородному процессу.
Автор оживился и стал вдохновлено шпиговать свой опус матом: вероятно, так же, как поставщик «мяса» для «Мак-Пинка» шпиговал свой продукт соей, краской и ароматизаторами.
Тут вошёл Серёжа. Бросил вещи, деловито огляделся:
– Попрошу очистить ЭВМ!
– Да щас… ты погоди… маленько… – взволновался литератор.
– Что, опять прошибло? – отвечал Сергей сочувственно. – Давай-давай. Слезай. Работа есть.
– Блин, погоди ты! Творческий процесс срываешь! – И Артемий продолжал азартно набирать на «клаве» матюги.
Потом занёс словечко из трёх слов в буфер обмена и стал просто жать где надо Ctrl+V. Не зря! Алёша обнаружил: кнопка «Х» была изрядно стёрта.
– Ну, давай быстрее! – возмутился программист. – Мешая мне работать, ты срываешь сроки Революции!
«Шутник», – подумал Лёша.
– Ты ж сказал, уже почти готово, – заявил Артемий.
– Вот почти, да не почти!
– Успеешь, блин. Серёга, Революция, она ведь по-любому неизбежна, раньше или позже, а мой творческий порыв может погибнуть, – заявил писатель, ткнул как будто в кнопку, но попал левее «клавы».
А потом правее.
– Да, Артемий – наше всё, – косясь, сказал Алёша. – А чего ты программируешь?
– Фигня… заданье, – отвечал Сергей небрежно. – Слышь, ты, «наше всё»! Слезай с компа, а то я его вообще от тебя спрячу! Ты какой-то… Пил, что ль?
Тут Артём хотел схватить за мышку, но, пошарив рядом с нею, почему-то растерялся.
– Убегает! – заявил он.
Отвернулся от экрана, странно посмотрел на Лёшу и Серёжу и спросил:
– Блин! Кто вчера сказал: «Ножки не торкают»?
– Ну, я сказал, – сознался программист. – Так мы ж решили их не есть. Я думал… Думал, ты их выбросил.
– Ага-а! – дебильно протянул Артемий. – Я дурак, что ль? Мне обедать было нечем.
На тарелке оставалось полгриба.
– Ну… Я слышал… – хотел оправдаться программист. – Кто знает – говорили…
– Ни хрена они не знают! – заплетаясь, заявил Артемий. – Ал-л-лексей! С-садись на моё мес-сто! Б… будешь наб-бирать! С-спасибо, блин, Серёга… Ан-н-нд-д-дег-г-гр-р-раунд-д-д-д тольк-ко так и пиш-шет!
Утром в понедельник голова Алёши трещала от усердной помощи писателю. Было одиноко. Виктор не приехал, а второй сосед, Аркадий, не являлся больше суток. «Он у девушки» – сказал себе Двуколкин. Опять попробовал представить себе эту чаровницу, и внутри обрисовалась помесь мамы из Игыза с Лизой из «Мак-Пинка». Странно, почему он вспомнил эту девочку, когда решил, что всё взорвётся? Глупо как.
А поделиться – так ни с кем не удалось.
