Чак Паланик - Дневник
Твоя бедная, полная горечи жена смотрит на деревянный ящик в руках у Грейс. Блеклое дерево под пожелтевшим лаком, латунные уголки и шарниры потускнели почти до черноты; у ящика есть ножки, которые раскладываются, превращая его в мольберт.
Грейс протягивает ящик, крепко зажатый в ее посиневших, неуклюжих руках, и говорит:
– Тебе понадобятся эти штуки.
Она встряхивает ящик.
Окоченевшие кисточки, старые тюбики ссохшейся краски и обломки пастели громыхают внутри.
– Чтобы начать рисовать, – говорит Грейс. – Когда придет время.
И твоя жена, которой некогда закатывать истерику, она лишь говорит:
– Забудь об этом.
Питер Уилмот, твоя мать никому на хрен не нужна.
Грейс улыбается и широко распахивает глаза. Она вздымает ящик выше, говоря:
– Разве это не твоя мечта?
Ее брови подняты, ее мышца-корругатор напряжена, она говорит:
– Ты ведь всегда хотела рисовать, с самого детства?
Мечта любой девчонки из художественного колледжа. Где тебе рассказывают о восковых карандашах, анатомии и морщинах.
Зачем Грейс Уилмот вообще прибирается, одному Богу ведомо. Что им сейчас нужно, так это складывать вещички. Все ценное в доме, твоем доме – столовое серебро установленной пробы, вилки и ложки громадные, как садовые инструменты. Над камином в столовой – портрет маслом Одного Мертвого Уилмота. В подвале – блистающий ядовитый музей окаменевших джемов и желе, древних домашних вин, груш, застывших в янтаре сиропа во времена расцвета колониального стиля.[6] Липкий осадок богатства и досуга.
Из всех забытых бесценных предметов вот что мы спасаем. Артефакты. Реплики памяти. Никчемные сувениры. То, что не продать с аукциона. Шрамы, оставленные счастьем.
Вместо того чтобы упаковать что-нибудь стоящее, Грейс принесла этот старый ящик с красками. В обувной коробке Табби – дешевая бижутерия, парадные драгоценности – брошки, кольца и ожерелья. Слой выпавших из гнезд стразов и искусственных жемчужин шуршит по дну коробки. Коробка полная острых заржавленных булавок и битого стекла. Табби стоит, опираясь на руку Грейс. За нею, вровень с ее макушкой, на двери написано «Табби, двенадцать лет», и флуоресцентным розовым фломастером обозначена дата, один из дней этого года.
Дешевая бижутерия, Таббина бижутерия, она принадлежала всем этим людям.
Грейс взяла с собой только свой дневник. Свой красный кожаный дневник да кое-какие легкие летние шмотки, по большей части – пастельных тонов свитера ручной вязки и плиссированные шелковые юбки. Дневник из треснувшей красной кожи, с маленьким медным замочком, чтобы не раскрывался. Надпись, тисненная золотом на обложке, гласит: «Дневник».
Грейс Уилмот, она постоянно донимает твою жену: заведи дневник.
Грейс говорит: «Начни рисовать опять».
Грейс говорит: «Ступай. Выметайся из дома и полежи еще в больничке».
Грейс говорит: «Улыбайся туристам».
Питер, твоя бедная, нахмуренная людоедка-жена глядит на твоих мать и дочь и говорит:
– В четыре. Вот когда мистер Делапорте придет за ключами.
Это не их дом, уже нет. Твоя жена, она говорит:
– Если к тому времени, когда длинная стрелка будет показывать двенадцать, а короткая – четыре, вы что-то не упакуете или не спрячете под замок, вы никогда этого больше не увидите.
Мисти Мэри, в ее рюмке осталась по крайней мере пара глоточков. И, видя рюмку вон там, на столе, она будто видит ответ. Будто видит счастье, покой и комфорт. Каким видела раньше остров Уэйтенси.
Стоя у парадной двери, Грейс улыбается и говорит:
– Никто из Уилмотов никогда не покидал этот дом навсегда.
Она говорит:
– И никто из тех, кто являлся сюда из внешнего мира, не оставался надолго.
Табби глядит на Грейс и говорит:
– Бабуся, quand est-ce qu’on revient?[7] И ее бабушка говорит:
– En trois mois,[8] – и гладит Табби по головке. Твоя дряхлая, бесполезная мать идет дальше скармливать пух и нитки пылесосному шлангу.
Табби открывает парадную дверь, чтобы отнести чемодан к машине. К этой ржавой груде металлолома, воняющей мочой ее отца.
Твоей мочой.
И твоя жена спрашивает ее:
– Что тебе сейчас сказала бабушка?
И Табби оборачивается. Она закатывает глаза и говорит:
– О господи! Расслабься, мама. Она сказала лишь, что нынче утром ты отлично выглядишь.
Табби лжет. Твоя жена не дура. Сегодня она знает, как она на самом деле выглядит.
То, что тебе непонятно, можно понимать как угодно.
Потом, когда она снова остается одна, она, миссис Мисти Мэри Уилмот – когда на нее никто не смотрит, твоя жена встает на цыпочки и тянется губами к внутренней стороне двери. Ее пальцы растопырены, прижаты к годам и предкам. Коробка мертвых красок лежит на полу у ее ног, а она целует грязное пятно под твоим именем, где, если она все правильно помнит, оказались бы твои губы.
1 июля
Для протокола, Питер, это и правда отстой, говорить всем, что твоя жена – горничная в гостинице. Да, может, два года назад она и была горничной.
Нынче ей выпало счастье работать заместителем супервайзера столовой. Она «Работница месяца» в гостинице «Уэйтенси». Она – твоя жена Мисти Мэри Уилмот, мать твоей дочки Табби. Она почти, почти что, чуть ли не обладательница диплома бакалавра изящных искусств. Она участвует в выборах и платит налоги. Она – королева гребаных рабов, а ты – коматозный овощ с мертвым мозгом и трубкой в жопе, подключенный к тьме-тьмущей дорогущих примочек, которые не дают тебе окончательно сдохнуть.
Дорогой милый мой Питер, ты не в том положении, чтобы называть кого-нибудь жирной ебучей тупицей.
У таких жертв комы, как ты, сокращаются все-все мышцы. Сухожилия сжимаются все туже и туже. Колени подтягиваются к груди. Руки складываются, упираясь локтями в брюхо. Ступни… икры так сокращаются, что пальцы подгибаются вниз под жутким прямым углом, больно даже смотреть. Кисти рук… на них пальцы заворачиваются внутрь, так что ногти врезаются в кожу запястий. Каждый мускул и связка становятся все короче и короче. Выпрямляющие мышцы твоей спины, они съеживаются и тянут твою голову назад, пока она едва не прижимается к твоей жопе.
Ты чувствуешь это?
Ты, весь скрюченный и завязанный в узел – вот то безобразие, посмотреть на которое Мисти ездит в больницу, тратя на дорогу битых три часа. И это не считая парома. Ты – то самое безобразие, за которым Мисти замужем.
Это худшая часть ее дня, когда она пишет эти строки. Это твоей матери, Грейс, пришла в голову блестящая идея, чтобы Мисти завела «дневник комы». Именно так всегда поступали моряки и их жены, сказала Грейс, они вели дневник каждого дня разлуки. Это достопочтенная древняя традиция мореплавателей. Традиция острова Уэйтенси золотой старины. После долгих месяцев разлуки, увидевшись вновь, моряки и их жены давали друг другу свои дневники, чтобы наверстать упущенное. Как росли дети. Что творилось с погодой. Записки обо всем. На этих страницах – каждодневное дерьмо, которым ты и Мисти грузили бы друг друга за ужином. Твоя мать сказала, что для тебя это хорошо, что это поможет тебе выздороветь. Однажды, будь на то воля Божья, ты откроешь глаза, обнимешь Мисти и поцелуешь ее, твою нежную жену, и тебя будут ждать все потерянные годы, описанные во всех сладостных деталях – подробности того, как рос твой ребенок и как твоя жена тосковала по тебе, и ты сможешь сесть под деревом с бокалом сладкого лимонада и оттянуться всласть, наверстывая упущенное.
Твоя мать Грейс Уилмот – ей нужно очнуться от своей собственной разновидности комы.
Дорогой, милый мой Питер. Ты чувствуешь все это?
Каждый пребывает в своей персональной коме.
Что ты сможешь вспомнить из прежней жизни, никто не знает. Один из возможных вариантов: вся твоя память стерта. Бермудский треугольник. Твой мозг поврежден. Ты родишься совершенно новым человеком. Другим, в том же теле. Перевоплощение.
Для протокола: вы с Мисти встретились в художественном колледже. Она от тебя залетела, и вы двое переехали сюда, чтобы жить с твоей матерью на острове Уэйтенси. Если ты и так помнишь эту чушь, листай вперед. Читай по диагонали.
Чему тебя не учат в художественном колледже – так это тому, как может кончиться вся твоя жизнь, стоит тебе залететь.
Имеется бесконечно много способов самоубийства, не влекущего немедленной смерти.
И просто на тот случай, если ты забыл: ты слеплен из куриного говна. Ты – эгоистичный, недоделанный, ленивый, бесхарактерный кусок дерьма. На тот случай, если ты не помнишь: ты завел ебучую машину в ебучем гараже и попытался удушить себя, жалкий говнюк, выхлопными газами, но нет, ты даже этого не смог сделать, как надо. Проку было бы больше, позаботься ты приступить к делу с полным бензобаком.
Просто чтобы ты знал, как плохо ты выглядишь: когда человек дольше двух недель находится в коме, медики называют это стойким растительным состоянием. Твое лицо распухает и наливается кровью. Твои зубы расшатываются и выпадают. Если тебя не переворачивать каждые несколько часов, у тебя будут пролежни.
